Проклятие черного единорога. Часть первая - Евгения Преображенская

ненавижу себя, не ненавижу Мата Миэ! Я благодарна судьбе за приключения! И я ненавижу лишь тех, кто встаёт у меня на пути! Моя ненависть направлена на моих истинных врагов! Потому что я герой! И я сама пишу свою сказку…».

Крысолов, а за ним и все дети, поднялись на холм, поросший кустарником. Кто-то из малышей падал и уже не мог подняться. Продолжая, словно заклинание, проговаривать свои мысли, Леилэ всё ближе и ближе подбиралась к врагу.

И вдруг она поняла, что вновь обрела голос и произносит слова вслух, будто становясь всё сильнее с каждым мигом. Она ощутила, что движения её тела — уже не простые хаотичные взмахи руками и ногами: она танцует, делает осмысленные фигуры.

На мгновение ей даже приглянулась весёлая мелодия, под которую дети вокруг неё яростно толкались и топтали друг друга. Грудь девочки наполнила радость. Подпрыгивая и кружась, она запела в такт чародейским звукам.

Леилэ пела всё громче и громче, словно вбирая в себя силу, что издавала флейта. Услышав её голос, мужчина обернулся. В этот момент между ним и девочкой оставались уже считанные шаги. Видя недоумение на лице врага, Леилэ громко рассмеялась и кубарем бросилась ему в ноги.

Крысолов упал на спину. А его флейта, описав в воздухе полукруг, исчезла где-то в кустах. Чары рассеялись, и дети повалились на землю без чувств.

Леилэ подскочила на ноги. Музыкант тоже успел подняться. Его синие глаза вдруг стали красными, словно у крысы, а красивое лицо сморщилось в гримасе. Он сделал шаг по направлению, в котором исчезла его волшебная флейта, но тут Леилэ снова запела.

Она пела его собственную мелодию, и голос её звенел даже пронзительнее, чем могла бы сыграть серебряная флейта. Девочка вкладывала в эту песню весь гнев и презрение, которое она испытывала к взрослым и к этому человеку, что так жестоко обошёлся с детьми.

Крысолов раскрыл рот и пошатнулся. Из его горла вырвался сдавленный крик, руки и ноги его сами собой пошли в пляс. А Леилэ, напевая песенку, вприпрыжку поскакала к реке, и за ней вприпрыжку же двинулся пленённый её голосом мужчина.

Девочка пела и смеялась, от души забавляясь нелепым зрелищем. Крысолов, взмахивая ногами и руками, неуклюже следовал за ней. Леилэ отвязала лодку, оттолкнула её от берега, запрыгнула внутрь и только после этого перестала петь.

— Ну что! — крикнула она. — Продолжим наши танцы или ты сдаёшься?

— Да кто ты, леший тебя дери, такая? — рявкнул Крысолов, тяжело дыша.

Его глаза вновь стали синими. Красную шапочку мужчина потерял где-то на вершине холма, так что его светлые, влажные от пота кудри топорщились в разные стороны.

— Я странница, — важно улыбнулась девочка. — А вот кто ты такой? И зачем тебе убивать детей? По-твоему, это достойно?

— Не твоё дело, малявка! — крикнул Крысолов.

— Ах, не моё?! — рассердилась Леилэ. — Да я сейчас тебе такую песенку спою, что последний танец ты исполнишь на забаву водяным!

— Вот я только доберусь до тебя! — пригрозил мужчина и добавил к угрозам ещё пару крепких ругательств, от которых у девочки покраснели уши.

Она попыталась было запеть, но закашлялась — охрипшее от громкого пения и крика горло не смогло больше выдать ни одной чистой ноты. А Крысолов, ухмыляясь и бранясь, направился сквозь камыши прямиком к лодке. Леилэ схватилась за вёсла, но расстояние было слишком мало.

— Попалась, ведьма! — рявкнул мужчина. — Вот я сейчас сломаю твою цыплячью шейку! Утоплю!

Леилэ взвизгнула, колотя вёслами по воде, но Крысолов был уже совсем близко. Он опёрся руками о края лодки, неистово раскачивая её. Девочка собралась было прыгать за борт, как вдруг мужчина умолк и плюхнулся в воду. Позади него на берегу стоял эльф, держа в руках свою «флейту».

— Мат! — крикнула Леилэ, снова закашлялась и расплакалась.

— Рад, что ты цела, лисёнок, — улыбнулся он.

Девочка выбралась из воды, и вместе они поднялись на холм, где всё ещё в беспамятстве лежали дети. Со стороны города уже спешили их родители. Леилэ принялась рыскать по кустам в поисках флейты. Как бы гениально ни играл на ней Крысолов, всегда может найтись ещё один такой же умник.

Девочка доползла до откоса, усаженного колючим тёрном, и вдруг увидела настоящее чудовище. Из кустов на неё таращились два огромных небесно-голубых глаза, полные страха и отчаянья. Всё остальное было комком грязно-белой спутанной и слипшейся в сосульки шерсти, местами вырванной и клочьями повисшей на шипастых ветвях.

— Карл? — предположила Леилэ.

— Мяу, — ответил Карл.

Похоже, что кот послушно следовал за флейтистом, но из-за слишком пушистой шубки не смог преодолеть терновых кустов. Немилосердно запутавшись в них, он так и просидел там без малого три дня. Флейта лежала неподалёку. Вот так удача!

— Мат, — осторожно сказала Леилэ, — откуда ты знал, что именно в этом городе понадобится твоя помощь? И как ты понял, кого из негодяев нужно было убить?

День клонился к закату. Было тепло, и дождя больше не предвиделось. Они устроились у склона холма, слушали, как потрескивает огонь в костре, пили парное молоко и доедали булочки с изюмом. Несмотря на тяжёлый день и даже отказ градоправителя в оплате, Мат Миэ пребывал в благодушном настроении.

Впрочем, благодарность они всё-таки получили — от матушки Марты. Детей у женщины не было, «матушкой» её прозвали за тепло и доброту, которой она щедро делилась со всеми вокруг. И, конечно же, женщина очень любила своего белого кота Карла. А ещё она великолепно готовила медовые пряники и сдобные булочки.

На этот раз Мат не стал злиться. В ответ на запрещённый вопрос он только отшутился:

— Послушай Леи, тебе не кажется, что ты ешь слишком много мучного?

— Ты прав, — кивнула Леилэ, плотоядно улыбнувшись. — В моём рационе явно не хватает мяса!

Они вместе посмеялись.

— Ты ведь не думаешь, что после всего случившегося я всё ещё не понимаю, чем ты занимаешься, Мат? Ты охотник, да, но не из тех, что охотятся на оленей или уток…

Эльф перестал улыбаться, хмыкнул и отвернулся, всем своим видом демонстрируя, что разговор продолжать не намерен. Конечно, он прекрасно понимал, что рано или поздно девочке придётся узнать ответы на свои вопросы. Таковы были законы любой жизни, родись ты бродяжкой или принцессой. Но сейчас, с высоты своих лет, он смотрел на Леилэ как на маленькую девочку, на ребёнка, которому ещё рано становиться взрослой. Одно дело — убивать животных на охоте, и уже совсем другое…

— Неужели ты думаешь, что я настолько глупа, — настырно продолжала Леилэ, — и не вижу,