Спиной к Западу. Новая геополитика Путина - Уолтер Лакер

говоря уже о том, что вызвало бы восхищение. Его книга тоже далеко не справедлива (назову только один пример: Пушкин и Лермонтов не упомянуты в ней ни разу, а Гоголь представлен как незначительный писатель с большими недостатками).

Если учесть, что Ген писал это в 1860-х годах (когда было уже опубликовано более половины произведений Достоевского, и уже начала выходить «Война и мир», не говоря уже о Тютчеве, Тургеневе и других); что «Мертвые души» и «Ревизор» по любым стандартам являются выдающимися произведениями; и что середина того столетия была бедным временем в летописи немецкой литературы, то это демонстрация то ли глубокого невежества, то ли колоссальной дерзости.

В любом случае русофобия подразумевает «страх перед Россией», а ни Кюстин, ни другие упомянутые России не боялись. Они смотрели на нее сверху вниз, и это, возможно, вызывало еще большую обиду.

А был ли русофобом Отто фон Бисмарк? Он служил в это время прусским послом в России. Он вращался в других кругах, и его основной интерес относился не к русской культуре. Он точно не боялся России, но предупреждение, которое он оставил немецким творцам внешней политики, было: «Не воюйте с Россией». Неудивительно, что Бисмарк стал фаворитом русских националистов, тогда и теперь. На такие чувства отвечали взаимностью: когда Александр II был убит, консервативная берлинская газета «Kreuzzeitung» поместила новость об этом под заголовком «НАШ ИМПЕРАТОР УМЕР».

В этот период в России еще не было никаких политических партий; они появились только пятьдесят лет спустя, как раз перед первой русской революцией, во время нее и после. Именно в это время родились организации радикальных националистов, и именно из этого периода некоторые из современных ультрапатриотов черпают свое вдохновение.

* * *

Эта тенденция – растущей воинственности и чувства, что необходимо организовываться – ни в коем случае не была изолированным российским явлением; ее можно было наблюдать во всех основных европейских странах. Она основывалась на страхе того, что левые постоянно добивались успехов, что страны Европы, возможно, даже стояли перед опасностью революции. Во Франции, например, это настроение привело к появлению «Action française» («Французского действия») и других подобных групп. Дело Дрейфуса раскололо страну и создало для крайне правых большой источник благосклонности и поддержки. В Германии ультранационалистическая тенденция не привела к созданию большой политической партии. Скорее реакция была культурной: консерваторам, ведущей правой партии, удалось адсорбировать это настроение и интегрировать его в свои собственные ряды. Так консерваторы стали более антисемитскими, более антилиберальнымы и воинственными.

В России растущее террористическое движение и революционный фермент привели к созданию различных групп с такими названиями, как Союз русского народа (СРН), который привлек людей из различных слоев общества. Поддержка пришла от духовенства и полиции, из рядов высшего сословия, но еще сильнее – от мелкой буржуазии и Охотного Ряда. Это было названием улицы и небольшого квартала в центре исторической Москвы, где располагался мясной рынок. Люди, живущие там, часто совсем недавно приехавшие из деревни, были грубыми и малообразованными, сбитыми с толку городской жизнью и быстрым темпом социальных изменений. Довольно сильный криминальный элемент в этом районе дал начало Черной сотне, движению, которое играло видную роль в погромах (или было главным подстрекателем к ним) в России в 1905-1906 годах.

Согласно различным официальным заявлениям, опубликованным черносотенцами, они никогда не призывали к убийству кого-либо, уже не говоря об участии в таких действиях. Они просто хотели мобилизовать массы, на что традиционные консерваторы были неспособны. Их руководители считали, что без их действий царский режим рухнет после проигранной войны с Японией.

Черносотенцы были чем-то средним между традиционными консервативными/реакционными силами в России, которые были собраниями видных людей, и современным фашизмом, способным к мобилизации масс. Это было только зарождающееся, несовершенное движение; его характер и действия изменялись от места к месту. Большинство его участников верило в насилие, и произошло много погромов, преимущественно на юге, где проживало большинство евреев.

Согласно политике «черты оседлости», немногим евреям разрешалось жить в Москве и в городах самой России.

У черносотенцев не было ни харизматического лидера, ни сильной, эффективной организации. Их заявленная цель состояла в том, чтобы остановить революционеров, которые хотели разрушить Россию. Но самыми видными их жертвами были не революционеры, а Михаил Герценштейн и Григорий Иоллос, два парламентария от центристской Кадетской партии. Неофициальным лозунгом черносотенцев был «Бей жидов, спасай Россию». Возможно, Россию нужно было спасать, но вовсе не было ясно, что избиение евреев приведет к этой цели, потому что не евреи были главной угрозой.

* * *

Некоторые государственные министры поддерживали черносотенцев, но большинство презирало их и считало, что такая шушера приносила больше вреда, чем пользы. Даже среди духовенства поддержка отнюдь не была полной. Из приблизительно семидесяти представителей духовенства, избранных в Думу, одна четверть, возможно, даже одна треть, была своего рода либералами. Даже Иоанн Кронштадтский, святой заступник движения, осудил Кишиневский погром (1903), в котором были убиты сорок девять евреев. Он впоследствии отрекся от этого своего заявления и возложил вину на самих евреев. Позже он был причислен к лику святых.

Царь верил в черносотенцев, называя их «ярким примером правосудия и порядка для всех людей». Но царь с политической точки зрения не был важен. Черносотенцы теряли ту силу и энергию, которая у них была; СРН все еще пользовался поддержкой приблизительно 10 процентов общественности, имел несколько сочувствующих в Думе и несколько сторонников в прессе. Публикации СРН частично финансировались правительством, которое таким путем осуществляло определенный контроль над ними.

Короче говоря, СРН и Черной сотне разрешили быть большими популистами, чем представителям правого крыла основной линии, но только до определенного момента. Например, они потребовали, чтобы царь был ближе к народу, стал менее отдаленным от него – старое требование славянофилов. Иногда они критиковали местных бюрократов. Но им не разрешали заходить слишком далеко с их расистскими лозунгами – это было бы неблагоразумно в многонациональной империи.

После того как революционная лихорадка спала, СРН перестал быть важным, и черносотенцы стали интересной темой для историков и политологов. Некоторые из их вождей еще вызывали незначительные скандалы в Думе, но это считалось развлечением и не оказывало никакого политического воздействия. Несколько оставшихся в живых возвратились в старости в Советский Союз уже после смерти Сталина.

Некоторые эмигранты предвидели упадок интернационализма и усиление нового национализма в СССР. Главной фигурой этого лагеря, «сменовеховцев», был Николай Устрялов, прежде член Кадетской партии и славянофил. Он возвратился в Россию и обратился к своим политическим друзьям с призывом сделать то же самое. Но его выбор времени был неправильным. Ему следовало бы подождать