Зимняя вишня (сборник) - Владимир Валуцкий

— Спасибо, — улыбнулась Таня. — Я скоро! — И скрылась в парикмахерской. А Збруев поставил чемодан у входа и сел ждать.

По тротуару торопились куда-то две молоденькие девушки в коротеньких юбочках. Но вдруг обе, как вкопанные, остановились перед витриной парикмахерской. Лица их выразили панический восторг. Девушки зашептались и захихикали. Потом у витрины остановился мужчина — и стал тоже глядеть внутрь с крайним любопытством. Подошло еще несколько человек.

Збруев, сидящий у дверей парикмахерской, нахмурился и встал.

— Не скапливайтесь, товарищи, — сказал он. — Проходите.

— Дроздова!.. — почему-то шепотом сообщил ему мужчина, кивнув на витрину.

— Ну и что, что Дроздова! — сердито воскликнул Збруев. — Обыкновенный советский человек, разве что красивый. Проходите!

Разогнав толпу, он перенес чемодан и, как страж, уселся под витриной.

А возле клуба на одной из тихих улочек в районе Пресни была уже настоящая толпа…

Вылезая из такси, Збруев замешкался с чемоданом, а Таню на ступенях колоннады уже встречали представители общественности, с цветами, улыбками и с директором клуба во главе. Ее мгновенно подхватили и повели в здание. Збруев прибавил шагу.

Когда он вошел в вестибюль — Таню он не увидел. Зато увидел большую группу солдат.

— Вежливее, вежливее, товарищи!.. — взволнованно покрикивал лейтенант на подопечных, размахивающих программками, карточками Дроздовой и просто листочками. В руках у самого лейтенанта тоже был блокнотик. Солдаты лихим штурмом добывали автографы.

— А что написать? — услышал Збруев голос Тани.

— Что-нибудь хорошее напишите! Барбашеву — от артистки Дроздовой!

— И мне!.. Бессмертный — моя фамилия!

— И мне, товарищ Дроздова!.. А это — за товарища, он в госпитале!..

Директор клуба волновался, поглядывая на часы.

Подбегали новые добытчики, военные и штатские, и этот водоворот все больше увлекал Збруева внутрь толпы — и скоро он был уже совсем близко от Тани. Уже не только слышал ее, но и видел: как Таня улыбается, как утопает она в букетах, как вырывает из блокнота предупредительного лейтенанта листочки, одаривая всех, налево и направо.

— Пожалуйста!.. Пожалуйста!.. Не за что!.. Это вам… А это кому?.. Что-то я совсем запуталась, ребята… Вам, кажется?

И вдруг Збруев осознал, что бумажка с автографом протянута ему, и машинально ее взял.

Таня же, передавая листок, на секунду задержала взгляд на лице Збруева:

— А с вами мы, кажется, где-то уже встречались?..

Не успел Збруев ответить, как Таню скрыл плечистый сержант:

— А меня помните? Я — Козлов, на Новый год вам открытку прислал!

— А… Помню, помню!.. — услышал Збруев. — Спасибо!..

— А меня? Вы у нас в части выступали!

— Помню, всех помню! — смеялась Таня.

И толпа двинулась к дверям зала.

И тут — стихнут голоса, хотя разговор, судя по всему, будет продолжаться, — и зазвучит грустная мелодия балалаек.

В век космических открытийДо звезды — достать рукой…Братцы, звездам не пишите:Перспективы — никакой.Ну а ежели серьезно —Звездам можно и простить:Ведь на то они и звезды,Чтобы каждому светить!

…Мечта, окруженная множеством Збруевых, удалялась в направлении зала, а один из них — тихо брел со своим чемоданом в другую сторону, к выходу, мимо стены, заклеенной одной и той же афишей: улыбающаяся артистка Дроздова в новом фильме — повторяющейся бесконечно, как пулеметная очередь.

— Что-то вы остановок больно много делаете, товарищ ефрейтор, — сказала кассирша в окошечке, возвращая Збруеву закомпостированное проездное предписание.

— Родственники, — отозвался Збруев. — Большая семья.

Над старинным городком Княжий Остров плыл архаический малиновый звон.

Было воскресенье — и со всех сторон к собору тянулись приезжие старухи. На перекрестке двух наиболее оживленных магистралей их негустой поток сливался с потоком неверующих горожан, которые гуляли просто так, по случаю выходного дня.

Расплетаясь, один рукав людской реки продолжал путь к собору, другой — вкатывался под арку Сада Отдыха. И в этом, другом рукаве, чинно держась под руку, шли Римма Филимонова и Збруев.

