Роман о Виолетте - Александр Дюма

– О, ты разжигаешь меня, но не гасишь мое пламя, – терзалась графиня от неутоленного желания.

– Послушай, моя прекрасная возлюбленная, – сказала Виолетта, – давай попробуем иначе.

– Как?

– Ложись на кровать, голову откинь назад, в противоположную от зеркала сторону, а я встану на колени и поласкаю тебя ртом.

– Все будет так, как ты захочешь.

Графиня вспрыгнула на кровать; она запрокинула голову назад, взор ее был устремлен в потолок, ноги раздвинуты, а тело, повторяя округлую форму ложа, изогнуто.

Настал условленный миг, и я ползком прокрался из кабинета.

– Хорошо я улеглась? – спросила Одетта и восхитительно двинула ягодицами, окончательно теряя самообладание.

– Пожалуй, – согласилась Виолетта.

– Теперь раздвинь там волосы на две стороны и обработай мою бороздку.

Я точно следовал указаниям, предписанным моей подружке.

– Попала в точку? – поинтересовалась Виолетта.

– Да, а сейчас… ротиком… и попробуй только не удовлетворить меня – задушу!

Я прильнул губами к намеченной цели и без труда обнаружил искомый предмет, не найденный притворщицей Виолеттой, за что она и заслужила упреки в неумелости; нащупать этот очаровательный предмет было тем более легко, что – как я и предвидел – у графини он был формы более удлиненной, чем обычно бывает у женщин; его можно было сравнить с бутоном девичьей груди, затвердевшим от сосания языком; я завладел им и стал нежно перекатывать между своих губ.

Графиня застонала от наслаждения:

– О, это то, что надо, не останавливайся… лучше и быть не может.

Я продолжал, постоянно притягивая к себе Виолетту и демонстрируя партию, которую ей предстояло исполнить в нашем трио.

В отношении меня Виолетта держалась уже не как неловкая любовница Одетты, а как полноправная соучастница наслаждения: предвосхищая изысканные причуды сладострастия, она впилась ртом туда, куда я, довольствуясь малым, направил ее руку, и доставила мне несказанное удовольствие тем, что, несмотря на различное устройство женских и мужских органов, ласкала меня таким же манером, как я – графиню. Та же по-прежнему выражала свой восторг.

– О, право же, как все хорошо. Ах, обманщица, говорила, что ничего не умеет, а сама исполняет именно так, да, именно так… только не очень быстро. Продолжай, мне нравится, ах… ох… твой язычок, как я его чувствую. Да ты… очень… ну надо же… какая искусница! Теперь зубками… о, так… покусай-ка меня… ах, просто замечательно!

Будь у меня возможность произнести хоть слово, я непременно наградил бы не менее лестными отзывами Виолетту – пылкая девочка обладала особым чутьем в любовных делах.

Ласкать графиню было необычайно приятно; никогда еще, признаться, язык мой и губы не вкушали персика более сочного и душистого. Плод был столь крепок и свеж, что, казалось, принадлежал шестнадцатилетней девочке, а не двадцативосьмилетней даме. Чувствовалось, что мужское вторжение было непродолжительным, оно лишь проложило дорогу для нежностей более деликатного свойства.

Однако в своих ласках я не ограничился прикосновениями к клитору – источнику наслаждения для юной девушки, которая ублаготворяется в одиночку; женщина зрелая получает не менее сильное наслаждение и при помощи влагалища.

Время от времени язык мой проваливался в горячие и обильные глубины лона. Наслаждение оставалось прежним по силе, менялся лишь его очаг. В такие мгновения, чтобы не давать графине передышки, место моих губ на клиторе тотчас занимал мой палец.

Графиня пришла в восхищение.

– Просто невероятно, никогда еще мне не было так хорошо. Пусть это никогда не кончается, пообещай, что повторишь все снова. Я так тебя чувствую, ощущаю твои губы, зубки, язык, о, если не остановишься, я больше не вытерплю, нет сил… Я приближаюсь… вот-вот изольюсь… неужели это ты, Виолетта, довела меня до такого накала!

О, Виолетта!..

Виолетта не пожелала отозваться.

– Виолетта, подтверди мне, что это ты. О, нет, это невозможно! Тут слишком глубокое познание женской природы.

Графиня попыталась приподняться, однако, обеими руками надавив ей на грудь, я пригвоздил ее к постели; тем временем она дошла до пика наслаждения, губами я ощущал, как все ее потаенные органы сократились. Язык мой задвигался быстрее; к нему присоединилось щекотание моих бездействовавших до сей поры усов, более не желающих довольствоваться ролью свидетеля. Графиня скорчилась, издала стон, после чего меня обдало теплым нектаром, казалось стекающимся со всего ее тела во влагалище, и, наконец, одним мощным вдохом вобрав губами все это, я поневоле впитал в себя подлинную сущность графини.

Дождавшись этого мгновения, я и сам предался неистовому восторгу сладострастия.

Виолетта, изнеможенная и распростертая, лежала у меня в ногах.

У меня недостало сил удержать графиню; она спрыгнула с кровати и, окинув взором поле брани, издала ужасный вопль.

– Воистину, – обратился я к Виолетте, – я сделал все, что мог, чтобы поссориться с графиней, теперь тебе предстоит примирить нас.

И я удалился в туалетную комнату.

До меня донеслись сначала крики, затем рыдания и наконец, вздохи; приподняв портьеру, я обнаружил, что Виолетта в меру своих сил пыталась помирить нас с графиней, выступая в качестве моей преемницы.

– Что ж, должна признать, что это уже неплохо, – одобрила графиня Виолетту, когда та закончила. – Однако то, что я испытала перед этим, было божественно.

И она протянула мне руку. Итак, мы заключили мир.

Соглашение между воюющими сторонами содержало следующие пункты:

1. Виолетта безоговорочно остается моей любовницей.

2. Я предоставляю ее в пользование графини, но всегда в моем присутствии.

3. Если я пожелаю, то могу в отношении графини выступать в роли женщины, но никогда – в роли мужчины.

Упоминались в нем и оговорки, сделанные самой Виолеттой.

Тройственное соглашение было подписано всеми сторонами. Примечание на документе гласило: если графиня с Виолеттой обманут меня, то на время их преступного сговора я приобретаю в отношении графини такие же права, какими я наделен в отношении Виолетты.

ГЛАВА VII

Первое время своеобразный акт о разделе, заключенный между мной и графиней, несколько настораживал Виолетту – она опасалась, что я охладею к ней. Такого рода сомнения порой одолевали и меня. Однако тройственный союз, напротив, усилил нашу страсть, привнеся в нее особую остроту.

Строго соблюдая условия договора, ни я, ни Виолетта не донимали друг друга ревностью.

Графиня же оказалась менее терпимой и каждый раз, когда на ее глазах я выступал в роли мужчины для Виолетты, лаская ее, тотчас требовала от девочки проявлений самой пылкой нежности.