Бомба для монополии - Крис Пуллен

— Должно быть, четверг, старина. Среда и четверг — это единственные дни, и я принимаю заказы в среду, — сказал Уоллес.

Добсон помнил, что вообще-то Уоллесу не нужна работа — на вершине той навозной кучи Сити, которая имела дело с кораблями, ему на самом деле было необходимо потерять пару гигантских танкеров за год, чтобы покатиться вниз. Но он продолжал посещать по средам четырехэтажный дом в Спиталфилдс, где очень юные девочки и мальчики разыгрывали сцены из «Камасутры» и приглашали посетителей уединиться, если у тех хватало денег.

Так что в четверг под моросящим дождем Добсон проехал в такси по Ломбард-стрит и прошел через аллеи и дворы до Симпсона. Не самое его любимое место ланча, оно казалось еще более ужасным, чем обычно — запах старого пива и вина, жарящегося мяса, толпа, красные лица, грубость.

Добсон чувствовал, что хочет столкнуть их головами, показать этим идиотам, что настоящий мир — не здесь. Когда в дальнем конце бара появился Уоллес, он испытал облегчение.

Некогда высокий, но теперь согнувшийся, словно под тяжким грузом, с глазами, полуприкрытыми веками и носом, похожим на клубнику, Уоллес помахал ему рукой. Добсон коротко пожал тяжелую белую руку, постаравшись как можно скорее избавиться от этого. Они прошли через весь бар в обеденный зал к темно-коричневому узкому столику со скамейками.

— Закажем то, что они делают лучше всего, да? Порцию мяса. Тушеные луковицы. Жаркое из капусты и картофеля. Красное вино.

Официантка, ирландка-кокни, была проворной и веселой и обращалась с Уоллесом как со старым, но почтенным коккер-спаниелем.

— Здесь дешево, видишь ли. И вкусно. И здесь все старое, это хорошо. Я люблю старые вещи. Видишь эти вешалки? — он указал на старинные деревянные полочки над головой. — Это для шляп.

Они повесили пальто на крючки и уселись за уже накрытый стол. И приступили к делу.

— Есть кое-что для вас, — сказал Уоллес. — GC вдоль побережья Гибралтара, от Танжера эти два контейнера — кубические, не так ли? — уходят в Лас-Пальмас. Затем все три на новом скоростном рифере доставляются в Пуэрто-Лимон. Будут там к 23 октября. Лучше и быть не может.

Добсон вспомнил, что GC — это грузовое судно, возможно, что это всего лишь каботажное судно, плавающее между Канарами, Северной Африкой и Испанией. «Рифер» — значит, рефрижератор. Похоже, он шел более-менее пустым в Карибское море, чтобы увезти оттуда кофе, охлажденный для сохранения аромата, медленно дозревающие бананы и ананасы, говядину, рыбу и прочее.

— Все совершенно обычно, кроме того, что я не мог какое-то время поверить заявлениям, что там оборудование для лесных исследований, но это ваше дело, не мое, — Уоллес прижал кончик своего клубничного носа пальцем. — Так в чем же суть?

— Они наняли агента в Пуэрто-Лимон. Я хочу узнать, кто он такой.

— Очень тяжело найти, не появляясь на месте. Но если вы отправитесь со мной в офис, думаю, я смогу что-нибудь сделать.

Довольный тем, что не он платил за ланч, Уоллес полакомился: яблочный пирог с топлеными сливками и еще две бутылки красного вина. К тому времени, как они закончили ланч, ресторан был почти пуст и дождь прекратился.

Офис Уоллеса был менее чем в трех минутах ходьбы, но по дороге он ухитрился трижды поскользнуться на мокрой мостовой, и Добсон ухватил его за плечи и поддерживал. Он обнаружил, что старый торговец кораблями был еще тяжелее, чем казался. Пыхтя и отдуваясь, он втолкнул Добсона в дверь старого офиса, который занимал всего три комнаты, зато большие и просторные, на первом этаже Плантэйшн Хаус. Там была только одна секретарша, непривлекательная женщина средних лет. Перед ней на столе лежали кипы отчетов.

— Что-нибудь было, Дорис?

— Нет, дорогой. Последние три недели было очень тихо. «Чаннел» падает, но еще недостаточно.

Уоллес прошел к своему столу, порылся в корзине для бумаг и вытащил листок бумаги для факса. Он достал бифокальные очки и нацепил их на свой огромный нос, ведя сломанным ногтем по листу.

— Вот мы. Пуэрто-Лимон. Док С, причал шесть. Вот сюда выгрузят ваши три контейнера. Теперь посмотрим...

Он подошел к книжной полке, заставленной большими томами в черном ледерине.

— Я должен был сохранить эти данные, но сейчас мало этим занимаюсь... И во всяком случае вы должны удивляться, как редко это изменяется.

Поиски нужного тома заняли у него некоторое время, но наконец он нашел его и посмотрел то, что нужно.

