Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 6 (СИ) - Март Артём

— Нужны, — обернувшись к нему, сказал я, — Мне надо три-четыре человека, чтобы вызволить моих. Вдруг они охраняются.

— Ага, понял, — он кивнул. — Ща пацанам звякну, пусть подъедут на место.

— Хорошо. Слышал, куда ехать надо?

— Да че, мы Северную МТС не найдем, что ли? — Хмыкнул Жижа.

— Тогда буду ждать вас там.

Бандит кивнул, и они вернулись в свой Чероки. Крепкую машину потрепало, однако, хоть и не сразу, но его двигатель завелся. Джип медленно сдал назад. Когда прижатая Вольво освободилась, ее напряженный металл заскрипел расслабляясь.

— Степаныч? — Подошел я к старику, — ты как?

— Жить буду, — покивал он.

— Со мной поехать сможешь? Или отправить тебя с пацанами? Пусть подбросят до травмпункта.

Я знал, что Степанычу было совсем нехорошо. Он выглядел уставшим и потрепанным. На лбу открылись ссадины, и кровь запачкала старику лицо. Взмокшие от пота волосы сбились в темные сосульки. Он с трудом выпрямился, взявшись за поясницу. Лицо Степаныча исказила гримаса боли.

По-хорошему отправить бы его в больницу, подлечиться. Да только я понимал, что он не захочет. Что решит отправиться со мной, чтобы вызволить жену, которую только недавно снова обрел. Я понимал Степаныча и поступил бы на его месте точно так же: отправился вызволять близких, несмотря ни на какие раны.

Лицо старика приобрело решительное выражение. Было видно, что он силой воли отбросил мысли о боли, которой ныло сейчас все его тело. Потом проговорил:

— С тобой. Я еду с тобой, Витя.

— Хорошо, — я кивнул.

— А я? А меня? — Вклинился Нойзман. — Меня надо в больницу… Мне плохо…

Я опустился. Схватил американца за одежду.

— Вставай, — приказал я и потянул его подняться.

Тот торопливо встал на ноги, испуганно уставился на меня.

— У меня серьезные травмы… Мне нужна медицинская помощь… — запричитал он.

— Ничего, падла. Потерпишь.

Испуг, бившийся в глазах американца, смешался с настоящим удивлением.

— Но… Ты ведь обещал, что отвезешь меня в больницу!

Я глянул на него исподлобья.

— Ну вот и ощути на своей шкуре, каково это, когда тебя бьют твоим же оружием — ложью.

Просто так американца отпускать было нельзя. Отдам его в больницу сегодня, а утром меня просто возьмут менты. Я почти уверен, что он побежит в милицию писать заявление. А с его связями и деньгами мне сложно будет отбрехаться.

Нойзман просто наплетет в три короба что-нибудь о том, что я хотел похитить его ради денег. Что вся Оборона — это не что иное, как ОПГ, кошмарящяя его комбинат. Можно было отдать амера черемушкинским, но это значило сразу подписать ему смертный приговор. Я не думал, что это разумно, учитывая его высокий пост на комбинате. У руководства холдинга точно будут вопросы по этому поводу. Так что, что делать с амером мне еще предстояло придумать.

Пацаны Кулыма докинули нас до конторы, и я, попросив у Жижи ствол, пересел в Пассат.

— На вот, — бандит протянул мне свою Биретту и два полных магазина патронов. — Только не потеряй, Витя. Штука дорогая, я такую давно хотел и еле нашел. Со штатов мне привезли.

После, мы отчалили за город. Раненного Нойзмана я затолкал в багажник. Степаныч же сел на соседнее пассажирское.

— Хреново выглядишь, — сказал я старику, когда мы покинули Армавир. — Как себя чувствуешь?

— Так как будто в меня двухтонный джип въехал, — проговорил он в ответ.

Степаныч постоянно кривился от боли и ерзал на сидении, пытаясь найти удобное для болевшей спины положение.

К тому же его рассеченный лоб кровоточил. Раны никак не унимались, кровь продолжала бежать по лицу и почти не останавливалась. Даже когда я дал ему какую-то тряпку из салона, это не помогло. Старик был бледен.

— Сука, да что ж оно не прекращается? — Спросил он, утирая лоб в очередной раз.

Я глянул на старика. Заметил, что его волосы на лбу сильно пропитались кровью. Свернув на обочину, я сказал ему:

— А ну-ка, дай гляну голову.

Степаныч подставил мне темечко, и я включил в салоне свет.

