Оставь для меня последний танец - Мэри Хиггинс Кларк

Мэри Хиггинс Кларк

Оставь для меня последний танец

И снова посвящаю эту книгу

моим дорогим и любимым:

Джону Конхини — исключительному супругу;

отпрыскам Кларков — Мэрилин,

Уоррену и Шерон, Дэвиду, Кэрол и Пэт;

внукам Кларков — Лиз, Эндрю, Кортни,

Дэвиду, Джастину и Джерри;

детям Конхини — Джону и Дебби,

Барбаре, Триш, Нэнси и Дэвиду;

внукам Конхини — Роберту, Эшли, Лорен,

Меган, Дэвиду, Келли, Кортни,

Джонни, Томасу и Лайаму.

Вы — отличная компания,

и я вас всех люблю!

1

Собрание акционеров — или, быть может, следует назвать это событие бунтом — состоялось двадцать первого апреля в «Гранд-отеле Хайят» на Манхэттене. День выдался не по-весеннему холодным и промозглым, что вполне соответствовало печальным обстоятельствам. Появившееся двумя неделями раньше газетное сообщение о том, что Николас Спенсер, президент и член правления компании «Джен-стоун», разбился на своем частном самолете во время перелета в Сан-Хосе, было встречено коллегами с искренней печалью. Его компания должна была получить от Управления по контролю за продуктами и лекарствами разрешение на производство вакцины, способной исключить возможность роста раковых клеток, а также остановить прогрессирование болезни у раковых больных. Ему одному мир был обязан появлением этого профилактического и лечебного средства. В названии компании «Джен-стоун», придуманном Спенсером, содержался намек на Розеттский камень[1], позволивший некогда открыть язык Древнего Египта и тем самым оценить замечательную культуру этой страны.

Вскоре после того, как в печати появилось сообщение об исчезновении Спенсера, председатель совета правления «Джен-стоун» заявил, что в экспериментах с вакциной происходили многочисленные сбои и что в обозримом будущем вакцину не удастся представить в Управление. В заявлении также говорилось о хищении из компании десятков миллионов долларов и назывался явный виновник в лице Николаса Спенсера.

Я, Марсия Декарло, которую знакомые зовут Карли, сидя на собрании акционеров в отгороженном для прессы месте и глядя на гневные, изумленные или заплаканные лица, никак не могла поверить в то, что слышала. Получалось, что Николас Спенсер — вор и мошенник. Чудесная вакцина — не что иное, как плод его алчного воображения и доведенного до совершенства торгашеского таланта. Он надул всех этих людей, вложивших в его компанию немалые средства, подчас накопленные за всю жизнь. Разумеется, акционеры надеялись заработать денег, однако многие верили, что их инвестиции помогут создать реальную вакцину. Мало того, что пострадали инвесторы, так эта кража еще свела на нет пенсионный фонд служащих «Джен-стоун», финансирующий свыше тысячи человек. Все это как-то не укладывалось в голове.

На берег были выброшены обуглившиеся обломки разбитого самолета, однако тело Николаса Спенсера так и не нашли, поэтому половина из собравшихся в зале не верила в его смерть. Вторая половина с радостью вогнала бы кол ему в сердце, найдись его останки.

Чарльз Уоллингфорд, председатель правления «Джен-стоун», мужчина с мертвенно-бледным лицом, во всем облике которого ощущалась природная изысканность, накопленная за поколения надлежащего воспитания в привилегированном кругу, пытался призвать собравшихся к порядку. На возвышении рядом с ним сидели с мрачными лицами другие члены правления. Они все были заметными фигурами в бизнесе и обществе. Во втором ряду сидели люди, в которых я признала руководителей бухгалтерского отдела «Джен-стоун». Некоторые из них время от времени давали интервью для воскресного приложения к газете «Уолл-стрит уикли», в котором я вела финансовую колонку.

Справа от Уоллингфорда сидела очень бледная Линн Гамильтон Спенсер с собранными в пучок на затылке белокурыми волосами. На ней был черный костюм, стоивший, полагаю, целое состояние. Она — жена Ника, а может статься, вдова и в то же время моя сводная сестра. Я общалась с ней всего три раза, и, должна признаться, она мне не нравится. Позвольте объяснить. Два года назад моя овдовевшая мать познакомилась с овдовевшим отцом Линн в Бока-Рейтон, где они жили в соседних частных домах, и вышла за него замуж.

Помню, как на ужине накануне свадьбы меня раздражало высокомерие Линн Спенсер, и как я была очарована Николасом Спенсером.

