Кнут и пламя (СИ) - Красовская Марианна

- Я всё же надеюсь, что этот Ютус останется в степи, – рассеянно произносит Аяз, поворачиваясь перед зеркалом. – Нам нужны маги и Эмирэ здесь, а не в Галлии.

На свадьбу сестры он отчего-то решил надеть традиционные шальвары и елек вместо своего любимого франкского костюма. Виктория, вздохнув, выбрала соответствующий наряд.

- Я думаю, твоя сестра знает, что делает, – заметила она. – Умница она.

- Да, – соглашается Аяз. – Может быть, поглядят на нее и задумаются, а надо ли девочек в пятнадцать выдавать замуж за незнакомых парней. Знаешь, Вики, за что я ненавижу Степь? За это варварство, за дикость... Люди в дальних станах живут как псы, в грязи, в разврате... женщины там будто рабыни. Лошадь ценится больше, чем жена.

- Тише, – сказала Виктория, обнимая его за плечи. – Не волнуйся. Ты уже кричишь.

- И буду кричать, Вики! Ты подумай – привезли ко мне девочку, совсем ребенка! Ей тринадцать! Говорят, помирает. Вики, ее изнасиловали взрослые мужики, – Аяз тяжело дышал и сжимал кулаки. – У нее всё порвано! Мы ее спасли, но детей она иметь не сможет. Да она вообще никогда к себе мужчину не подпустит! И знаешь что? Ее даже не собирались забирать! Никому она не нужна!

- И что с ней будет? – женщина успокаивающе гладила его по волосам.

- При больнице оставили, – выдохнул Аяз, успокаиваясь. – Всё лучше, чем в услужение в чужой дом.

Виктория мягко поцеловала мужа в нос. Она всё больше любила его, особенно вот такого, переживающего за других.

- Мы что-нибудь придумаем, родной, – прошептала она. – А сейчас свадьба у твоей сестры. Надо идти. Давай я тебя заплету.

Аяз охотно опустился на табурет, откинул голову и прикрыл глаза. Его успокаивали движения женских рук, скользящих по волосам, легко массировавших голову, отчего по шее и спине веером расходились мурашки. Процесс заплетания был для него очень интимным. Он даже матери не разрешал прикасаться к своим волосам, а от пальцев Вики млел. Это не имело ничего общего с возбуждением, он всё же научился уже разделять секс и просто прикосновения, когда жена хотела выразить ему свою любовь. Хотя нет, он себе льстит. Стоило только ласковым рукам провести по шее, а потом обхватить лицо, как мурашки спустились ниже, к паху, и воздух в комнате вдруг стал густым и тягучим.

Она прикасалась к шрамам, которые он, как и обещал, начал понемногу убирать. Во всяком случае, щека оставалась хоть и шершавой, и почти не чувствительной, но по большей части походила на нормальную человеческую кожу, а не на вздувшуюся и изъеденную жуками кору дерева. На виске и шее шрамы еще остались, но он всегда скрывал их под волосами, а сегодня позволил Вики убрать волосы в косу и совершенно спокойно собирался пойти в таком виде к людям.

Женские руки гладили его лицо, нежно трогали губы, пальцы проводили по бровям и векам, заставляя жмуриться. Он запрокинул голову, упираясь затылком в ее живот, а она склонилась над его лицом, чтобы нежно поцеловать в губы.

Очень опрометчивый поступок, очень неустойчивое положение! Ножки табурета вдруг поехали вперед, он судорожно вцепился в жену обеими руками и едва сумел извернуться, чтобы не грохнуться спиной на пол.

Аяз выругался, а жена звонко расхохоталась.

Степняк терпеть не мог, когда над ним смеялись, и потому просто дернул ее за шальвары вниз, левой рукой задрал ее рубаху и принялся целовать живот, пытаясь правой расстегнуть большие золотые пуговицы на елеке.

- Что ты делаешь? – возмущенно зашипела Виктория, дергаясь от прикосновения обжигающих губ. – Аяз! Мы же спешим!

- Кому мы там нужны? – пробормотал мужчина, уже добравшийся до груди. – Давай опоздаем?

Он скользил языком по мягкому полушарию, даже не открывая глаз, потому что и без того знал ее тело, как свои пять пальцев. Безошибочно находил губами сосок, медленно ласкал его, с удовольствием ощущая, что женское тело в руках начинает трепетать и вздрагивать.

- Ая-а-аз-с-с... – Вики уже и говорить не может, только стонет.

