Тишина в Хановер-клоуз - Энн Перри

Неважно, чем заниматься — лишь бы не в одиночестве.

Но большинство людей из ее окружения были просто знакомыми; называть их друзьями — значит принижать значение этого слова. Их общество нарушит окружавшую ее тишину, но не даст чувства близости, а Эмили еще не дошла до такой степени отчаяния, когда требуется просто присутствие людей, все равно кого.

Рассудком она понимала, что настоящее общение предполагает близость, но Эмили сомневалась, что готова к близким отношениям с кем-то за пределами семейного круга. Ее мать тоже недавно овдовела, но у них так мало общего. Кэролайн Эллисон много лет прожила в браке и по всем меркам была счастлива. Тем не менее она неожиданно обнаружила, что у вдовства есть свои преимущества. Впервые в жизни ей ни перед кем не нужно было отчитываться: ни перед властным отцом, ни перед честолюбивой матерью, ни перед покладистым, но чрезвычайно самоуверенным мужем. Даже ее свекровь утратила статус непререкаемого авторитета, матриарха, который был у нее при жизни сына. Наконец Кэролайн могла говорить то, что думает. Не раз и не два она приводила старую леди в ярость, советуя ей не лезть не в свое дело — когда был жив отец Эмили, она не осмеливалась на такое. Не стоило оно того — ни последующей размолвки, ни невозможности объясниться.

Но отец Эмили умер естественной смертью в возрасте шестидесяти пяти лет. А жизнь Джорджа оборвалась в самом расцвете, и кроме того, Эмили всегда была свободна и могла делать все, что хотела. Общество накладывало на нее ограничения, и после смерти Джорджа они связывали ее сильнее, чем при его жизни. Ощущение пустоты и одиночества испугало ее. Возможно, со временем это чувство усилится, и Эмили придется заполнять свою жизнь бессмысленными занятиями и глупыми разговорами с людьми, которые ей абсолютно безразличны.

Альтернатива выглядела необыкновенно заманчивой: поддерживать дружбу с Джеком Рэдли. В данный момент она полагала, что без особого труда выбросит из головы вопросы, которые могла бы задать рациональная половина ее разума: есть ли в Джеке нечто большее, чем очарование, юмор и умение в любой момент развеять скуку, а также способность так хорошо понимать ее, что объяснения почти никогда не требуются, не говоря уже об оправданиях?

Симпатия — это для друзей. Эмили прекрасно понимала, что для замужества еще нужно доверие, понимание того, что они разделяют одни ценности, что супруг поддержит ее в горе или в болезни, защитит от нападок недоброжелателей. А если ему нельзя доверять — эта мысль вызвала почти физическую боль, как будто нанесенные Джорджем раны еще не зажили, — то все бессмысленно. А он будет достаточно осторожен, чтобы она никогда не узнала об этом, а главное, не узнали ее друзья.

И еще необходимо уважение. Что общего может быть у нее с человеком, не обладающим смелостью, чтобы сражаться за свои убеждения, или большим сердцем, способным на жалость? Она быстро разочаруется и в том, чье воображение не выходит за границы его собственных потребностей.

Эмили остановила себя, охваченная страхом и растерянностью. О чем, черт возьми, она думает? О замужестве? С ума сошла! Джеку просто нужна богатая невеста — она поняла это по его присутствию в Кардингтон-кресент. Дядя Юстас пригласил его как подходящего мужа для Тэсси — у него происхождение и связи, а у нее деньги. Но теперь сама Эмили, унаследовавшая поместья Джорджа, во много раз богаче Тэсси Марч. А эту противную мысль нужно выбросить из головы. Она богатая вдова. Скоро появятся охотники за деньгами, словно стервятники, которые кружат над умирающей добычей и дожидаются своего часа: появиться не слишком рано, чтобы не выглядеть неприлично и не разрушить свои шансы, но и не слишком поздно, иначе приз достанется другим.

Эта мысль показалась такой отвратительной, что Эмили стало дурно. В первый раз оказавшись на рынке невест, она наслаждалась игрой. У нее было все, чтобы победить, и она должна была победить. Эмили превосходно вела свою игру и заслужила приз. Она обладала невинностью и высокомерием неопытности. Теперь Эмили не так уверена в себе. Она познала вкус поражения, причем совсем недавно, и ей есть что терять.

Неужели Вероника Йорк оказалась в таком же положении? И ей приходят в голову те же мысли? Ее мужа убили, и она, скорее всего, является наследницей всего состояния Йорков. И тоже с подозрением смотрит на обожателей и мысленно проверяет каждого, чтобы понять, это любовь к ней или к ее богатству?

