Лимоны никогда не лгут - Ричард Старк

В конце концов, Перджи вздохнул, покачал головой, повел своими могучими плечами и сказал:

— Я, черт возьми, не вижу никакой причины для расстройства. Какого дьявола — если я не могу чуточку уступить, зачем мне вообще заниматься бизнесом? Для тебя я прысну немного краски на эти дверцы.

— Темно-зеленой, — попросил Хьюз.

— Ну, может быть, она не будет точно такая же, тютелька в тютельку, — сказал Перджи, — но я подберу самую близкую по цвету из того, что у меня есть.

И Хьюз вдруг кивнул; его лицо и тело заметно расслабились.

— Договорились, — кивнул он.

— Вот и отлично! — Перджи широко улыбнулся. — Я пошел за краской.

— У нас есть свои номера, чтобы поставить, — сообщил Хьюз.

— Ну что ж, давайте их сюда.

Перджи вразвалочку ушел по направлению к дому, и Хьюз позвал Грофилда:

— Пойдем.

Они отправились доставать номера из багажника «джавелина». Это были номера штата Миссури, предназначенные для коммерческого автомобиля, и они не числились ни в каком розыске.

— Эти штуки обошлись мне в сотню с четвертью. — Хьюз достал номера. — И теперь я потратил на сотню больше того, что хотел заплатить за грузовик.

— Я уж было подумал, ты собираешься уйти, — сказал Грофилд. — Действительно так подумал! Хьюз с удивлением посмотрел на него:

— Ты так подумал? Зачем бы я, черт возьми, стал так поступить? Грузовик стоит тысячу четыреста.

— Ты выглядел злым как черт.

— И ты на это клюнул, да? Не думаю, чтобы и Перджи клюнул на это.

— А я думаю, — настаивал Грофилд.

— Перджи хитрее, чем кажется, — сказал Хьюз. Он дал Грофилду один из номеров и отвертку. — Ты ставь тот, что сзади, а я займусь передним.

— Хорошо.

Они вместе пошли к грузовику.

Хьюз сказал:

— Надеюсь, Барнес купит стволы по выгодной цене. Если мы не будем экономить, в две штуки нам не уложиться.

Они расстались у задней части грузовика, где Грофилд опустился на корточки, чтобы снять пенсильванский номерной знак, который стоял на машине. Две собаки подошли и стали наблюдать, но к этому времени Грофилд почти привык к ним — безмолвным, неугомонным, внимательным, скорее походившим на театральных зрителей, чем на зубастых сторожей склада.

Он как раз закончил снимать пенсильванский номер, когда Перджи снова спустился от дома, встряхивая в руке банку с распыляемой эмалью. Внутри нее дребезжал, перекатываясь, металлический шарик-мешалка. Грофилд уже поставил чистый номерной знак штата Миссури, подобрал пенсильванский номер и подошел посмотреть, как распыляется краска.

Это был чуть более светлый оттенок зеленого цвета, но Перджи очень старательно распылял краску по краям. Конечно, ясно, что изначальную надпись закрасили, но это будет смотреться как аккуратная работа, а не халтура, сделанная неряшливо, наспех.

Хьюз подошел с другим номером и отверткой, внимательно осмотрел дверцу. Перджи, закончив, отступил назад и, полюбовавшись на плоды своего труда, спросил:

— Ну как? Красота, а?

— Я не стану с тобой спорить, Перджи, — проговорил Хьюз так, будто считал, что покраска выполнена скверно.

Но теперь у Перджи было хорошее настроение, и ему стало безразлично, что скажет Хьюз.

— Просто ты не хотел так много платить. — Он ухмыльнулся. — Я тебя хорошо знаю, Хьюз.

— А как насчет другой дверцы?

— Придержи штаны, сейчас я это сделаю. А потом ты мне заплатишь.

— Сам придержи штаны.

Перджи обогнул грузовик, подойдя к нему с другой стороны, и Хьюз нехотя сказал Грофилду:

— Пожалуй, лучше грузовик поведу я. Чтобы приноровиться к нему и все такое.

— Не беспокойся, — сказал Грофилд. — Я буду обращаться с твоей машиной, как с невестой.

— Вряд ли мне это понравится, — ответил Хьюз.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Давай я поеду первым, — предложил Хьюз. — А ты просто держись за мной.

— Конечно.

Хьюз отдал Грофилду номерной знак и отвертку:

— Мы остановимся где-нибудь и перекусим. Я знаю тут вблизи пару мест.

— Отлично.

Хьюз посмотрел на свою машину, потом на Грофилда. Ему хотелось провести инструктаж на часик-другой насчет того, как обращаться с его машиной; Грофилд ждал, наблюдая, как он борется с этим порывом и всячески старается подавить его.

— Увидимся позднее, — сказал Хьюз.

