Последний демиург (СИ) - Хабарова Леока

Вереск прищурилась и крепче сжала факел.

Ладимир! – поняла она, чувствуя, как сладко заныло сердце. Вереск улыбнулась, готовая броситься навстречу, но... не сделала и шага: князь был пьян. В стельку.

Милостивые небеса, да его же ноги не держат! – нахмурилась она, глядя, как Ладимир, спотыкаясь, выделывает зигзаги.

Вереск стало противно. Полсотни красавиц добиваются его расположения, а он... Он...

Ведёт себя, как капризный мальчишка!

– Мы всюду ищем вас, милорд! – крикнула она как можно строже. – Но вы, похоже, ни во что не ставите ни своих людей, ни своих...

Она осеклась.

Ладимир подошёл достаточно близко, и Вереск увидела, что он бледен до синевы. Князь крепко прижимал руку к левому боку, а под ладонью расползалась огромная кровавая клякса.

– О! – воскликнула Вереск и кинулась к нему. – Вы... О, небеса! Вы ранены!

Князь не ответил. Закатив глаза, он мешком повалился на мокрый песок.

Глава семнадцатая

Тонкая игла так и норовила выскользнуть из окровавленных пальцев, но Вереск уверенно стягивала края раны, закрепляя каждый стежок узелком. Ладимир пребывал в глубоком забытьи. Он не очнулся, когда Горий и Лукаш погрузили его в повозку, не шевельнулся, пока Вереск, под причитания Милды, обрабатывала рану настоем грязецвета и ядрёным ромом, остатки которого удалось обнаружить в княжеских покоях. Ладимир потерял много крови, и это беспокоило Вереск больше всего. Хотя сама рана тоже вызывала много вопросов. Края её были неровными, рваными, словно какой-то дикий зверь впился в тело Ладимира острыми, как лезвия, когтями. На лбу князя, под непослушной вьющейся чёлкой, обнаружилась внушительная ссадина, а костяшки пальцев правой руки были ободраны до мяса.

Похоже, он влип в серьёзную переделку, размышляла Вереск, осторожно прокалывая кожу иглой. Шила она аккуратно и ловко, словно имела за плечами многолетний опыт и почти закончила, когда мышцы князя напряглись.

– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – прохрипел Ладимир.

– Я тоже. – Вереск закрепила последний узелок как можно надёжней, наклонилась, откусила нитку и залюбовалась своей работой: швы вышли ровные и крепкие, как у заправского эскулапа. Теперь осталось только наложить компресс и можно перевязывать.

– Больно? – Она промокнула края раны тряпицей, вымоченной в настое грязецвета.

– Нет. – Князь отвернулся и сглотнул так, что кадык его дёрнулся.

Вереск вооружилась длинным отрезом льна и взялась за дело.

– Ни о чём не спросите? – голос Ладимира звучал глухо.

– Зачем? – Вереск пропустила ткань под его поясницей, туже затягивая повязку. – Сами расскажете, когда захотите.

– А если… – Он кашлянул и запнулся. – Если никогда не захочу?

– Дело ваше.

– И вы не будете пытать меня вопросами?

– Только если начнёте настаивать. – Вереск закончила манипуляции с перевязью, пересела ближе к изголовью и поднесла к губам Ладимира чашу с отваром полыни. – Пейте. Это придаст вам сил и прогонит лихорадку.

Князь послушно сделал глоток и тут же сморщился.

– Что за гадость! – Он попытался оттолкнуть её руку. – Тащите ром, Вереск. Немедленно! Это приказ.

– Увы, милорд. Последний ром ушёл на вашу рану.

– Навряд ли это был последний ром во всей Мейде. – Ладимир нетерпеливо заёрзал. – Не стройте из себя дуру, Вереск, и пошлите уже кого-нибудь в подвал. Мне надо выпить. Срочно.

– Вам надо отдохнуть и набраться сил. – Вереск накрыла его лоб ладонью и нахмурилась. – У вас жар. Так что лежите смирно и не дёргайтесь, а то швы разойдутся.

– Какая же вы всё-таки заноза… – прошептал князь и смежил веки. – Кто ещё в курсе, что я в таком состоянии?

– Милда, Горий, Дара и Лукаш, сын конюха.

– И где вся эта бравая компания? – Ладимир попытался перевернуться на бок, но Вереск не позволила.

– За дверью.

– И все жаждут меня лицезреть?