Разумеется, я знала, кто он такой. На страницах «Тайм» и «Ньюсуик» о нем рассказывалось во всех подробностях. Он был сыном семейного врача общей практики из Коннектикута, увлекавшегося исследованиями в области биологии. У отца в доме была лаборатория. С самого детства Ник проводил там большую часть свободного времени, помогая отцу в экспериментах. «Другим детям покупали собак, — объяснял он в свое время корреспондентам. — У меня же были домашние мыши. Меня наставлял в микробиологии гений, но тогда я этого не понимал». Получив степень магистра экономики и управления, он занялся бизнесом, намереваясь в будущем открыть собственное дело, связанное с поставками медицинского оборудования. Позже начал работать в небольшой фирме-поставщике, быстро поднялся по служебной лестнице и стал совладельцем фирмы. Потом, когда микробиология оказалась на гребне волны, Ник постепенно осознал, что хотел бы работать именно в этой области. В ходе восстановления записей отца Спенсер обнаружил, что незадолго до своей внезапной кончины отец был на пороге крупного открытия в области исследования рака. Ник использовал в качестве базы свою медицинскую фирму-поставщика и вскоре приступил к созданию специализированного исследовательского отдела.

Вложение капитала с риском позволило ему организовать «Джен-стоун», а обещание разработать вакцину, замедляющую развитие рака, подняло до небес акции этой фирмы на Уолл-стрит. Если начальная цена акций составляла три доллара за штуку, то постепенно она поднялась до ста шестидесяти. При условии одобрения со стороны Управления фирма «Гарнер фармасьютикал» взяла на себя обязательство выплатить миллиард долларов за право распространять новую вакцину.

Я знала, что пять лет назад первая жена Ника Спенсера умерла от рака, что у него есть десятилетний сын и что он четыре года женат на Линн, своей второй жене. Однако, встретившись с ним на том «семейном» ужине, я поняла, что понапрасну тратила время на штудирование его биографии. Я попросту растерялась, столкнувшись с необычайно притягательной личностью Ника Спенсера. Он был одним из тех людей, которые от природы наделены как обаянием, так и незаурядным интеллектом. Чуть выше шести футов, с темно-русыми волосами, яркими голубыми глазами и тренированным атлетическим телом, он был и физически весьма привлекателен. Но главный его дар состоял в умении общаться с людьми. Пока моя мать пыталась завязать беседу с Линн, я поймала себя на том, что рассказываю Нику о себе больше, чем кому-либо другому при первом знакомстве.

Уже через пять минут он знал, сколько мне лет, где я живу, где работаю, и где выросла. «Тридцать два, — с улыбкой повторил он. — На восемь лет моложе меня».

Потом я рассказала ему не только о том, что развелась, недолго пробыв замужем за сокурсником по магистратуре экономики и управления Нью-йоркского университета, но даже и о ребенке, прожившем всего несколько дней из-за дефекта в сердечном клапане. Это было совсем на меня не похоже. Я никогда не говорю о ребенке. Слишком больно. А вот Николасу Спенсеру с легкостью рассказала. «Когда-нибудь наши исследования смогут предотвратить такого рода трагедии, — тактично произнес он. — Горы готов свернуть, чтобы уберечь людей от несчастий, подобных тому, что выпало на вашу долю, Карли».

Как только Чарльз Уоллингфорд ударил в молоток, и наступила гнетущая тишина, мои мысли вернулись к реальности.

— Я — Чарльз Уоллингфорд, председатель правления «Джен-стоун», — молвил он.

Слова его были встречены оглушительным свистом и шиканьем.

Я знала, что Уоллингфорду сорок восемь или сорок девять. Видела его в новостях на следующий день после катастрофы самолета Спенсера. Сейчас он выглядел гораздо старше — от напряжения последних недель постарел на несколько лет. Ни у кого не вызывало сомнения, что человек этот страдает.

— Последние восемь лет я работал с Николасом Спенсером, — сказал он. — К тому времени продал нашу семейную фирму по розничной торговле, директором которой был, и ждал случая вложить деньги в обещающее дело. После нашего знакомства Ник убедил меня, что недавно организованную им компанию ожидают поразительные достижения в разработке новых лекарств. По его настоянию я вложил почти все средства от продажи нашего семейного бизнеса в «Джен-стоун». Так что не меньше вашего огорчен тем фактом, что вакцина не может еще быть представлена в Управление на одобрение. Однако это не значит, что при наличии дополнительных фондов дальнейшие исследования не разрешат проблему.