— Увидимся! — ответил Грофилд и, повернувшись, пошел к «джавелину»; руки его были заняты номерными знаками и отвертками, а вокруг него скачками носились собаки. Он поймал себя на том, что ухмыляется машине.

Глава 6

Спичка вспыхнула в темноте — это Эд Барнес зажигал сигарету. В желтом свете Грофилду стали видны все трое, сидевшие на полу пустого грузовика, — он сам, Барнес и Стив Тебельман, — и большой лист фанеры, прислоненный к дальней стенке, бельевая веревка, два раза обмотанная вокруг него, чтобы удерживать на месте.

— Работа просто отличная, — похвалил он, разглядывая то, что было нарисовано на фанере.

— Спасибо, — кивнул Тебельман.

Барнес встряхнул спичку, затушив ее, и они снова погрузились в темноту. Чуть проступила красная точка, когда Барнес затянулся сигаретой, но лишь настолько, чтобы смутно вырисовались контуры.

— Ты — талантливый человек, — сделал комплимент Грофилд. — И наверняка сможешь зарабатывать этим на жизнь.

— Коммерческое искусство? — В голосе Тебельмана слышалось презрение.

— Ах да! — спохватился Грофилд.

— Он художник. — Барнес сказал это без какой-то определенной интонации, будто просто констатировал жизненное состояние.

— Я это понимаю, — сказал Грофилд. — Потому что сам занимаюсь чем-то похожим.

— Вот как?

Грофилд уловил интерес в голосе Тебельмана, и у него возникло искушение подробно объяснить, что такое быть актером в дотехнологическом смысле. У него появилось такое чувство, будто Тебельман в принципе придерживается тех же взглядов, но что-то, связанное с присутствием Барнеса и красной точкой от его сигареты в темноте, помешало ему. Барнес, как он знал, был более типичным налетчиком; профессионалом с этой единственной профессией, в которой находил удовлетворение, финансовое и прочее. Тебельман был единственным человеком, похожим на него, с которым Грофилд когда-либо встречался, занимаясь этой работой.

И вопрос Тебельмана повис в темноте, ожидая ответа. В большей степени ощущая присутствие Барнеса, чем он ощущал бы это в освещенной комнате, где он видел бы этого человека, Грофилд сказал:

— Я — актер. У меня собственный летний театр.

— Разве на этом нельзя заработать денег?

— Вряд ли. Когда есть кино и телевидение.

— А! — Наступило недолгое молчание, потом Тебельман сказал: — Знаешь, есть такая философская школа, которая утверждает, что художник и преступник — разновидности одного и того же основного личностного типа. Ты знал про это?

Теперь Грофилд уже жалел, что вообще начал этот разговор.

— Нет, не знал, — искренне признался он.

— Что и искусство, и преступные деяния — это все антиобщественная деятельность, — сказал Тебельман. — На этот счет существует целая теория. И художник и преступник оторваны от общества в силу своего жизненного уклада; и тот и другой чаще бывают одиноки; и у того и другого, как правило, бывают короткие периоды интенсивной деятельности, а потом длительные периоды простоя. И это еще далеко не все.

— Интересно, — вяло проговорил Грофилд. Ему хотелось, чтобы Хьюз поскорее дал им команду действовать; он поднес левую руку к лицу, сдвинул назад рукав, посмотрел на радиевый циферблат своих часов. Десять минут одиннадцатого. Он знал, что Хьюз ждет, пока проедет машина окружного шерифа. Грузовик, в котором они сидели, был припаркован на закрываемой на ночь заправочной газовой станции, за четверть мили от магазина «Фуд Кинг»". После того как проедет машина шерифского управления, у них будет минимум двадцать минут, прежде чем машина снова заедет на автомобильную стоянку «Фуд Кинг». Вот Хьюз и дожидался этого, и, как только она отъедет на безопасное расстояние, они начнут действовать.

Тебельман между тем говорил:

— Конечно, многие художники были вначале преступниками, например, Жан Жене. Но у нас с тобой наоборот, да? Ты — актер, а я — художник.

— Это верно, — подтвердил Грофилд. Тут Барнес вдруг сказал:

— Знаешь, а я люблю читать. — Этот зычный голос, спокойный и лишенный всякой интонации, стал полной неожиданностью; казалось, он вообще не окрашен никакими эмоциями, ничего не несет с собой, кроме информации, содержавшейся в словах, так же, как и до этой минуты, когда он сказал, что Тебельман — художник.

Грофилд не сводил глаз с красного кончика сигареты. Он понятия не имел, как ему отреагировать на сказанное Барнесом. Может быть, если бы он видел лицо этого человека...

Тебельман же, очевидно, решил отреагировать безо всяких околичностей.

— Да что ты! — удивился он.