Силач - Альберто Васкес-Фигероа

— Вы полагаете, что если бы я действительно была прислужницей дьявола, он позволил бы запереть меня здесь? Уж если я сумела зажечь воды озера, то уж разрушить стены этой темницы мне тем более ничего бы не стоило.

— Дьявол может сделать лишь то, что ему позволит Господь.

— Если Господь позволяет ему овладевать людскими душами, то почему Бог не позволит дьяволу отпереть эту дверь?

— Мне неизвестны его планы.

— Вам неизвестно слишком многое из того, что происходит вокруг, святой отец... Слишком многое!

Увы, она была права, и брат Бернардино де Сигуэнса не мог с этим не согласиться. Он впал в настоящее отчаяние, потому что с каждым днем все больше отдалялся от истины. Именно это чувство бессилия заставило его однажды набраться мужества и вызвать для допроса виконта де Тегисе, наотрез отказавшегося давать показания.

Однако настырный монах не желал отступать, и дело кончилось тем, что его самого однажды вызвали в Алькасар, пред грозные очи самого губернатора Бобадильи, и потребовали ответа, как он смеет беспокоить столь важных персон.

— Как вы смеете?.. — только и произнес аскетичный и честный по натуре губернатор, который с каждым днем становился все более угрюмым и желчным, понимая, что его тирании скоро придет конец. — Как вам в голову могло прийти допрашивать высокородного виконта де Тегисе?

— Для меня даже последний крестьянин всегда будет слишком высокородной особой, — последовал смиренный ответ. — Но перед лицом закона все равны, и капитан не должен иметь каких-либо преимуществ перед другими.

— Вы забываете, что это я назначил вас вести это дело, так что вы действуете от моего имени.

— Нет, ваше превосходительство, это вы забываете, что моя миссия, для которой вы меня выбрали, не имеет никакого отношения к делам государства, а имеет лишь прямое касательство к делам Святой Матери Церкви, лишь ей одной я имею счастье служить, — брат Бернардино надолго умолк, чтобы собеседник до глубины души проникся его словами, после чего добавил с поразительным спокойствием в голосе: — Вы можете, к величайшей вашей радости, заключить донью Мариану под стражу, чтобы ее делом занялся королевский суд, но если обвинение касается таких вещей, как колдовство, то лишь церковь, и я в ее лице, может решать, как поступить.

— Я освобожу вас от этого дела.

— Это ваше право.

— Считайте, что я это уже сделал.

— Ну что ж, — францисканец опустил голову, поскреб ногтями затылок, а затем, не глядя на губернатора и не говоря более ни слова, извлек из широкого рукава скрепленный печатью свиток и положил его на стол. — Вот мое решение.

— Что еще за решение? — насторожился тот.

— Решение, подписанное вчера и гласящее, что нет никаких оснований или доказательств для судебного процесса над доньей Марианой Монтенегро.

— Что вы хотите этим сказать?

— Что донью Мариану надлежит немедленно освободить, и никто не должен впредь выдвигать против нее подобные обвинения, если не желает иметь дело со Святой Инквизицией, которую я представляю на этом острове по вашему приказу.

— Но это же нелепо! — в ярости вскричал дон Франсиско де Бобадилья. — Я только что вас сместил!

— Я знаю, ваше превосходительство. Но дело в том, что на документе стоит вчерашняя дата, и для того, чтобы его признали недействительным, равно как и для того, чтобы отстранить меня от должности, вам потребуется особое разрешение из Севильи. Даже в том случае, если церковь посчитает нужным его удовлетворить, до тех пор я остаюсь представителем Святой Инквизиции и имею полное право действовать от имени их величеств. Полагаю, вы не рискнете оспаривать их высочайшую волю?

— Это неслыханно! Вы мне угрожаете?

— Никоим образом, ваше превосходительство. Я всего лишь пытаюсь заставить вас понять, что Святая Инквизиция не подчиняется никому, даже губернатору, и может поступать в соответствии со своими желаниями. Если же вы попытаетесь ей перечить, то должны учитывать все возможные последствия своих действий, — монах пристально посмотрел ему в глаза. — Я не просил об этом назначении; более того, предпочел бы отказаться от него, но все же его принял, причем вовсе не потому, что не мог отказаться, а по велению совести. Лично я предпочел бы, чтобы нога Святой Инквизиции никогда не ступала на эту землю, но уж коль скоро вы ее призвали, то должны принимать ее правила.

Франсиско де Бобадилья к тому времени был уже полностью убежден, что безвозвратно утратил расположение монархов, и считал лишь вопросом времени появление корабля из Европы, на борту которого прибудет новый губернатор, а посему не хотел зря рисковать, вступая в споры со служителями всесильной церкви.

Он долго изучал лежащий на столе документ, который, казалось, так и источал волны опасности; наконец, он нехотя кивнул, давая понять, что смирился.

— Ладно! — начал он. — Готов признать, что не ошибся в своем выборе, учитывая вашу репутацию честного и справедливого человека, и будет лучше для всех, если мы оставим это как есть. Спрячьте пока бумагу, — указал он на документ, — и продолжайте ваше расследование.

— А что насчет капитана де Луны? — настаивал маленький францисканец.

— Он примет вас завтра.

— Точно?

— Даю вам слово. Оставайтесь дома.

Монах послушался и целый день и в самом деле не выходил из дома; но с наступлением темноты, когда спала невыносимая жара, к которой он никак не мог привыкнуть, брат Бернардино де Сигуэнса уже робко стучался в дверь особняка виконта де Тегисе — если так можно было назвать строение из камней и необожженной глины, которое виконт делил с Ферминой Константе — привлекательной проституткой, открывшей монаху дверь. Смерив гостя презрительным взглядом, она бесцеремонно спросила:

— Что за черт вас принес?

Монах окинул насмешливым взглядом ее огромный живот и многозначительно произнес:

— Думаю, не тот, который очень скоро может унести отсюда вас. Меня ждет капитан, — пояснил он уже совсем другим тоном.

— Вас? — поразилась девица. — А вы, случаем, не инквизитор?

— Не инквизитор и не случайно, — спокойно ответил тот. — Я всего лишь скромный слуга закона, ведущий следствие по делу доньи Марианы Монтенегро. Я могу войти?

Она подалась в сторону, давая ему возможность протиснуться мимо своего огромного живота, одновременно указав рукой вглубь дома:

— Капитан ждет вас во внутреннем дворике. Смотрите, не заблудитесь!

По правде сказать, заблудиться здесь было сложно, учитывая крошечные размеры жилища, так что монах сразу же обнаружил виконта де Тегисе мирно похрапывающим в тени индийского ореха, в одном из туземных гамаков, в которых испанцы так любили проводить полуденную сиесту.