— Вы не обижайтесь, что я вас домой не пригласила, — сказала Римма. — Мне девчонки говорят: Римка, ты молодость губишь, все дома да дома… А мне нравится! Я радио слушаю, вышиваю, художественную литературу читаю. В этом году, правда, только шесть книжек прочла: эпидемия гриппа, мы, медсестры, из больницы не вылезали… Костя, а вы романтик?

— Я? Конечно — романтик, — кивнул Збруев. — А вы?

— Я — ужасный романтик, — вздохнула Римма. — Все мечтаю, мечтаю… Скажите — вам иногда хочется умчаться далеко-далеко и встретить там что-то большое и светлое? Бывает?

— Ясное дело, — согласился Збруев. — Даже часто.

— Ой, надо же, как мы похожи…

Они проходили мимо комнаты смеха.

— Может, зайдем, посмеемся? — предложил Збруев.

— Не люблю, — сказала Римма. — Там человек в искаженном виде представляется.

— Думаем все! — крикнула с эстрады женщина с микрофоном. — Пятый вопрос: почему Красные Ворота называются красными?

На скамейках сидело несколько человек, в том числе Римма и Збруев.

— Так покрасили! — крикнул хулиганствующий подросток.

— Товарищ считает так. Будут другие мнения?..

— Костя, вы знаете? — шепнула Римма.

Збруев крикнул:

— Красные — значит красивые!

— Товарищ дал правильное определение! Армия впереди. Следующий вопрос: кто, где и при каких обстоятельствах воскликнул: «с такими молодцами — и отступать?»

— Костя, ну? — подтолкнула Римма Збруева.

— Кутузов, в битве при Бородино!

— Товарищ снова на высоте, остается позавидовать его девушке. Теперь переходим к искусству. Перечислите фильмы с участием артистки Татьяны Дроздовой.

Римма посмотрела на Збруева, но Збруев молчал.

— Мало каши ел твой Костя, — сказал подросток.

— А тебя, сопля, не спрашивают! Ну, Костя?.. — нежно подбодрила она Збруева.

— Скучное мероприятие, — вдруг вставая, сказал Збруев. — Пошли отсюда.

Качели лихо взлетали в небо — и вместе с ними то взлетал, то падал Сад Отдыха — с палатками, транспарантами и толпой гуляющих людей. Римма смеялась, пищала и придерживала подол платья. Збруев же стоял в лодке твердо, как постамент.

Потом качели остановились, Збруев и Римма сошли на землю и встали в очередь за мороженым.

— Два за двадцать восемь! — попросил Збруев.

— Зачем двадцать восемь? — сказала Римма. — Есть фруктовое.

— Тогда — одно за семь, — сказал Збруев. — Я фруктовое не люблю.

— Ну, если одно — тогда уж лучше за пятнадцать.

Збруев купил мороженое и вручил Римме.

Они отошли от лотка и заняли очередь на карусель.

— Значит, мороженое вы не любите, — сказала Римма. — А что вы любите?

— Все люблю. Кашу, картошку, селедку, винегрет, борщ, голубцы… косхалву… Пироги люблю. Тетка у меня толковые пироги печет.

— Я тоже пироги неплохо пеку, — сообщила Римма. — Я вообще люблю готовить. Могу бефстроганов, блинчики диетические, безе. Перед едой, говорят, выпить хорошо? — небрежно поинтересовалась она.

— Нет, — сказал Збруев. — Я к этому равнодушный.

— Правда? Это хорошо! Терпеть не могу алкоголиков. Нет, против рюмочки я, конечно, не возражаю, но если бы мой муж пришел пьяный, убила бы на месте!

Звучала прозрачная музыка адажио из «Лебединого озера». Римма плыла верхом на лебеде, Збруев восседал рядом с ней на жирафе. Карусель медленно кружилась над головами ожидающих очереди.

Римма нежно глядела на Збруева. Звучала музыка. Плыла карусель.

Так они трижды проплыли по кругу, потом музыка оборвалась, карусель остановилась, и дежурная по аттракциону открыла калитку.

Збруев и Римма спустились вниз.

— Хороший у вас вестибулярный аппарат, — сказала Римма. — А у меня голова закружилась… Присядем?

Збруев послушно сел на скамейку. Римма положила ему голову на плечо.

Карусель тем временем приняла новую партию гуляющих, и снова грянуло адажио из «Лебединого озера».

— Костя!.. — торжественно сказала Римма. — Я вам доверяю. Сейчас мы пойдем ко мне и будем пить чай!

Они вошли в квартиру с большим коммунальным коридором. По дороге к своей комнате Римма поочередно заглянула во все остальные.

— Марта Михайловна, вы дома? А это мы. Познакомьтесь — это Костя.

— Очень приятно, — сказала Марта Михайловна, выглядывая в коридор.