Три дня до лета - А. Сажин

– Шуни не стало вчера – сказала мама как будто не мне. – Теперь она с отцом. Знал бы ты, отец, прости нас, отец!

Я взял пакет с улитками и улитятами, пошел к ельнику и аккуратно высыпал их там, прошептав в спасительной тишине – слишком много мертвых на сегодня, слишком.

Конец.

17 Mix1

– Я улечу во Владивосток – сказал я.

– Что? Ты оставишь меня одного?! – спросил мой друг.

– Ничего, справишься.

– Что ты там будешь делать? – поинтересовался он как будто не в серьез.

– Не знаю. Гостиницу возьму, наверное, в самом Владивостоке, еще я забронирую авто, хочу съездить в Арсеньев. Помнишь, я тебе рассказывал, что жил там в детстве, точнее под Арсеньевом, в военном городке части, где служил отец.

Мы уселись на скамейке небольшого парка у ТЦ Июнь. Очень тепло. Уже стемнело. Темнота и глухие расплывающиеся желтоватые лучи редких фонарей, перемешиваясь между собой, рождали божественный коктейль, который настаивался и дурманил не хуже алкоголя. Закусывали мы пиццей на вынос. Прекрасные деньки. Я почему-то вспомнил, что ровно на этом месте, где сейчас ТЦ, в детстве был пустырь и насыпь. Помню, как первого января мы с другом шли здесь и искали неразорвавшиеся петарды. Счастье переполняло, когда мы их находили, и со смаком чиркали их по коробку спичек. Этот друг уже давно женат, а я в принципе не отказался бы так же прогуляться и заняться тем же самым.

– Здесь раньше был пустырь – сказал я.

Друг молчал, потом как будто вникуда сказал:

– Мне её очень не хватает. Я вчера сделал ей сюрприз. Я нарезал 100 карточек с желаниями, которые я могу исполнить, и положил в красивую коробочку.

– Хм… романтично. Ты что, романтик?

– Пошел нахер.

– Мне её действительно очень не хватает, – продолжил друг как ни в чем не бывало – мне хочется каждый день дарить ей счастье. Мне кажется, я для этого и создан. Я создан для любви… Иначе я гибну – говорил огромным нелепым тридцатилетним подростком мой друг. И я подумал, он – это я.

– Я не знаю, что такое любовь. – ответил я. – Что она сказала на подарок?

– Ей он понравился, но она отдала его мне обратно, ведь дома муж. Я сжег коробку на мусорке у её дома. Хочешь, фото покажу?

– Давай! Слушай, а неплохо вышло, сделаю это обложкой своего альбома, если он у меня когда-нибудь будет. Я тут решил, что очень бы хотел быть музыкантом и писать музыку. И чтобы типа ты идешь такой по своему району, где сопляком бегал и собирал петарды, и проезжает машина с открытыми окнами, а оттуда Волной играет твой трек на полную громкость. Знаешь, это моя мечта!

– Хех. Пошли, может. Давай зайдем в Токио, возьмем пару роллов. Там сейчас 1+1.

– Я знал, что без этого не обойдется. Конечно, давай.

Мы сели в его авто, припаркованное неподалёку. Воистину красота вокруг! Желтые нежные фонари, как будто приближается октябрь. Я это почувствовал. Приближение настоящей осени с её бодрящей прохладой. Я очень рад, что еще могу получать удовольствие от этого всего, от подарков природы, от её чарующей магии. Это почти эйфория. Это чудесный момент! Я застонал внутри, закатив глаза от оргазма. Но свет фонарей вцепился в мою грудь, въевшись инопланетным чудовищем и впрыснув в мой организм изображение горящей возле мусорных баков самодельной тридцатилетним мужиком коробочки с желаниями, освещающей нелепые белые туфли друга, полные никому не нужной любви. Он – это я. Внезапно, мне стало пусто, пусто, как в моей квартире. И даже разъедающе страшно. Теперь темнота подействовала на меня по-другому. Я как зверь впитал её опасность и прилип к сиденью авто. Я молчал. Начало сдавливать грудь, кажется, это сердце. Похоже, я сейчас умру. Сложно дышать. Похоже, мои руки немеют, в голове стучит. Что же делать?! А если я отключусь, если сердце остановится? Мне кажется, оно сейчас действительно остановится, оно уже, похоже, работает через раз. Блядь, оно вообще бьется?!! Я скинул ремень безопасности прочь.

– Чувак, если я сейчас сдохну, что ты будешь делать? Вот я буду лежать недвижимый у тебя в тачке. Как ты поступишь, будешь бегать вокруг меня, звонить куда-нибудь?

– Ты серьезно?!

– Да нет, всё норм.

Я пытался держать себя в руках и искал, о чем же приятном подумать, на чем сфокусировать свое мечущееся внимание и кинуть якорь. Но кроме пустой безжизненной квартиры ничего не приходило в голову. Я был слеп. Господи, не хочу туда. Заберите меня кто-нибудь.

Мы подъехали к моей парадной. Было часа два ночи. Тишина двора обволакивала. Мы попрощались. Я подошел к двери, начал набирать код замка. Машина друга тронулась. Спокойствие, шорох шин, ночь… Я один… Опять один. Но из тишины внезапно стал вырастать звук знакомой далекой музыки, становясь всё громче и громче, пока не заиграл на весь двор. Это был мой mix1. Он орал из открытых окон авто моего друга, казалось, на весь город, на всю планету, вырываясь в космос в другие миры. Господи. Я не смог. Я расплакался. Навзрыд. Как ребенок. Мечты сбываются.

18 Тупая история

Во дворах на улице Попова кипела вечерняя летняя жизнь. Один ресторанчик устроил что-то типа барбекю, шумела музыка – какие-то африканские мотивы. Жаркий день засыпал, прекрасная прохлада прибоем наплывала на Петроградку, распространяясь, затекая во все распахнутые двери и арки домов. Мы были под сидром, мы как будто переместились в стратосферу, мелкие частицы воздуха парили в лучах солнца, перемещались, кружили, растворяясь как сахар в янтарном чае. Мимо проходили разные красавицы и модные пареньки. Мне очень захотелось сходить в Сад Ахматовой, мы взяли еще по сидру и пошли пешком. Я шел и рассказывал другу про это место, что, ныряя с шумного Литейного, ты удивительным образом оказываешься в камерном почти мистическом месте, что ты даже не подозреваешь, что оно может быть там. Повседневная расхолаживающая веселая беззаботность сладкой глазурью облепила темный горький шоколад жестокого кровавого прошлого. Сраная комичная фантасмагория! Какие события и люди были под этими деревьями, в этих стенах, а сейчас, прячась от суеты играет пьяное пианинко. Кайф! У каждого свои «места силы», и никто не в праве это судить. Никто. Мы отправились за очередным сидром. Сегодня определенно вечер сидра. Литейный уже не такой шумный. Я шагаю, думаю о Сестрорецке, я люблю думать о Сестрорецке, и читаю все вывески подряд.

– Слууушай! Тут у