Тишина в Хановер-клоуз - Энн Перри

— Эй! — крикнул Томас, распахнув парадную дверь своего дома.

Через секунду он услышал, как Джемайма спрыгнула со своего стульчика, а затем раздался топот туфелек по линолеуму — дочь выбежала встречать его в коридор.

— Папа! Папа, уже наступило Рождество? Наступило, я знаю!

Питт обнял ее и поднял высоко в воздух.

— Да, моя сладкая! Уже Рождественский сочельник, прямо сейчас!

Он поцеловал дочь и, держа ее на руках, прошел на кухню. Все лампы ярко горели. Шарлотта и Эмили сидели за столом, заканчивая украшение большого торта, а Грейси нашпиговывала гуся. Эмили приехала часом раньше, в сопровождении лакея, нагруженного цветной бумагой, коробочками и лентами. Притихшие и взволнованные дети — Эдвард, Дэниел и Джемайма — не отходили от него. Эдвард прыгал с одной ноги на другую; его белокурые волосы поднимались и опускались, словно золотистая крышка. Дэниел принялся танцевать и кружился, пока не упал.

Томас поставил Джемайму на пол, поцеловал Шарлотту, поздоровался с Эмили и кивнул Грейси. Потом снял башмаки и вытянул ноги к печке, чувствуя, как тепло поднимается от ступней к бедрам, и, довольный, смотрел, как Грейси ставит котелок на огонь, достает заварочный чайник и большую чашку.

После ужина он едва дождался, пока дети улягутся спать, чтобы принести надежно спрятанные подарки и красиво упаковать их. Вместе с Эмили и Шарлоттой Томас сидел за обшарпанным кухонным столом, который теперь был завален ножницами, яркой бумагой, лентами и бечевкой. Время от времени кто-нибудь исчезал в гостиной, прося остальных не входить, а потом возвращался с сияющими глазами и довольной улыбкой.

Легли они почти в полночь, и Питт слышал, что Шарлотта один раз вставала в полной темноте, когда тонкий голосок на площадке лестницы с надеждой спросил: «Уже утро, да?»

Проснувшись ровно в семь, он увидел, что Дэниел в ночной рубашке стоит в дверях их спальни, а Шарлотта, полностью одетая, сидит у окна.

— Кажется, идет снег, — тихо сказала она. — Еще темно, и видно плохо, но в воздухе что-то блестит. — Повернувшись, она увидела Дэниела. — Доброе утро, милый.

Шарлотта склонилась, чтобы поцеловать сына. Мальчик замер. Ему было почти пять, и он уже не желал, чтобы его целовали, особенно в присутствии других людей.

— Уже Рождество? — прошептал он в мягкие волосы, спадавшие на щеку матери.

— Да. Рождество! Вставай, Томас, Рождество пришло. — Шарлотта протянула руку Дэниелу. — Пойдем, посмотрим, что там у нас под елкой в гостиной, а потом будем одеваться.

Мальчик кивнул, глядя широко распахнутыми глазами в лицо матери.

— Тогда идем! — Она потащила его за собой, оставив дверь широко открытой и окликая Эдварда и Джемайму.

Питт выбрался из постели, натянул одежду, еще в большем беспорядке, чем обычно, плеснул в лицо водой из стоявшего на комоде кувшина и сбежал по лестнице вниз. Шарлотта, Эмили и дети стояли в гостиной и смотрели на елку и гору ярких свертков под ней. Все молчали.

— Сначала завтрак, потом церковь, потом посмотрим, что здесь, — сказал Питт, разрушая чары. Ему не хотелось, чтобы Эмили повернулась и увидела его лицо. Он подумал о Джордже.

Джемайма открыла было рот, собираясь запротестовать, но передумала.

— Еще Грейси? — спросил Томас.

— Вчера вечером я отправила ее домой, — ответила Шарлотта. — Мы вдвоем прекрасно справимся сами.

— Может, ей было бы лучше с нами? — Питт подумал о разнице между домом Грейси и этим, с его теплом, счастьем и гусем в духовке.

— Может, — согласилась Шарлотта, направляясь на кухню. — Но ее матери — нет. Эмили дала ей цыпленка, — вполголоса прибавила она и торопливо продолжила: — Завтрак через полчаса. Все одеваться — быстро! — Она хлопнула в ладоши, и Эмили повела детей наверх.

Сама Шарлотта занялась завтраком — каша, яйца, тосты, мармелад, мед и чай. Питт поднялся на второй этаж, чтобы побриться.

На улице лежал тонкий слой снега, а между крышами виднелось по-зимнему голубое небо с белыми барашками облаков. Все вместе они дошли до церкви, в полумиле от дома. Везде звонили в колокола, и холодный воздух был наполнен торжественными звуками.

Служба была короткой; они сидели рядышком на узких скамьях, пока викарий рассказывал знакомую историю, а орган играл знакомые гимны. Все пели «Придите, верные» и «Храни вас Бог», пока звук не поглотил их, словно океан.

