Признания Адриана Моула - Сью Таунсенд

Воскресенье, 6 апреля

Побывал в гостях у матери. Я не могу более считать этот дом своим. Маффет изменил его до неузнаваемости. Теперь у матери полок больше, чем в справочной библиотеке. Все работает. К затычке раковины в ванной даже цепочка приделана. Маффет не расстается с инструментами, бродит по дому и выискивает, что бы еще обрезать, удлинить, закрутить или ослабить. Мать ходит за ним по пятам, как дрессированный пудель. Противно смотреть. Они пока не расстались со своими нелепыми намерениями пожениться. Маффет попросил меня быть его шафером! В ответ я иронически рассмеялся. Рози будет подружкой невесты, с этой целью она собственноручно смастерила себе платье – вульгарное до предела. Радость педераста: розовый шифон, открытые плечи и атласные розочки, которые все это безобразие скрепляют. Набоков, почему ты не дожил до этого дня!

Я не мог заставить себя переночевать под одной крышей с матерью и Маффетом и нашел пристанище у бабушки. Но не прошло и двух минут с момента моего появления, как бабушка потащила меня на кухню и вынудила восхищаться поделками Маффета, на сей раз кухонным гарнитуром. И почему этот человек всюду лезет? Мне больше нравилась прежняя бабушкина кухня, о чем я ей и сказал прямо и начистоту.

Бабушка заказала себе наряд на свадьбу из каталога “Литтлвудз”. Расплачиваться она собирается в рассрочку в течение двух лет. Интересно, “Литтлвудз” понимает, на какой риск идет? Бабушка не может похвастаться отменным здоровьем, а вот скончаться в любой момент может.

Перед бегством обратно в Оксфорд заскочил к Берту Бакстеру. Какая-то бродячая педикюрщица стригла Берту ногти на ногах. Завидев меня, он гаркнул:

– Ох, чтоб меня, да это же младший Моул! И когда у тебя прыщи сойдут, паршивец ты этакий?

Педикюрщица – карлица с грязными ногтями и бегающим взглядом – предложила сделать мне педикюр. Я с содроганием отказался. Когда карлица удалилась, я заварил Берту чай, сделал бутерброд со свеклой и открыл банку темного эля. Ел он и пил, как обычно; хорошими застольными манерами Берт никогда не отличался. Потом он принялся вспоминать свою покойную жену Квини. Мы оба расчувствовались, и Берт признался, что “ждет не дождется, когда же он присоединится к своей девоньке”. Штык утратил свирепость (вместе с зубами). Даже лай его значительно потерял в громкости. Никогда не видел, чтобы собака так скоропостижно поседела. И я обеспокоился, заметив, что Штык сильно исхудал. Ошейник теперь болтается на нем, как кольцо вокруг Сатурна.

Среда, 9 августа

ФАКС: к сведению Джона Тайдмана, эсквайра, директора Радио-драмы.

ДАТА: 9 августа.

КОЛ-ВО СТР.: 739.

ТЕМА: “Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины”

Вручаю Вам мой роман. Пожалуйста, прочтите его немедля и сделайте из него радиопьесу. Я запрашиваю 1000 фунтов. Прошу пустить его в эфир до 8.30 вечера. Моя бабушка снимает слуховой аппарат ровно в 8.35, и ни секундой позже.

А. Моул.

Пятница, 11 августа

Центр радиовещания

Дорогой Адриан Моул,

Совсем рехнулся, парень? Ты застопорил мой факс на целых восемь часов. Рукопись в 739 страниц не посылают по факсу. Ее аккуратно упаковывают и отсылают по почте.

Либо ты, либо мой факс стер все гласные в твоем романе “Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины”. Рукопись кишит согласными, гласные же едва просматриваются или вообще не видны. Ты рассчитываешь на тысячу фунтов? Я изрядно повеселился.

Лично я не переделываю романы в пьесы, на Би-би-си я исполняю роль директора отдела драмы – провожу политику, заказываю новые тексты и т. д. Если ты хочешь, чтобы твой безгласный роман драматизировали, займись этим сам.

Твой (постольку, поскольку так принято подписываться)

Джон Тайдман.

P.S. Я уезжаю в Австралию. Надолго.

Четверг, 17 августа

Бристольское Би-би-си отвергло “Головастика”. Без объяснения причин. Когда-нибудь они пожалеют, консерваторы дебильные. Отправил “Головастика” Крейгу Рейну, редактору поэзии в издательстве “Фабер и Фабер”. Он жутко лохматый и, значит, оценит меня по достоинству, ведь я практически в одиночку волоку английскую поэзию в двадцать первый век. Мне повезло: в ящике стола Брауна как раз хватило марок.