- Да-а-а? – он все же открывает глаза.

- Давай вообще не пойдем, – жена запускает горячие ладони под пояс его штанов, царапая ягодицы.

- Нельзя, – с сожалением отвечает степняк. – Если я правильно всё понимаю, нам просто необходимо быть на пиру.

В дверь стучат так, что весь дом ходит ходуном.

- Выходите! – раздаётся громкий голос хана. – Только вас и ждем! Аяз, надеюсь, ты одет?

- Нет, не одет, – в панике орет Аяз, подскакивая и одергивая на жене сорочку. Расшитый жемчугом алый елек он успел куда-то выкинуть.

- Помочь одеться? – ехидно спрашивает хан, уже прошедший в дом.

- Не надо, я сам, – шипит недовольный Аяз, застегивая на жене короткий плотно облегающий грудь жилет, словно она сама никак не могла это сделать.

Не удержавшись, всё же коротко целует ее в шею, заглядывает в зеркало – он выглядит прилично – закрепляет на поясе неизменный кнут и тянет жену вниз. Обжег ненавидящим взглядом отца (тот расхохотался, прекрасно понимая, чему помешал), горделиво вскинул подбородок и вылетел из дома, таща супругу за собой. Вики только и успела смущенно улыбнуться хану, которого давно не боялась.

- В храм, – бросил хан вознице. – Поживее. Опаздываем.

- Мы то тебе зачем? – ворчал Аяз, поглаживая жену по коленке. – Да еще в храме трех богов? Поженил бы их сам и дело с концом.

- Надо, сын, – невозмутимо отвечает хан. – Ты же знаешь, я и Рухию попросил приехать, а ей со Славии вообще не ближний свет.

Они прибыли в храм действительно последними. Народ расступался, приветствуя их, кидая в них цветами. Хана уважали и побаивались, а Аяза любили без памяти. Он был своим – тем, кто никогда не отказывал в помощи. И пусть только во врачебной – за просьбу о деньгах или замолвить слово перед отцом он и врезать мог – все равно, любили.

В храме было прохладно и тихо. Эмирэ была в белом шелковом платье на галлийский лад, а голову покрывала полупрозрачная ткань, закрепленная металлическим обручем, как это принято у степняков. Жених, долговязый брюнет с хищным орлиным профилем, был совершенно не похож на своих новых родственников: невысоких и в ярких, расшитых золотом и шелком нарядах.

Он был весь в черном, отчего казался еще выше и худее, и единственным отступлением от традиционного галлийского костюма был белый с золотом кушак.

Виктория закусила губу и отвернулась: она терпеть не могла свадьбы. Она разглядывала богато украшенный мозаикой храм, стараясь не расплакаться. Лысый морщинистый старик с длинной белой бородой что-то говорил молодым, потом они принесли клятвы на славском и галлийском, а потом Аяз толкнул ее в бок и зашипел удивленно. Вики дернула головой.

К жрецу для чего-то вышел хан, а за ним и Наймирэ, закрывавшая лицо руками. Молодожены отошли в сторону.

- Я хотел бы тоже принести клятвы, – неожиданно и громко произнес Таман. – Когда-то я взял в жены прекрасную девушку, но не счел нужным устроить для нее пир или хотя бы найти жреца. Наши руки соединил мой дед. Сегодня же, в присутствии всех моих детей, я клянусь, что буду хранить свою супругу от бед и заботиться о ней, как о своей душе, всю оставшуюся жизнь. И если она не захочет ничего мне сказать в ответ, я со смирением приму ее решение.

- Мои клятвы неизменны, мой господин, – звонко ответила Наймирэ, сверкнув влажными глазами. – Я клянусь любить тебя и почитать выше жизни моей.

Вики робко взглянула на Аяза, но сказать ничего не посмела. Он улыбнулся и поднял ладонь вверх.

- Позвольте и нам!

Жрец покачал головой сокрушенно, и хан шепнул ему о пожертвовании на храм.

- Есть ли здесь еще те, кто хочет принести клятвы заново? – зычно спросил старик. – Пусть выходят.

Аяз с Викторией вышли первые, а за ними потянулись еще несколько пар.

- Клянусь хранить тебя от бед и защищать от врагов, – прошептал Аяз жене. – И любить тебя, как свою жизнь, и быть верным тебе, моя звездная кобылица.

- Клянусь любить тебя и почитать выше жизни моей, – отвечала Виктория, моргая и не понимая, отчего мир стал мутным.