Город Сумерек - Вера Космолинская

— Морион? — обеспокоено позвала Фаенна. — Что ты делаешь? — Она понимала, что я делаю, но дрожь, охватившая все вокруг, ее встревожила, и волна посторонней силы, которой, используй я только собственную, тут не должно было быть.

— Все, — ответил я, — уже достаточно.

И обхватив меч за рукоять, я потянул его наружу, а подступившая к острию вода быстро заполняла освобождающуюся канавку, и едва я выдернул Ринальдин из земли, струйка воды ударила вверх фонтанчиком. Перекинув меч подмышку, я простер ладонь над родником, успокаивая проснувшуюся землю. Вокруг еще все дрожало, в глубинах зарокотало, а над Городом сверкнула ветвистая молния, и загремел оглушительный гром.

— Морион!

— Все… — я перевел дух. — Теперь действительно уже все.

Родник весело журчал, вода понемногу совсем очистилась, мы сполоснули фляги от песка, в который превратилось испорченное вино, наполнили их чистой водой и с удовольствием напились. Вода была ледяной и будто бы искрящейся, с нотками странных вкусов, освежающих и бодрящих.

— Поразительно, — пробормотала Фаенна. — Мы действительно колдуны… — она покосилась на меня, странно приподняв бровь. — Тебе не кажется, что эта сила может быть больше, чем может выдержать этот мир?

— Может, и так, — я пожал плечами. — Но попробовать стоило.

— Город, похоже, содрогнулся.

— Может быть, ему и стоило содрогнуться. Перед пробуждением.

Что ж, вода у нас теперь была. У нас даже были рядом почти живые деревья. Пожалуй, стоило подумать и о какой-нибудь дичи. Сегодня я не видел кружащих обычно вокруг нас лоскутков тьмы. Но где-то вдали, ближе к городу, в небесах парило нечто, отливавшее слабым свечением. У нас не было с собой ни луков, ни какого-либо другого подходящего охотничьего снаряжения. Ни средств, ни времени. Я сосредоточился на случайно увиденной дальней светящейся точке, вытянул руку, и невидимые пульсирующие нити, протянувшиеся от Города к роднику, прошли сквозь меня и понеслись к далекому крылатому существу, поймали его, будто в сеть, и повлекли к нам. Я так сосредоточился на том, чтобы все получилось, что даже не задумывался, что именно я тащу — просто получится или нет, было гораздо важнее. Даже когда птица была уже близко, я все еще не очень сознавал, кто мне попался, и будет ли она съедобной дичью, не слышал и говорила ли мне что-нибудь Фаенна. Наконец к моим ногам с глухим клекотом свалилось создание с гигантским размахом крыльев, крепким клювом и горящими безумными глазами. Удерживая его у земли невидимой сетью я наконец, запыхавшись, повернулся к Фаенне.

— Похоже, я поймал орла. Подойдет?

Глаза Фаенны были огромными, но она только кивнула. И я одним махом снес птице голову.

— Может, ты можешь таким же манером найти нам и лошадей? — весело поинтересовалась Фаенна.

— Наверное, могу. Если только их увижу.

Орел — не самая привычная дичь. Но если его мясо и было жестким и обладало странным вкусом, то мы этого почти не заметили, нам было не до кулинарных изысков, мы торопились, и дичь получилась наполовину сырой, а наполовину подгоревшей. Но это не имело никакого значения, кроме того, что теперь мы чувствовали себя куда лучше и бодрее, чем в два предыдущих дня. В конце концов, главное — это цель, а не такие мелочи — хорошо, когда они отнимают как можно меньше времени.

И теперь мы подходили к опушке леса. По эту сторону лес был вымершим. Множество мертвых, поваленных, изломанных, иссохших стволов. Но уже и здесь, с каждым шагом все становилось живее. И на самом краю держались еще отдельные упрямые деревья, с изломанными ли иссохшими боками, обильно покрытыми окаменевшим мхом, искривленные ли в жутковатые формы, и совершенно еще здоровые и стойкие.

Фаенна с удовольствием подставляла лицо ветру, шелестящему в их кронах, и смотрела на них почти восхищенно, будто уже не надеялась увидеть. А я раздумывал — как же мы еще далеко. И в то же время, как мал этот пятачок живой земли, будто в очерченном тонкой линией круге, уязвимый хрупкий остров. Но восхищение Фаенны исходило и из того, что она видела и предвидела что-то иное, надеялась на нечто новое. Проходя мимо живых и мертвых деревьев, она беззвучно что-то шептала, бросала словно мимолетные цепкие взгляды на вершины, чуть поводила рукой. Она не просто проходила, она делилась с ними своей жизненной силой. Именно своей, она не черпала ее из Города, еще щадила его ради него самого. Наконец я не выдержал.

— Не надо. Нам все-таки еще надо вернуться. Тогда мы все исправим. Все, что только сможем.

— Это немного, знаю, — ответила она, даже не обернувшись, продолжая скользить взглядом по искривленным ветвям, — но сможем ли мы что-то, когда вернемся, не передумаем ли… это еще неизвестно. А это я еще могу.

— Но побереги хотя бы себя. Башню и Дома все равно предстоит разрушить, чтобы они потеряли свою силу. Забери немного ее сейчас, хуже от этого не станет.

— Кто знает. Ведь та же самая сила еще сохраняет Город живым.

— И закрывает его от света все надежней, отчего он, и все вокруг, продолжает умирать.

Фаенна помолчала. Но, думая, не переставала все так же отрешенно-внимательно посматривать по сторонам.

— Это палка о двух концах, — наконец сказала она. — Ты сам об этом думаешь. Ты не знаешь, в какую сторону можешь изменить равновесие, и подозреваешь, что не в лучшую.

— Поэтому ты считаешь, что я могу передумать?

— Я считаю, что мы все еще не знаем всех обстоятельств, с какими можем столкнуться. Или уже столкнулись. Очень давно, — добавила она после паузы.

Я мрачновато посмотрел на нее, потом вздохнул и перевел взгляд на деревья, на проскакивающих порой в ветвях и у самых корней мелких зверушек. И пожелал ожить иссыхающим ветвям, проснуться спящим в семенах росткам, и мне показалось, что я слышу не только шорох ветра, а мерное, нарастающее гуденье самого роста, бегущих в земле, в стволах, в жилках листьев, токов, попадающее в тон биению моей крови, движению, дыханию, току мысли и чувства. И ощутил вокруг великое тепло. А затем, прикосновение тонких пальцев Фаенны, взявшей меня за руку. Мы не сказали друг другу ни слова. Мы продолжали идти, и весь мир вокруг нас сливался во что-то живое и теплое, во что-то, что было, по сути, безграничным, могло стать, как может стать целым лесом одно только семя, когда-нибудь, если ему повезет. Это всего лишь возможно, и нельзя сказать, что этого не существует, пока это все еще возможно. А потом мы остановились. И это было так просто и ясно — посмотреть ей в глаза, осторожно, ласкающим прикосновением отстранить с теплого мрамора ее лба дымчатую прядь, и коснуться губами ее мягких губ. Но в это мгновение снова раздался лай собак. Мы оба вздрогнули и разомкнули руки. Очарование спало. Кругом шумел лес, а в ушах стучала кровь. Но это был всего лишь лес. И это была всего лишь кровь. В умирающем выцветшем мире. И впереди у нас была цель. И было не время отвлекаться. И мы не могли позволить себе того, что на миг показалось возможным. Мы — правители. Наши чувства не имеют значения, если они могут помешать нам. Мы должны оставаться только союзниками. Мы оба это знали, пусть это знание и оставляло привкус праха на губах.