БЧ. Том 4 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич

Зеленая громада Али прыжком покидает грузовик. Поднятая дорожная пыль овевает его хвост и босые динозавровские ступни.

— Аднака, скучна в шатба, — разевает он широченную добермажью пасть. — А с Пераном весела. Когда он не тябя мутузет.

— Мы его выкрали у Скомороха, — Ясна с улыбкой гладит мутанта по носу. — А то совсем животинка загрустила. Ломать некого, головы отрывать некому, шут внимания не оказывает.

— И куряца кончалась, — зеленый поддакивает с грустной миной. — Одна свинья тушанка осталась, бе-е.

Среди разнородной группы Ясны особенно выделяются еще двое перцев. Мужик в темных очках кота Базилио — чудик явно слепой — и девушка с каре, длиной под мочки ушей. Позывные вроде бы Слепой кот и Бестия. «Глазами Жамбы» всматриваюсь в последнюю. Ее «колодцы» испускают тысячи усиков к порам кожи. Коснешься непокрытой рукой — и она высосет из тебя живу, как губка воду. Забавная шельма. Почти ни с кем из «Смерча» я не спарринговался в Москве, только раз с Ясной. Так что пока для меня загадка, как бойцы раскроются в бою.

— Чего уставился? — вдруг шипит Бестия. — Понравилась?

Гм. Похоже, у девушки жесткий недосекс. Неудивительно, с такими паразитическими «колодцами». Мужики поди даже потрогать не могут — сразу загибаются.

— А тебе есть что предложить? — без интереса спрашиваю.

— Есть, да ты ноги откинешь, — дергает она себя за амуницию, фыркая. — Лучше не задавайся.

Дружинники кругом замирают и наблюдают, как их Перуна опускает какая-то борзая девка. Ясна с любопытством смотрит, не вмешиваясь. Мало ей развлечений с басмачами, еще и разборки среди своих поощряет. Хотя сама она та еще пакостница — как пример, воровство Али у Скомороха.

Предварительно обесточив суперчакру, сдергиваю перчатку правой руки. Бестия округляет глаза.

— Ты чего? Сдурел?

Молча подступаю к ней. Она непроизвольно вздергивает ладонью. Между перчаткой и рукавом куртки показывается голый участок кожи. За него и хватаю, тяну спецназовку к себе.

— Про хитрую гайку и болт с резьбой слышала? — оглушаю рыком. — Считай, свой винт ты нашла. Еще один подобный наезд — и вставлю тебе в правильное место.

Моя угроза заставляет ее напрячься. Но доспех не врубает. Бестия, разинув рот, смотрит на зажатую руку. Ощущаю, как легкий трепет пробегает по коже девушки. У меня нет меридиан, поэтому ее энергососущие усики не колышут. К фракталам «паразитке» все равно не добраться — у них закрытая коробочная структура.

— Поняла? — встряхиваю спецназовку.

— Да, — сжимает она голову в плечи. — Отпусти…

Отталкиваю ее от себя и, не обращая больше внимания, поворачиваюсь к Ясне.

— В шатер — обсудим штурм базы.

Рыжая девушка задумчиво смотрит прямо мне в глаза и заторможено кивает. Уже за пологом шатра Ясна спрашивает:

— Где ваша авиация? Где вертушки?

— Пока на авиабазе. Прибудут прямиком в штаб, который мы устроим на подступах к Джавру, — я разворачиваю карту местности между Калатом и Кандагаром. — Сейчас, как видишь, тащим и никак не дотащим пехоту и артиллерию. Короче, с учетом твоей группы план захвата таков. Завтра наступает княжеская дружина. До самого вечера артиллерия кроет огнем Джавру, в перерывах десант пытается захватить боевые позиции.

— Выйдет ли толк? — с сомнением качает головой Ясна. — База афганцев вырублена глубоко в скале. Ракеты их не достанут — басмачи попрячутся в пещерах. Потом опять вылезут отбиваться от десанта.

— Толк важен один-единственный — чтобы за день афганцы измотались. А ночью уже мы с твоими «зорями» без шума атакуем вершину. Без огневой поддержки, в темноте. Ночи здесь черные, с приборами ночного видения подберемся вплотную к пещерам.

Ясна поднимает взгляд на меня, рыжие брови супятся:

— Это в школе нынче так учат тактике военных действий? Нет, не подумай, план хороший. Чертовски хороший! Это и напрягает. Ладно бы, Аяно предложила. Ладно бы, Скоморох. Да хоть бы тот же Али, он, по крайней мере, майор с пятилетним стажем службы.