– Вне всякого сомнения, милорд.

– И… – князь открыл глаза и внимательно посмотрел на неё. Вереск с удовлетворением отметила ясность его взгляда. – Что вы им скажете?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Скажу, что вы спите, как младенец, и тревожить вас нельзя.

Ладимир ухмыльнулся, и корка на запёкшихся губах треснула.

– А какой ложью угостите невест-избранниц?

Ох, милый князь, ни одна из них не заметила вашего отсутствия: никто ни разу не спросил, куда вы пропали…

– Мы убедим девиц, что вы наблюдаете за ними тайно. – Вереск нащупала его руку и легонько сжала. – Отдыхайте. А мне пора идти.

– Постойте… – он перехватил её ладонь. Что-то странное, но вместе с тем смутно знакомое промелькнуло в синих глазах, и сердце Вереск ёкнуло. Как всё-таки он одинок… – Останьтесь, прошу вас. Поговорите со мной ещё немного.

-Хорошо, – прошептала она и ласково улыбнулась. – О чём мне говорить? Приказывайте, милорд.

– Расскажите о себе.

– Ну… вы спасли меня из морской пучины, подарили платье и привезли в свой замок. Ничего другого я не помню, – вздохнула Вереск.

– Какая короткая история.

– Хотите, расскажу, как позавчера мы с Милдой ощипывали кур? Эта история куда более длинная и драматичная.

– Умоляю, избавьте меня от этого. – Ладимир натянул одеяло до самого подбородка. – Давайте-ка лучше сказку.

– Сказку?

– Именно, – кивнул князь. – Это поможет мне уснуть.

– Но я…

– Опять эти ваши бесконечные «Но», – устало пробормотал князь. – Я спас вам жизнь, а вы отказываете мне в сказке? Хороша благодарность!

Вереск улыбнулась в ответ на его ворчание. Ну что ж. Сказку так сказку.

Она собралась с мыслями, созерцая, как пляшет пламя восковых свечей, и начала:

– Давным-давно, задолго до рождения кровавого князя Тито, на жителей Мейды прогневалась морская ведьма. Коварная колдунья вызвала из пучины кракена – жуткого кальмара, размером с остров. Питался этот монстр исключительно моряками и ударом щупалец мог переломить, как щепку, даже самый большой галеон. Замерла в Мейде торговля: ни одна лодка не могла выйти из Рассветной бухты, и ни один фрегат не мог в неё зайти. Тогда нашлись отчаянные смельчаки, готовые сразиться с морским чудовищем, но кракен сожрал их всех до одного: не брали монстра ни гарпуны, ни сети. Никто не знал, как бороться с чудовищем. И вот, в самые мрачные времена, когда осень ещё не ушла, а зима – ещё не настала, объявилась в Мейде девушка…

– Девушка? – Ладимир лежал с закрытыми глазами. На его лбу выступила испарина: жар отступал. – Какая она была?

– Красивая. – Вереск стёрла капли пота сухой тряпицей. – Очень красивая. Наверное, даже красивее леди Арабеллы. С густыми чёрными волосами, глазами синими, как море и кожей, белее снега. Любой мужчина, увидев её однажды, влюблялся бесповоротно.

– Бесповоротно?

– Совершенно бесповоротно. – Вереск дала князю воды и продолжила: – Красавица пообещала избавить Мейду от напасти. Её усадили в лодку и отвезли к проливу. Там она села на валун и начала петь. И голос её был так прекрасен, что даже волны заслушались. Песня заворожила и кракена: монстр опустился на дно морское и уснул мёртвым сном.

– А что стало с девушкой? – Ладимир с трудом ворочал языком.

– Она… – Вереск вдруг вспомнила ночь, когда обнаружила его гуляющим по замку. – Она обернулась туманом и… исчезла.

– Печальная история… – грудь князя мерно вздымалась. Он засыпал. – А песня? Вы знаете ту песню, которую она пела?

– Да…

– Спойте мне, Вереск.

Вереск глубоко вздохнула и запела, удивляясь чистоте собственного голоса:

Я тебя живой водою напою,

Вытру слезы и омою ноги.

Заберу я боль и грусть твою,

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Знаю, путник, ты устал с дороги...

Поцелует розовый рассвет

Нежный шелк волос твоих медовых.

Ты проделал путь в полсотни лет,

И по тропам ты ступал в оковах.

Отдыхай, мой милый, отдыхай!