— Вот и мы. Если ничего не изменилось за эти три года, а я не сомневаюсь в этом, этот причал закреплен за операциями Международной пищевой ассоциации. Теперь я удивляюсь, зачем такой огромной компании, как МПА, понадобилось ввозить то, чем вы торгуете, в Коста-Рику. В этом мало смысла, не так ли? Разве что они планируют переворот.

— Спасибо, Генри.

Добсон ушел, поскучневший и злой из-за тупости британского высшего класса, который скинул его мать, а до нее — миссис Тэтчер. И вся страна была такой.

12

— Я возьму на себя левого, сэр, если вы возьмете правого, — сказал Гудалл.

— Почему бы нет? — отозвался Паркер.

Дита переступила с ноги на ногу и снова прикусила ноготь большого пальца.

Те двое не могли выстрелить и знали, что не могут. Гудалл и Паркер тоже не могли стрелять. Только в крайнем случае. На худой конец те могли бы использовать «гаранды» как дубинки. Это были просто бандиты, что подтверждалось их винтовками, их дурацкой одеждой и джипом. Но уж никак не выучкой: Коста-Рика — одна из немногих стран мира, в которой нет постоянной армии вообще, и даже Гражданская гвардия прославилась стрельбой по воробьям в тех редких случаях, когда возникала необходимость в применении их пистолетиков.

Так что, когда Гудалл ударил, его противник инстинктивно ответил не тем, что опустил винтовку и нажал на курок, а поднял ее вертикально, чтобы одновременно защититься и ударить. Первый удар Гудалла разбил кисть руки, сжимавшую приклад, второй, в стиле карате, сокрушил бок между тазом и ребрами. Винтовка взмыла в воздух и стукнула по голове его товарища. Гудалл схватил его за освободившуюся правую руку и завернул ее за спину. В схватках такого рода Гудалл почти никогда не использовал кулаки — разбитые костяшки могут потом стать помехой, растяжение кисти немедленно обернется опасностью.

Паркер, следуя привычке, усвоенной им в школьные годы и затем в Сандхерсте, работал кулаками точно так же, как и ногами, но тренировки САС оставили свои следы — он работал более мягко, слегка прижал яремную вену противника, а затем, когда диафрагма его жертвы ослабла от первого удара, ударил его очень сильно чуть повыше пупка. Затем сжал кулак, чтобы нанести сокрушающий двойной апперкот. И именно в этот момент винтовка ударила того по голове.

Пока Гудалл связывал две пары ног и привязывал их к бортику, Паркер отнес винтовки на веранду. Он осторожно поставил одну на предохранитель и оттянул затвор, ожидая обнаружить пулю. Ничего. Он осмотрел винтовку. В магазине, рассчитанном на восемь патронов, было пусто.

— О, Боже мой, — прошептал он, и затем заговорил громче, чтобы Гудалл его слышал. — Они не заряжены. Пусты, как бутылка Джеймсона на 18 марта.

Гудалл засмеялся, вскинув сжатые кулаки над головой. Улыбка расплылась от уха до уха.

Паркер повернулся к Дите.

— Так откуда они явились?

— В Коста-Рике частным лицам запрещено иметь оружие. Так что они должны быть оттуда, — она мотнула головой в сторону нового дома на холме.

— Да. Я так и понял. Давай, десантник, отвези меня туда. Пора платить за звонок на Ноб-Хилл, — Он обернулся к Дите. — Тебе не нужно идти, поскольку мистер Форд говорит по-английски.

— Нет, я пойду. Мне не хочется оставаться здесь одной.

Гудалл забрался на место водителя, Дита села посередине, а Паркер рядом с ней. Ему не оставалось ничего другого, кроме как обнять ее левой рукой за плечи. Он почувствовал тепло ее бедра. Она оглянулась.

— Вы их сильно покалечили? — спросила она.

За всю свою военную службу Гудаллу никогда не случалось водить настоящий автомобиль общего назначения времен второй мировой войны. Переключение передач как у джипа, большое рулевое колесо, металлические пластины педалей почти как у ярмарочных автомобильчиков, воспоминания обо всех этих военных фильмах, Джеймс Стюарт, Джон Уэйн, — и после нескольких мгновений шума полупроснувшееся воспоминание подсказало ему, как включить сцепление — это все было воплощение мечты маленького мальчика.

Он был на взлете, вызванном адреналином. Он знал это, и знал причину этого. Дита совершенно верно спросила, не покалечили ли они этих несчастных парней слишком сильно. Когда он нанес первый удар, это был рассчитанный риск, потому что ружья могли быть заряжены. Почему бы ему поступить иначе? Безоружный против человека, сжимающего автоматическую винтовку, способную всадить восемь пуль ему в живот от одного нажатия на курок. Ничего грязного в этом нет. Если даже и поднимается уровень адреналина.