— Ты сейчас серьезно?

— Погорячилась, Али балбес. Но и ты должен быть не намного умнее.

— Не умнее крокодила? — усмехаюсь, хоть за маской и не видно. — Лучше следи за своими людьми, чем за мной. Еще один заскок как у Бестии — и мне придется их построить. Не уверен тогда, что все они доживут до Джавру.

Молчит, сверля меня взглядом.

— Ясна, тебе ясно?

— Да ясно-ясно, — девушка морщится. — Я же Ясна.

— Ну и отлично, — сворачиваю карту. — Пора выдвигаться. К вечеру мы должны быть у горы Торинка.

В грузовике Бестия усаживается на скамейку рядом со Слепым котом. Толкает слепца локтем в бок.

— Ау! — дернувшись от толчка, поправляет спецназовец затемненные очки.

— Кто такой этот Перун? Ты видишь вектора всего на свете. Что в нем ощутил?

Гул мотора заглушает ее слова от остальных соратников, но у Слепого кота обостренный слух. Вот как он морщится от грохота подскочившей на глубоком ухабе машины.

— А сама? — хитро улыбается слепец. — Впервые за много лет тебя держал за руку мужчина. И даже не рухнул в кому. Зато твое сердечко сильнее забилось.

Щеки Бестии розовеют, она сжимает кулаки.

— Это от шока! Просто не ожидала!

— Вот опять чаще бьется, — поднимает палец Кот. — Что такое? Воспоминания о пережитом волнении нахлынули?

Бестия задыхается в возмущении.

— Еще слово, старик, — рычит. — И я тебя взасос поцелую! Твое сердечко выдержит столько волнений? А?

— Ох, стар я для любовных подвигов, — слепец, на всякий случай, отодвигается от девушки.

— Говори! — Бестия угрожающе наклоняет лицо. — Что ощутил в нем?

— Не могу сказать точно, — спешно отвечает Кот, зажатый в угол. — Необычные потоки, странную энергию, замкнутую в непроницаемую оболочку. Не знаю, что это, уж прости.

Грозно сверкнув глазами, Бестия отстает от товарища. Девушка замыкается в себе, оттягивает с запястья перчатку и раз за разом проводит пальцами по коже. Утонув в воспоминании о сильном мужском сжатии, она теряется и забывает кто она.

Незрячий Кот наблюдает за ней своим восприятием. Фиксирует неровный пульс, суженные зрачки, зуд в животе. Спецназовец отмечает, с какой высокой амплитудой вздымается ее грудь под экипировкой, отражая метания беспокойных мыслей.

Грохот кузова на очередном ухабе заглушает тихие слова слепца.

— Ммм, правда, не знаю, но подозреваю — нечто нечеловеческое.

Крутыми дугами трассирующие снаряды наконец разрывают это мглистое небо. Взрываются земляными облаками брустверы. Кипят залитые огнем доты. Трупов, правда, не видно. Как и говорила Ясна, афганцы попрятались в пещерах. Командный пункт базы, казармы, госпиталь — всё под землей.

Я опускаю бинокль. Солнце заходит, грязь в низинах уже примерзла. Вечереет. Скоро на штурм.

— Жора, на базу.

— Ес, Перун, — водитель хватается за баранку и лихо выруливает по грунтовке вниз по склону.

С момента встречи с «зорями» прошло еще полтора дня, но я дотерпел, хоть по дороге и нещадно устранял всех враждебных басмачей. Пленных не брали — не в чем их везти. И все равно по уровню жестокости мы в этой войне отстающие. Нашим солдатам афганцы рисуют кинжалами «красные тюльпаны». Ясна как-то показала мне фото. Мерзкое зрелище. Далеко не каждый демон подобное вытворит.

Кишлаки с мирными жителями дружинники, конечно, не трогали. Только сносили огневые точки, да гасили ошалевших партизан. Вчера до вечера добрались до подножия Торинка. Базу разместили в заброшенной крепости Алмак. Туда через полтора часа и подлетела авиация.

— Как видимость? — перекрикиваю я свист лопастей над головой.

Две вертушки поднимаются, и уносят меня вместе с «зорями» ближе к вершине Торинка.

Надев прибор ночного видения, Ясна всматривается в черноту внизу. Афганские ночи осенью темны. Черный снег. Черные камни. Черное небо. Но не для Мурки, конечно. И не для Слепого кота — спецназовец остался в очках Григория Лепса.