На крыльях магии - Андрэ Нортон

—…считаешь, что мы должны отложить праздник? —услышала она тревожный негромкий голос жрицы.

— Нет, — возразила волшебница, — иначе все всполошатся. — Она встала. — Арона? — произнесла Несогласная холодным отчужденным голосом.

Они все здесь, собрались у очага Несогласной, с печеньем, сидром и ручной работой, как на всяком собрании. Госпожа Флори, госпожа Марис, госпожа Бирка, бабушка Лорин, пять других и бархатно-серый кот с голубыми глазами. Все смотрели на девушку, которая немыслимо грубо ворвалась к ним без слов приветствия. У нее на руках приподнялась Ловри, дочь Лизы.

— Она больна! — хрипло пробормотала Арона. — Мы не могли найти никого, кто смог бы помочь! Я… — С покрасневшим лицом дна сунула Ловри на руки госпоже Флори, посмотрела на женщин, повернулась и убежала.

Она пробежала бы и мимо Элтеи, но ткачиха уже развернула мула и остановила ее.

— Ну? — поинтересовалась она.

— Они все там, — выдохнула Арона. — Разговаривают.

На крыльцо вышла госпожа Бирка и подозвала Элтею.

— Ты должна была быть среди старейших, — строго заговорила она. — Но отказалась. Прими это, как только наше дело. Арона, ты не скажешь никому ни слова, даже не намекнешь. Именем твоей матери?

Арона отшатнулась и посмотрела в сторону.

— Именем моей матери, — поклялась она. Ее до мозга костей охватил холод от того, что она почувствовала в доме. И вот, пряча лицо за Элтеей, она пошла назад, к Дому Записей.

Глава пятая. Злая дрожь

Леатрис научилась вместе со своими новыми подругами бегать за овцами, ночами охранять их от волков и убивать копьем кроликов на ужин. День следовал за днем, и лицо ее все больше загорало под солнцем. Волосы спутались, и она убирала их под шляпу, как остальные.

И вот в самом конце загона из-за холмов, очень близко, послышался крик волка-лисы. Леатрис была на страже. Она вздрогнула. Она еще так плохо умеет бросать веревку или копье. Что если сейчас нападут на стадо? Позвать на помощь? Овцы тревожно блеяли, собаки шевелились во сне. Одна подняла голову и шумно принюхалась.

Закричал ягненок, высоко, резко и испуганно. Леатрис побежала на шум и увидела, что глупое животное отошло от стада на некоторое расстояние. Где вторая девушка-караульная? Почему молчат собаки? Леатрис концом копья подняла ближайшую собаку и побежала к ягненку. Над ним, прижав морду к горлу, нависла какая-то неясная тень.

— Волк! — закричала Леатрис. За такой крик мать ее отшлепала бы. — Волк!

Зверь, не испугавшись, посмотрел на нее, оскалил окровавленные зубы и продолжал есть. Надеясь, что держит копье правильно, Леатрис взяла в другую руку нож и вогнала копье в глотку хищника.

Но не попала! Хищник прыгнул в сторону и скрылся в темноте. Леатрис склонилась к ягненку, чтобы посмотреть, можно ли ему еще помочь. И слишком поздно увидела, как серый зверь прыгнул к ее горлу. Торопливо подняла руку, защищая лицо. Зубы волка сжали ее руку. Она закричала от боли, свободной рукой подняла нож и принялась наносить удары, надеясь, что причиняет зверю хоть какой-то вред. Потом почувствовала чьи-то руки у себя на плечах.

Разжимая челюсти мертвого волка, Нидорис присвистнула. Рукав разорван, из нескольких мест на руке течет кровь. Бритис и Нельга уложили Леатрис, Нидорис вытаскивала из ран все лишнее, что могла рассмотреть при свете горящей ветки, которую держала Сарис, та самая сторожевая девушка, которой не оказалось на месте вовремя. Потом Нидорис раскрыла мех, который никому не разрешалось трогать, и принялась снова и снова промывать раны. Леатрис старалась не кричать от боли, потому что эти девушки, как парни, они презирают слезы и истерику. Но все равно не могла удержаться от стонов.

Нидорис потрепала ее по плечу.

— Где твоя чистая тряпка для крови? — спросила она.

Смущенно — о таких вещах не принято говорить вслух — Леатрис прошептала:

— Я ей пользуюсь.

— Поэтому он и напал, — прошептала Бритис. — О, Леатрис, почему ты нам не сказала?

— Она не знает! — догадалась Нидорис. — Вот в чем дело! В ее проклятой деревне на это не обращали внимание. Есть у кого-нибудь чистая тряпка для крови? — Бритис протянула тряпку, и Нидорис перевязала руку. — Сарис! А ты где была, во имя Джонкары?

— Со мной то же, что с Леатрис, — просто поведала Сарис. — Началось внезапно. Знаешь, как это бывает.

Нидорис презрительно высказала:

— В следующий раз сначала кого-нибудь разбуди. Ну, давай! — Она обняла дрожащую и плачущую девушку, положив ее голову себе на руку. — Ты смело действовала. И получишь шкуру. Знаешь об этом? Гордись! — Она отвела Леатрис назад к костру, где все девушки уже проснулись и смотрели на них. — Слушайте! Наша Леатрис одна убила Пса Джонкары!

Девушки радостно закричали. Леатрис, у которой от боли и пережитого страха кружилась голова, смутно поняла, что стала героиней. Она, которая никогда не могла угодить матери! Да и сейчас она сомневалась, что Хуана хорошо отнесется к ее подвигу. А завтра они возвращаются. Леатрис задрожала.

Нидорис налила ей из особого меха, и Леатрис послушно глотнула. Это оказался крепкий неразведенный эль, сама душа эля.

— Вода жизни, — заверила Нидорис подавившуюся Леатрис. — Госпожа Гондрин хорошо его готовит. Для целительниц. — Она с помощью еще двух девушек уложила Леатрис.

«Я героиня», — с удивлением думала Леатрис. Потом она уснула.

Осеберг, сын Моргата, скривившись, смотрел, как Норпэль, кузнечиха, подносит к его волосам раскаленное железо для завивки. По его прежним стандартам, он зарос; она говорила, что он слишком коротко подстрижен. Его сестра Леатрис, завитая и одетая, гордо демонстрируя раненую руку на перевязи, с трудом удерживалась от смеха, пока Нориэль не достала платье, которое носила девушкой.

— Я не надену это! — возмутился Осеберг, а Леатрис прикрыла рукой рот. Смешки пробивались из-под руки, как река из-за плотины, их сопровождало икание. Их мать, Хуана, скривилась еще сильнее Осеберга, хотя сама хорошо выглядела в платье, занятом у птицеподобной Эйны, дочери Наты. «Гордость», — решила Нориэль. Хуана бедна, а Осеберг слишком массивный, чтобы быть красавицей. Хуане придется смириться с тем и другим.

— Ну, вот, — довольно произнесла Нориэль. Она критично посмотрела Осебергу в лицо. Подойдя ближе, прошептала: — Нужно острое лезвие, чтобы убрать волосы с твоего лица. — Он попятился. Она негромко добавила: — Я знаю, какими жестокими могут быть девушки. Они будут смеяться над тобой, говорить, что ты старая карга. Только у старух на лице растут волосы,но даже они их сбривают.

Осеберг дернулся.

— Девушки будут смеяться надо мной? — негромко спросил он. Она кивнула. Он взял лезвие и отправился в соседнюю комнату.