Синдром Анастасии - Мэри Кларк

Час спустя, лежа рядом с ним на смятой постели, Маргарет внимательно слушала его объяснения:

— Ты можешь в секунду взлететь с этой штукой на воздух, так что запоминай. Я принес тебе достаточно, чтобы взорвать Букингемский дворец, но уж очень ты мне нравишься. Ну что, завтра вечером опять здесь, у меня?

— Конечно. И я обещала заплатить тебе. Двести фунтов хватит?

Без десяти девять Джудит подняла глаза и взглянула на часы. Мой Бог, подумала она, автомобиль будет здесь с минуты на минуту. Она бросилась в спальню, чтобы переодеться, но затем решила все–таки принять сначала душ. Тело ее словно все одеревенело, и она опять чувствовала себя так, будто вымазалась в грязи…

Погода во вторник, тридцатого января, была холодной и ясной, солнце необычайно ярким, воздух сухим и бодрящим. Учителя поминутно бросали тревожные взгляды на шумную толпу школьников, стоявших за своими товарищами, которым выпала сегодня честь возложить венок к статуе Карла I.

Статуя уже вся утопала в цветах. Щелкали фотоаппараты, и группы туристов с вниманием слушали экскурсоводов, рассказывающих им о полной драматизма жизни и смерти казненного короля.

Леди Маргарет уже возложила к памятнику свой венок и сейчас с нескрываемым презрением слушала двенадцатилетнего очкарика, который, объявив: «У статуи короля Карла на Чаринг — Кросс», начал с робкой гордостью читать поэму Лионеля Джонса.

Стоявший рядом констебль улыбался, глядя на серьезные лица ребят. Какие они опрятные и чистенькие, подумал он. Хорошо воспитанные, вежливые английские дети, пришедшие почтить своего монарха, с которым обошлись так жестоко. Внезапно взгляд констебля упал на венки у основания статуи. Глаза его сузились. Дым. Из груды цветов тонкой струйкой поднимался дым.

— Отойдите! — крикнул он. — Всем отойти! Назад, назад!

Он бросился к детям.

— Бегите, говорю я вам. Быстро.

Испуганные, сбитые с толку школьники все же послушались, и толпа вокруг статуи заметно поредела.

— Назад, вы что, не слышите? — взревел он. — Все назад! Освободите площадь!

Маргарет чуть не задохнулась от ярости, когда констебль, быстро разбросав венки, поднял спрятанный ею среди цветов коричневый пакет и, размахнувшись, бросил его как можно дальше от толпы. В следующую секунду раздался мощный взрыв, и вслед за ним испуганные крики и вопли боли, когда осколки полетели в толпу.

Уходя, Маргарет заметила, что один из туристов снимает все происходящее на видеокамеру. Быстро надвинув на лицо капюшон, она мгновенно скрылась в толпе прохожих, которые бежали на помощь раненым детям. Биг Бен пробил полдень.

Она тратит слишком много времени на пешие прогулки, решила Джудит, проходя в половине первого через вращающиеся двери Центрального регистрационного бюро. Конечно, она работала не разгибая спины чуть ли не с рассвета за своим письменным столом, но все же тратить на дорогу сюда чуть ли не час было верхом глупости. Она с большей пользой провела бы этот час, изучая регистрационные книги.

С каждым днем ей все с большим и большим трудом удавалось скрывать от Стивена то, чем она занималась. Поначалу она необычайно радовалась проявляемому им неподдельному интересу к ее работе. Но сейчас, когда она чуть ли не каждый день часами просиживала в регистрационном бюро или библиотеке, изучая документы о бомбардировках Лондона в 1942 году, ее ответы на расспросы Стивена становились все более и более уклончивыми. «И я становлюсь чертовски беззаботной», — подумала она. Каким–то образом она умудрилась выронить из своей сумочки двести фунтов.

«О Господи, — вспомнила она вдруг, направляясь к уже знакомым ей полкам с регистрационными книгами, — я так и не позвонила Фионе. Ладно, позвоню ей прямо отсюда, когда выйду передохнуть».

Она запретила себе даже думать о томах, помеченных буквой «П», решив сначала убедиться, что ни в одной из регистрационных книг за май 1942 года не было записи о ее рождении под фамилией Марш, Марриш и всеми остальными, похожими на эти, фамилиями.

Пожилая женщина вежливо подвинулась, освобождая ей место рядом с собой у стола, вокруг которого уже сидело так много людей.

— Какой ужас, не правда ли? — Прошептала она и, увидев непонимающий взгляд Джудит, добавила: — Полчаса назад кто–то пытался взорвать статую Карла I. Ранены десятки детей. Они бы все погибли, если бы не быстрые действия констебля, который заметил дым и сразу же сообразил, что здесь что–то не в порядке. Просто отвратительно, вы согласны? Эти террористы заслуживают смертной казни, и парламенту, скажу я вам, лучше быть к этому готовым.