— Мля… Аккуратно… ты чем там с меня скальп снимаешь? — Спросил он, когда я тронул большую рану, скрытую в волосах.

— Степаныч, ты себе башку рассадил, — проговорил я. — Рана в волосах и кровит.

Значит, вот в чем было дело. Степаныч поранил голову. Если сначала крови было немного, и в уличной полутьме казалось, что он просто промок от пота, то теперь стало видно, что волосы напитались ею, превратились из просто темных в темно-красные.

— Сука, — искривившись от боли, старик откинулся на кресло. — Дай мне что-нибудь. Эта дрянь, — он показал тряпку, — уже вся кровшой пропиталась. Сука… голова болит так, что непонятно, где рана.

— У меня в багажнике есть аптечка. Сейчас принесу.

Я покинул машину, открыл багажник. Оттуда полными ужаса глазами на меня посмотрел скрючившийся в позе эмбриона Нойзман.

— Аптечку дай, — грубо бросил я.

Нойзман засуетился, стал копошиться и вертеть головой. Видимо, в багажнике он вертелся, как мог. Американец просто запутался в буксированном тросе и разворошил все содержимое багажника.

— Она там, у задней стенки.

Американец потянулся за аптечкой, взяв, сунул ее мне.

— Угу. — Буркнул я и хотел уже захлопнуть багажник.

— Стой-стой! — Крикнул он, замахав руками. — Что ты со мной сделаешь? Убьешь?

— Заткни хайло, — Проговорил я.

— Меня тошнит… Выпусти… Ни то меня вырвет прямо сюда!

— Ну, значит, будешь сам свою блевотину отсюда вычерпывать.

— Можно хоть попить воды? Я просто…

Внезапно я услышал, как Степаныч блюет с переднего сидения. Торопливо закрыв багажник, я бросился к нему.

— Сука… Видать, сотряс… — Пробурчал старик, сплевывая вязкую слюну.

— У тебя может быть открытая черепно-мозговая, — сказал я.

— Я должен выручить Тамару, — глянул на меня старик, утирая губы. — Меня совесть заест, что я буду сидеть в больнице, пока а она черт знает где, в плену, находится.

— Понимаю. Возьми, — протянул я ему аптечку.

— Щас, погоди, — старик снова отмахнулся. — Опять блевать буду.

Он с трудом выбрался из Пассата, неловко отошел к краю обочины, и старика снова вырвало в придорожную яму.

— Эй! — Крикнул вдруг Нойзман сзади. Мы со Степанычем обернулись.

Нойзамн стоял с водительской стороны и целился в нас из Биретты поверх крыши.

— Зря ты это затеял, — угрожающие сказал я.

— Давай! — Он протянул вторую руку над крышей. — Давай сюда ключи!

— Вот эти? — сказал я, вытащив из кармана ключ от Пассата.

— Меньше разговоров, больше дела! Давай! Ни то я пристрелю вас прямо тут, как бешеных собак!

Степаныч с трудом выпрямился, пытаясь отдышаться.

— Как эта падла выбралась? — Спросил он хрипловато.

Я промолчал, а Нойзман показал мне петлю старого советского буксированного троса, в котором запутался в багажнике.

— Не закрылся, — рассмеялся он как-то истерически. — Не закрылся замок! Только и надо было подсунуть канат куда надо!

— Ты не солдат, Нойзман, — проговорил я, шагнув к американцу. — Не солдат и не стрелок.

— В молодости я провел два года в морской пехоте, — показал он окровавленные зубы в улыбке, а потом прогремел выстрел в воздух. — Следующий я пущу тебе в голову!

— Нойзман, — я сделал еще шаг, американец вздрогнул. — Стрелять по мишеням — это одно. По живым людям — совсем другое. Я стрелял в людей. Не горжусь этим, но приходилось. Такова эта новая жизнь, которую нам устроили вы — наши «западные партнеры».

— Ни с места! Не подходи ко мне! Предупреждаю!

Я сделал еще один медленный шаг.

— Ты можешь выстрелить, — сказал я, похлопав себя по сердцу. — Давай. Стреляй в меня, прямо сюда. Тогда, возможно, ты спасешься. Ну?

— Не вынуждай меня, Виктор, — покачал американец головой.

Его лицо искривилось от досады так, будто он сейчас заплачет.

— Ты думал, что сможешь смотреть на нас, на эти настоящие российские реалии, на вашу победу над Союзом оттуда, с золотых гор? — Спросил я. — Что все, что вы сделали со страной, никогда тебя не коснется? Что обойдет стороной?