Пятница, 18 августа

Я трудился над прогнозом рождаемости тритонов (на 1995 г.), когда Браун ворвался в мой закуток и давай орать насчет почтовых марок. Он буквально обвинил меня в краже! Отныне все сотрудники Бюро тритонов обязаны расписываться в журнале с указанием адреса и содержания почтового отправления, прежде чем взять марку. Марки заперты в ящике, и ключ только у Брауна. Странно, что он не выставил круглосуточную охрану у своего дурацкого ящика. Все это крайне неудобно: у Брауна слабый мочевой пузырь, и он посещает туалет по меньшей мере раз десять на дню. Эти посещения обычно выпадают на то время, когда мне срочно требуется марка. Теперь придется покупатьмарки на почте. Мои рукописи должны быть прочитаны и поняты. Меня откроют – это лишь дело времени.

Среда, 23 августа

Правительство распродает нашу воду. Но это же незаконно! Если над моим домом каплет или облако проливается дождем над моим садом, то кому принадлежит эта вода – мне, Господу или миссис Тэтчер? Любопытный юридический казус. Не задать ли его Джону Мортимеру из “Славы Рампола”? Это наверняка заинтересует его законотворческие мозги. Возможно, он включит мои аргументы в какой-нибудь эпизод своего забавного сериала. Разумеется, о защите моих авторских прав я позабочусь.

Мне просто необходим литературный агент.

Прошлым вечером Пандору видели с Роки (Малышом), она садилась в его “кадиллак”. Информатор – мистер Браун. Он не одобряет “кадиллаки”, потому что они жрут много бензина.

Понедельник, 28 августа

Отослал “Курганы” Эду Виктору, литагенту Айрис Мэрдок. Уверен, он поймет мой роман. В конце концов, мы с Айрис оба исследуем метафизический мир.

Четверг, 31 августа

Брак принцессы Анны распался! Капитан Марк Филлипс съехал из Гатком-хауса в какой-то сборный домишко на территории поместья. Надеюсь, он забрал с собой стереосистему.

Среда, 20 сентября

Вернувшись с работы, я с изумлением обнаружил дома Роки, гориллоподобного культуриста. Он сидел за столом, поедая бутерброд с огурцом; его пальцы напоминали мощные крылатые ракеты. Роки встал, когда я вошел в комнату, но я торопливо предложил ему сесть. Не желаю казаться карликом на фоне этого двухметрового бугая.

– Мы с Роки любим друг друга, – заявила Пандора.

Парень застенчиво потупился, а потом глянул на Пандору, и я клянусь, дорогой дневник, его глаза действительносветились любовью. Уж не знаю где, но я таки нашел в себе силы прохрипеть: “Рад за вас”, прежде чем убежать, шатаясь, к себе и броситься на кровать. Я воображал, как Роки давится насмерть огуречной кожурой (Пандора никогда не чистит овощи). А может быть, у него аллергия на огурцы, и он умрет, предварительно мерзко распухнув, в окружении озадаченных и беспомощных врачей.

Суббота, 30 сентября

Триста тысяч шотландцев не смогли уплатить подушный налог. Миссис Тэтчер не осмелится ввести такой налог в Англии. Это будет ее политическим самоубийством. Пандора в своей спальне. Я слышу, как Роки умоляет ее на удивление тонким голоском (к тому же он еще и шепелявит):

– Но уже дефять дней прошло. Я думал, ты любишь меня, Пан.

– Люблю, Роки, – слышу я ответ Пандоры. – Но предпочитаю держать свое тело при себе. А теперь спи.

Ха! Ха! Ха! Ха!

Воскресенье, 1 октября

Сегодня утром Джулиан рвал и метал, он не мог попасть в ванную, где его дожидались кремы и лосьоны. Из-за двери слышно было, как плещется Роки, словно Моби Дик в океане. Джулиан пришел ко мне, сел на краешек кровати и признался, что ничего забавного в том, чтобы быть мужем Пандоры, он больше не видит.

– Я развожусь, – закончил он. И получил мою горячую поддержку.

Понедельник, 2 октября

Письмо от Барри Кента:

Йо!

На следующей неделе меня отпускают под честное слово и я еду к тебе годится? Запасись пивком. Ты слыхал о таком чуваке Блейке? Он написал пару реально крутых стихов. К примеру “Тигр Тигр”. Найджел приезжал ко мне на прошлой неделе. Он уже не буддийский монах, он вступил в социалистическую рабочую партию и заставил меня купить ихний журнал. Я пишу для них стихотворение.

Йо!

Баз.

Возможно, Барри Кент и сделал себе имя в поэтических забегаловках (“Баз, поэт скинхедов”), но он по-прежнему дебил. Любой, кто получил хотя бы маломальское образование, знает, что Уильям Блейк (22) был художником и тигров он рисовал. Послал Кенту телефонограмму с работы, велев неприезжать на следующей неделе: “Йо! Баз, сожалею, но надо ехать в экспедицию кольцевать тритонов. На следующей неделе меня не будет. Блейк художник, не поэт. Йо! Айди”.