Назад они шли сквозь карусель снежных хлопьев, оставляя за собой цепочки следов. Затем, после небольшой суеты в кухне, все уселись за стол. На нем был жареный гусь с ароматной начинкой, печеная картошка с коричневой хрустящей корочкой, пастернак, хорошее французское вино и сливовый пудинг, политый бренди — его зажгли, к огромному удовольствию детей, — и покрытый кремом. Шарлотта с величайшей тщательностью разрезала пудинг, чтобы каждому достался серебряный трехпенсовик.

Наконец наступила пора подарков. Не скрывая волнения, все отправились в гостиную и стали смотреть, как дети срывают обертки, бросают бумагу на пол и замирают в немом восхищении. Дэниел получил паровоз и вагоны, которые смастерил Питт, и попрыгунчика, купленного Эмили. Эдварду от Питта досталась коробка кубиков самых разных цветов, форм и размеров, а от Эмили — набор оловянных солдатиков. Джемайме предназначалась кукла, для которой Шарлотта сшила три комплекта одежды, а от Эмили — калейдоскоп; если его встряхнуть и поднести к глазу, перед тобой предстает яркий, беспрерывно меняющийся волшебный мир.

От бабушки Кэролайн дети получили книги: «Алиса в Стране чудес» Льюиса Кэрролла для Джемаймы, «Дети вод» Чарльза Кингсли для Дэниела и «Остров сокровищ» Роберта Льюиса Стивенсона для Эдварда.

Шарлотте очень понравились и розовая алебастровая ваза, и гранатовая брошь, которую подарила сестра, а Эмили осталась довольна кружевным воротником от Томаса и Шарлотты. Питт не мог нарадоваться рубашкам, сшитым женой, и блестящим кожаным сапогам, прикрывавшим колено. Он от души поблагодарил Эмили не только за подарок, но и за проявленный такт — она постаралась, чтобы подарок был не слишком дорогим. Леди Эшворд прекрасно знала, что в должности констебля Питт получал столько же, сколько трубочист, а теперь, когда он стал инспектором, его месячное жалованье не превышало суммы, которую она тратила на одежду.

Сама Эмили была благодарна сестре и ее мужу за теплоту и участие, за чувство принадлежности к семье, и она самым деликатным образом дала им это понять. Когда суматоха, вызванная подарками и благодарностями, наконец улеглась, все расположились у камина, красно-желтое пламя которого гудело, вытягиваясь к дымоходу. Эмили и Шарлотта болтали, а Томас дремал, положив ноги на каминную решетку.

Вечером, когда уставшие дети отправились спать, крепко прижимая к себе подарки, Шарлотта, Питт и Эмили достали гигантскую составную картинку-загадку, посвященную коронации королевы Виктории. Только к полуночи Эмили с торжествующим возгласом наконец пристроила на место последний фрагмент.

Два дня спустя Питт шел на работу, навстречу холодному северному ветру, который превратил снежную кашу на тротуарах в скользкий лед и гонял по нему осколки сосулек, похожих на разбитое стекло. Оставив указания относительно других расследуемых дел, он покинул участок на Боу-стрит и направился в Хановер-клоуз. Ему очень хотелось увидеть семейство Йорк, и у него появилась одна идея…

Несколько удивленный кэбмен высадил его в тихом и роскошном Хановер-клоуз с его георгианскими фасадами и замысловатым узором из голых веток деревьев на фоне тяжелых белых туч. Он открыл рот, собираясь спросить, не ошибся ли Питт адресом, но при взгляде на лицо пассажира передумал. Взяв деньги, возница ударил вожжами по крупу лошади, от которого поднимался пар.

Питт подошел к парадной двери и внутренне приготовился к отповеди лакея, который скажет, что место полицейского — если ему вообще позволено приходить — у задней двери, вместе с торговцами. Он привык к подобному обращению, но все равно почувствовал, как напряглись плечи.

Дверь открылась почти сразу, и на пороге появился лакей, мужчина лет тридцати, на лице которого отражалось легкое удивление.

— Меня зовут Томас Питт, — инспектор решил пока не упоминать свою должность. — Вполне возможно, у меня есть информация, которая может быть интересна мистеру Йорку. Буду обязан, если вы спросите, могу ли я с ним увидеться.

Лакей не осмелился отвергнуть эту просьбу, не известив хозяина, на что и рассчитывал Питт.

— Подождите в маленькой столовой, я узнаю. — Лакей отступил назад и открыл дверь, приглашая войти. В руке он держал поднос, но у Питта не было визитной карточки, которую следовало положить на него. Видимо, стоит ее завести — просто имя, и ничего больше.

Столовая при кухне была просторной и удобной, хотя довольно строгой, с зеленой мебелью холодных тонов и литографиями на стенах. Два застекленных шкафа с книгами в кожаных переплетах и изящный глобус на столике у окна, на котором все страны Британской империи были отмечены красным цветом — просторы Канады, Австралии, Индии, большей части Африки вплоть до Египта, многочисленных островов в океане. Глобус охватывал латунный меридиан с гравировкой.