Ужасная самоуверенность! Джек Рэдли никогда не упоминал о женитьбе и даже не намекал Эмили, что именно таковы его желания и мечты. Нужно следить за своими мыслями, а иначе она сморозит какую-нибудь глупость в его присутствии и с головой выдаст себя, что сделает всю ситуацию просто невозможной!

Хоть бы случилось какое-нибудь серьезное преступление, за которое они могли бы взяться вместе с Шарлоттой, нечто реальное и несомненно важное, что вытеснит из ее головы все эти нелепые фантазии и грезы! Как может женщина, обладающая хоть каплей ума, все свои мысли направлять на то, чтобы дать указания слугам, которые и без того прекрасно знают, что им делать? С домашним хозяйством для одной женщины и маленького мальчика без труда справится и горничная!

В таком беспорядке пребывали мысли Эмили, когда следующим утром в гостиную вошел дворецкий и объявил, что приехал мистер Джек Рэдли и свидетельствует свое почтение. Он в гостиной при кухне и желает знать, примет ли его леди Эшворд.

Эмили сглотнула и замерла на несколько секунд, пытаясь совладать со своим лицом; дворецкому не пристало видеть ее растерянность.

— Странное время для визита, — небрежно ответила она. — Наверное, мистер Рэдли приехал по делу; возможно, у него для меня новости. Да, Уэйнрайт, пригласите его войти.

— Слушаюсь, миледи.

Если Уэйнрайт что-то заметил, на его гладком лице ничего не отразилось. Он медленно повернулся и вышел из комнаты, двигаясь торжественно и плавно, словно участник какой-то процессии. Дворецкий поступил на службу к Эшвордам еще мальчиком, а его отец был в имении главным садовником. Эмили чувствовала себя рядом с ним неловко.

Через секунду появился Джек — неторопливо, как требовали приличия, но шаги легкие, лицо оживленное. Одет он был, как всегда, модно, однако носил вещи с такой непринужденностью, что костюм выглядел просто удачным сочетанием, а не чем-то продуманным заранее. Многие люди дорого дали бы, чтобы производить такое впечатление.

Он замялся, собираясь сказать, что хозяйка прекрасно выглядит, но затем отказался от лжи в пользу слабой улыбки и правды.

— Вы выглядите усталой, Эмили, — как и я сам. Ненавижу январь, а он уже почти наступил. Нам следует заняться чем-нибудь ужасно интересным, чтобы месяц быстрее закончился, — мы будем так заняты, что не заметим, как он пройдет.

Ей не удалось сдержать улыбку.

— В самом деле? И что вы предлагаете? Прошу вас, садитесь.

Рэдли изящно опустился на стул и посмотрел ей прямо в глаза.

— Мы должны продолжить расследование, — ответил он. — Шарлотта же вернется к Йоркам, правда? У меня создалось впечатление, что она заинтересовалась не менее нас. И вообще, разве это не ее идея?

Идеальный предлог, и Эмили, не задумываясь, ухватилась за него.

— Да, конечно! Я уверена, что она с радостью воспользуется шансом нанести еще один визит Йоркам. — Упоминать о том, что для этого снова потребуется помощь Джека, не было необходимости; они оба это знали. Ни одна женщина в положении Шарлотты не станет претендовать на продолжение знакомства. В любом случае ее финансы не позволяли даже приехать в экипаже, не говоря уже о соответствующей одежде. Эмили обеспечит сестру экипировкой, но не сопровождением. Нужно напомнить Шарлотте о деле, а то в рождественской суете она могла забыть о Йорках.

— Я пошлю ей записку, — вслух прибавила Эмили. — И нельзя исключать, что Питт узнал что-то еще, и нам нужно быть в курсе.

Джек с задумчивым видом смотрел в пол.

— Я попытался — очень осторожно — расспросить нескольких знакомых о Данверах, но выяснил крайне мало. Отец, Гаррард Данвер, — какая-то шишка в Министерстве иностранных дел; возможно, именно по этой причине они близко знакомы с Йорками. Высший свет на удивление мал. Все знают друг друга если не лично, то по крайней мере в лицо или слышали друг о друге — разумеется, речь не идет о визитах. У него было два сына: один погиб в Индии несколько лет назад, а второй, Джулиан Данвер, может жениться — или не жениться — на Веронике Йорк, в зависимости от результатов расследования Питта.

Эмили недовольно фыркнула. Она сочувствовала Веронике, и сомнения по поводу репутации молодой женщины вызывали у нее раздражение.

— Хоть бы кто-нибудь соблаговолил задуматься, достоин ли он ее! — язвительно воскликнула Эмили и тут же пожалела о вырвавшихся у нее словах. Лучше промолчать, чем выдать свои ужасные подозрения. Бог даст, Джек не догадается! Эмили открыла рот, собираясь утопить свое замечание в потоке слов, но испугалась, что он поймет ее намерения, и ограничилась вызывающим молчанием.