Полдень, XXI век (февраль 2012) - Коллектив авторов

Никогда не верил ни в какие потусторонние силы. А тут самое время начать. Потому что в голове не вмещается, каким образом будка так ловко исполняет желания… Возможно – фокусы, иллюзионизм, престидижитация. Что там ещё у нас? Нанотехнологии, голография, компьютерные трюки. Скорее всего. Участвую в розыгрыше, снимают скрытой камерой. Потом покажут на всю страну. Или на весь мир. Все перечисленные особы, так или иначе связаны с шоу. С реалити-шоу в том числе. Кто же из них кукловод?..

И как мне вести себя в этом случае? Расслабься, Артём, и получай удовольствия. Что у них ещё имеется в том списке? «Путешествия и приключения»? А что, возьму-ка я Жанну, и махнём мы с ней в Гонолулу, на самый популярный курорт текущего месяца, в рай земной. Жанна – не Лиза. Красивей в сто крат. Жанна и Лиза – это небо и земля.

2

Изначально я не хотел вмешиваться в процесс. Думал, просто со стороны понаблюдаю. Переживу такие ощущения, которых никогда в моей жизни не было. Но вмешаться всё-таки пришлось. Сатаму, или правильнее будет сказать – Сатану, ликвидировал в бостонском аэропорту. А иначе как бы я попал на самолёт? Плюнул в него дротиком, когда он мочился в писсуар. А потом расстегнул ему штаны и на унитаз усадил, пусть посидит, пока его обнаружат.

Захват они начали точно по графику – в 8:14. Подкараулили, когда стюардесса пилотам кофе понесла. Сразу же её отпихнули, и двое в кабину ворвались. А третий, тот, что с бородкой, стюардессу за волосы схватил, сказал: «Всем молчать, никому не двигаться, – а потом добавил: – Аллах велик».

С лётчиками они быстро управились. И, как вышли из кабины, их лидер, Мохаммед Атта, резко поднялся с кресла и к штурвалу пошёл. А эти трое саудовцев в салоне остались, порядки наводить. Стюардесса пыталась вырваться, так тот, что с бородкой, ей в живот кулаком двинул. Тогда один из пассажиров вступиться за неё решил. Скромного вида такой, щупленький.

Убили они этого щупленького. Горло ему перерезали. Я не уловил, чем ему по шее полоснули, но, видимо, лезвием от бритвы. Его во рту спокойно пронести можно. И тут, как народ кровь увидел, все в движение пришли, а то сидели, словно мумии, – немая сцена в театре. Мужчины ругаться стали, дети плакать, а женщины выть. А одна, в зелёной кофте, так завизжала, что у меня даже уши заложило. Ну, думаю, началась потеха.

А потом из динамиков по внутренней связи объявление прозвучало. Мол, сидите тихо, и всё в порядке будет, возвращаемся в аэропорт. И через минуту снова: «Никому не двигаться. Если вы попытаетесь двигаться, вы подвергнете опасности и себя, и самолет». Ну, толпа немного приутихла. Кто молится, кто беззвучно слезу пускает. В 8:26, чувствую, самолёт разворот делает. То есть действительно на Нью-Йорк пошли.

Да, переживания незабываемые. Трудно все словами выразить. Но одно самое острое – ощущение абсолютной непредсказуемости нашей жизни. Знаешь, что все эти девяносто человек через двадцать минут отправятся к праотцам. Со всеми их планами, желаниями, надеждами. (Хотя они ещё об этом не догадываются.) И от этого как-то грустно становится.

Не хотел я вмешиваться в процесс. Но пришлось. Как только камикадзе из кабины снова трепаться начал насчёт того, чтобы никто сопротивление не оказывал, и самолёт стал снижаться, ко мне тот, что с бородкой, подошёл. Смотрит на меня, значит, и спрашивает, а где Сатама, он должен на моём месте сидеть. А я ему в ответ говорю, что сидит твой Сатама сейчас в Бостоне на унитазе. Очень напрягся бедняга Сатама, когда какал, вот тромб у него и оторвался.

А эта гнида нож костяной вынул и собрался в меня его воткнуть. Я подумал, не один я такими ножами пользуюсь. И ещё подумал, что сейчас кино-то закончится, а мне его досмотреть, ох, как охота.

Двоих я этим ножичком и порешил. А третьего, того что с бородкой, леской собственной удавил. Народ как это увидел, обрадовался, начал мне аплодировать. Словно я Брюс Уиллис какой-то.

В кабине кровь пилотов аж под ногами хлюпала. А эта сволочь египетская самолёт уже на небоскрёб нацелил. Ну, я ему по-быстрому голову свернул и сам за штурвал уселся. Минуты три-четыре у меня оставалось. Я штурвал влево, вправо – ничего. На себя потянул – никакой реакции. Самолёт меня не слушается. В полный отказ ушёл.

Последнее, что помню, – увидел расширенные от ужаса глаза какого-то парня, смотрящего сквозь окно небоскрёба на гигантскую тушу «Боинга-767», который вот-вот врежется в северную башню Всемирного Торгового Центра. Услышал, как заверещала та женщина в зелёной кофточке. И как я от страха крикнул: «Банзай!!!»

3

На указателе было написано: SAN TROPEZ.

Потянулись сельские деревянные домики. На фоне одного из них я увидел молодую супружескую парочку – танцующих испанцев. На самом деле они не танцевали, а только делали вид, что танцуют. Поскольку танцевать им не позволяли туго натянутые верёвки, во все стороны идущие от их гибких тел. Концы верёвок были привязаны к колышкам, вбитым в землю. Как у туристической палатки.

– Что-то типа ныряльщика, – сказал я.

– Да. Там, на озере, был их сынок, – подтвердил Гримбл-Громбл.

У ныряльщика из воды торчали ноги, а круги от него не шли. Видимо, он давно нырнул, да забыл вынырнуть.

Впереди, оставляя за собой облако пыли, кто-то ехал нам навстречу. Громко тарахтел мотор.

– Только ведь искупались, – недовольно пробурчал гном.

Буквально через минуту мимо нас пронёсся мотоциклист. На него я внимание не обратил, а вот от его спутницы трудно было оторвать взгляд. На заднем сиденье мотоцикла сидела совершенно голая, очень сексуальная рыжеволосая красотка в красных лакированных туфельках и с красным же ранцем на спине.

«Порнозвезда», – подумал я.

Облако пыли накрыло нас, и мы закашляли. А когда прокашлялись, я спросил у гнома:

– Кто этот мотоциклист?

– Кто, не знаю, но то, что он уже нашёл то, что искал, это бесспорно.

– Бесспорно, что он с порно, – пошутил я.

Гном захихикал.

Дальше дорога шла вверх. Въехав на пригорок, я увидел справа, за полем, синюю полоску моря.

– Сворачивай к морю, – сказал гном. – На берегу не так душно будет.

С моря потянуло свежестью. Я поднажал. Велосипед подкатил к развилке. На квадратном дорожном знаке была нарисована вилка. Отсюда стали видны бухта и песчаный пляж.

– Как называется бухта? – спросил я у Гримбла-Громбла.

– Кратковременная потеря рассудка, – был его ответ.

Над бухтой кружил дельтаплан. На самом же пляже стояло несколько сотен кроватей, вереницей в пять рядов, растянувшихся вдоль побережья. Кровати были металлические, аккуратно застланные одеялами. Между кроватями ходила медсестра с пухлой стопкой постельного белья.