Аккрециозия - Андрей Касатов

Лишь бы не столкнуться ни с кем взглядом, мыслью или словом. Странно, что фантомы больше не появлялись после разговора с Фадиным.

Мне казалось, что еще чуть-чуть человеческого общества и себя выдам. Еще слово-другое, перекинутое с остальными здесь, внутри этой стальной коробки и они все про меня поймут.

Поймут, что я пустышка, что мне наплевать. Что я трус.

С другой стороны, мне думалось, что все скрывали за собой что-то. И что это тоже глупость и на самом деле в глубине своей все так же пусты и безвидны, как мертвые части корабля. И что гул, прокатывающийся по нему, это крик вечно удовлетворяющегося и вечно умирающего эго. Не более того.

Мое эго, также сотрясло меня утверждающей нервной мыслью:

«Только я могу признать это перед собой и перед пустотой. А это что-то да стоит?»

Будто бы это что-то значит.

Эти мысли противоположные возгоняли себя так быстро друг в друге, что я не успевал даже над ними посмеяться. Скорее, уставал от этого и подолгу, бывало, стоял в тишине пытаясь прогнать их. Не думать о них, перебить их чем-нибудь.

Пускай даже какой-нибудь глупой песенкой, какую тут же начинал насвистывать себе под нос.

Это было похоже на то, когда вспоминаешь, что дышишь автоматически, и туту же забываешь, как это делать.

От этой двойственности хотелось прогрызть стальную оболочку корабля и выбросить себя за борт. Когда рой мыслей, преследовавший меня, становился невыносимым, я шел к себе в каюту, усаживался поудобнее в кресло, и долго, на полусфере экрана смотрел на бесконечные разрывы кораблей на черном полотне космоса. Пытаясь уснуть.

Зачастую не получалось.

Вскакивал, в сердцах откидывая экран. Наушники летели в дальний угол. Это происходило уже так часто, что уже на автомате, они летели по дуге в соседнее кресло, и там оставались, чтобы потом долго не искать. А после, уходил бродить по кораблю.

Как-то поймал себя на мысли, что боюсь повернуть на тот маршрут, что приведет меня к ней. Боюсь даже думать об этом.

Будто бы стоило бы мне встать на эту тропинку, как меня затянет. Затянет неведомая песнь. Неведомый зов. Какое-то любопытство. Болезненное потустороннее любопытство.

Вдруг я что-то упустил. Вдруг что-то не увидел. Вдруг теперь, действительно что-то измениться, но совсем не так, как я себе это представлял. Не так как мне бы хотелось.

Ведь теперь, когда все бодрствовали я боялся, что встречу там у нее того, кто действительно это сделал. Но теперь мы не будем один на один. После разговора с Пылаевым, почему-то, когда я думал об этом, то мне представлялся Вадим.

Как он стоит перед дверью в окошке света. Рассматривая ее мертвое тело. Прокручивает в голове то, как сделал это с ней. Снова и снова. Наслаждается тем, что не пойман. Что не узнан. Что обвел всех вокруг пальца. Что оказался умнее и хитрее всех.

Что больше доставляет ему удовольствие?

Сам факт убийства? Или выигрыш в этой игре?

Зачем он это сделал?

Он хотел взять её? Она не далась? Он планировал это? Он хотел попробовать? Он хотел сыграть и победить, балансируя на грани? Может это случайность? И он полон сожаления и вины вперемешку со страхом? Никак не может решиться и признаться? Или хочет сдаться властям, боясь нас и скорой расправы?

Или это вовсе не он? Вдруг там, напротив двери, я найду кого-то совсем другого.

Эти мысли я прокручивал в голове, рассматривая многочисленные бутоны стазис-капсул, уходящих в темноту коридора.

Может наплевать? Просто уснуть тут?

В руках я сжимал капсулу фиолетового цвета. Снотворное для стазиса. Зачем-то в кармане с собой я таскал пару штук. Просто чтобы были.

Уснуть в любой из них.

А что я буду делать, когда встречу там кого-нибудь. Когда пойму, что это точно он?

Нападу? Ударю? Убью? Накричу просто? Или буду стоять и слушать его липовые сожаления, или оправдания по поводу того, зачем он пришел сюда к ней.

Буду оправдываться сам. Буду смотреть на его нахальную улыбку и хитрый самодовольный взгляд.

На дей бог я это увижу в нем. Хотя бы тень, мимолетную тень этого чувства. Этого наслаждения. Наслаждения игрой, которую он затеял. Наслаждения тайной.

Поклялся себе, что убью его. Просто сразу убью. Прямо там. Раскрою ему голову об иллюминатор, а затем закинул его мертвое тело к ней.

А затем?

А затем выйду в открытый космос. Или мне придется убить всех остальных.

На этой мысли я нашел себя на перекрестке, в отсеке диагностики, где готовили пассажиров ко сну. Во все стороны от меня разбегались коридоры, из который выглядывали с любопытством рассматривая меня бутоны капсул. Будто бы я в моменте оказался в центре макового поля.

Цветы выглядывали ко мне, приглашая войти внутрь и лечь на мягкую маковую подстилку.

— Эту будет странная развязка. — сказал я вслух. — Убить всех и лечь в сон.

Сам себя не помня, я провел пальцами по панели управления одной из капсул. Мне кажется, что руки мои сковала мелкая дрожь.

Здесь холодно или это пандорум?

Панель запросила авторизацию от члена экипажа. Личный номер и пароль. Затем беззвучно потухла не дождавшись ответа.

Не знаю, сколько простоял так, рассматривая свои руки, пытаясь найти тонкое отличие в характере дрожи. Определяющую дрожь обычную нервную, от дрожи озноба, и дрожи проявления Пандорума, тонкой тропинкой ведущей к бурлящей реке безумия. В темных водах которого психоз являл себя в полную силу.

Как вдруг заливистых девичий смех далеким эхом прокатился по отсеку. Смех среди железных цветов, пришел оттуда, куда не добивало свет фотосферы.

«Бред». — подумал я.

Захотелось тут же оказаться как можно дальше от этого места. Обратно в люди сбежать. Чтобы хоть кто-нибудь засвидетельствовал реальность происходящего.

Какая ничтожная на самом деле цена одиночество. Стоило реальности развалиться в столкновении с неизвестным, как одиночество перестало быть нужным. Сразу же захотелось забиться в световой загон. В ненужные разговоры и сопереживания с другими.

Я прислушался. Руки убрав в карманы.

Тишина.

Шелест фотосферы, рассыпающей мягкие лучи вокруг. Гул машин и натужные, гулкие стоны корабля. Стоило привыкнуть к этому, вспомнить каждый ранее слышимый звук как вновь рассыпался девичий смех, будто напев, отраженный от озера Ичи, пришедший из вязкой пелены тумана.

Ужас парализовал меня во мгновение. Мысли пропали, их попросту сдуло. Вновь рыскал кипучий холодный ветер из предгорий на Дубовой Теснины. Колкий и пронизывающий.

Один на один с неведомым. И что же ты