Совершенно потрясенная, Джудит попросила рассказать ей подробности.

— Я была там совсем недавно, — сказала она. — Экскурсовод как раз говорил о сегодняшней церемонии возложения к памятнику венков. Люди, которые подкладывают бомбы, должно быть, просто сумасшедшие.

Она покачала головой, все еще не в силах поверить услышанному. Однако ее ждала работа, и она снова обратилась к регистрационным книгам, время от времени сверяясь со своими записями. «Я произнесла «май» совершенно отчетливо», — подумала она, мысленно прокрутив в голове показанную ей Пателем пленку. «Четыле» могло означать только «четыре», но что именно хотела она сказать: четыре, четырнадцать или двадцать четыре? И она явно пыталась сказать «самолеты–снаряды». Благодаря ее розыскам в библиотеке ей было известно, что первый самолет–снаряд упал на Лондон тринадцатого июня 1944 года. А двадцать четвертого июня, недалеко от вокзала Ватерлоо, разорвался второй. «Я помню, — продолжала она мысленно проверять себя, — что села на поезд. На мне поверх платья был надет лишь тонкий свитер, так что погода, скорее всего, была теплой. Предположим, что мы в тот день направлялись на вокзал. Мама и сестра были убиты. Я забрела на станцию, села в поезд. И на следующее утро меня нашли в Солсбери. Теперь понятно, почему никто не мог опознать меня там по фотографиям.

И она сказала, что живет на Кент — Корт. Тринадцатого июня самолет–снаряд упал прямо на Кенсингтон — Хай–стрит. Несколько дней спустя другой самолет–снаряд разорвался на Кенсингтон — Черч–стрит. А на Кенсингтон — Корт, в этом же районе, стояли жилые дома.

Статуя Питера Пэна находилась в Кенсингтон — Гарденз, парке, прилегающем к этому району. Итак, все говорило за то, что если она жила в Кенсингтоне, то, скорее всего, она была свидетелем первой из атак самолетов–снарядов на Лондон.

Джудит почувствовала, что начинает дрожать. Стол и книжные полки исчезли. Комната погрузилась во мрак. Господи, сейчас это произойдет снова. Малышка. Она шла, спотыкаясь по булыжной мостовой. Джудит явственно слышала ее плач. Поезд. Открытая дверь. Сваленные внутри в кучу мешки и пакеты.

Картина исчезла, и Джудит поняла, что на этот раз она была ей рада. «Я явно начинаю вспоминать, — подумала она с торжеством. — Это был почтовый вагон, поэтому–то никто меня и не видел. Я улеглась на какой–то куль и сразу же заснула. Даты совпадают».

На следующий день, двадцать пятого июня, Аманда Чейз, член женской вспомогательной службы ВМС и жена американского морского офицера, увидела на одной из улиц Солсбери бродящую в одиночестве двухлетнюю девочку в грязном, измятом платьице с оборками и свитере. Молчаливую, с испуганными глазами малышку, неспособную ничего о себе рассказать. Поначалу дичившуюся, а потом с плачем бросившуюся в раскрытые ей объятия.

Аманда и Эдвард Чейз дали девочке имя Джудит. Они часто навещали ее в приюте, водили на экскурсии. Начав говорить, она сразу же стала называть их мамой и папой. А два года спустя, после многочисленных и безуспешных попыток разыскать ее родных, им было разрешено ее удочерить.

Джудит все еще помнила свое ожидание и нетерпение в тот день, когда они должны были забрать ее из приюта. «Я действительно буду теперь жить с вами?» — спросила она тогда. И вновь услышала ответ обнимающей ее Аманды, ее улыбающиеся карие глаза: «Мы сделали все, чтобы найти твоих родных. Но теперь ты наша». И слова Эдварда Чейза, высокого, спокойного человека, который стал ей отцом: «Мы выбрали тебя, Джудит. И хотя сегодня эта фраза кажется довольно банальной, она как нельзя более подходит к нашему случаю».

«Они были необыкновенно добры ко мне, — подумала Джудит, приступая к следующему тому. — Я была так счастлива с ними».

Выпускник военно–морской академии в Аннаполисе Эдвард Чейз служил во флоте. После войны он стал военно–морским атташе при Белом доме. Она смутно помнила поиски пасхальных яиц на лужайке перед Белым домом и то, как президент Трумэн спросил, кем она хочет стать, когда вырастет. Потом Эдвард Чейз был военным атташе в Японии, послом в Греции и Швеции.