Змеюка на груди - Андрей Евпланов

— Его убили сегодня ночью, — начала она, едва поздоровавшись. — Во втором часу ночи он позвонил в дверь… Я думала, что он уже не придет. Когда он бывал пьян, он ночевал у себя на Маросейке, а тут заявился среди ночи. Он что-то говорил за дверью, но я не разобрала. А когда открыла, он уже лежал у двери с ножом в спине.

— Что это был за нож?

— Обычный, кухонный. У меня тоже такой есть, я им мясо разделываю.

— Ни криков, ни звуков борьбы вы не слышали?

— Нет, ничего этого не было.

— У вас с ним были довольно странные отношения, не так ли?

— Осудить человека всегда легче, чем войти в его положение. Мне было уже тридцать восемь лет, когда я вышла замуж за Вартанова. Он женился на мне из-за московской прописки и не скрывал этого. У нас было что-то вроде неписаного соглашения: я получаю статус замужней женщины и материальную поддержку, а он прописку и статус женатого мужчины. При этом мы не вмешиваемся в личную жизнь друг друга. Вы, конечно, знаете, что женщины не интересовали его в сексуальном плане. Но ко мне он относился хорошо, никогда не отказывал в деньгах. Хотя я и не требовала от него лишнего, брала только на то, чтобы поддерживать дом. Для армян дом, семья — это святое. Алик никогда не водил домой своих мужиков, только однажды приехал с Денисом. Тогда мы и познакомились. Денис сразу дал мне понять, что не прочь спать со мной. Мне он поначалу показался интересным человеком. Он же был такой высокий, красивый, остроумный.

Однажды он пригласил меня в свою холостяцкую квартиру на Маросейку, и я не смогла ему отказать. Поймите, каково мне было при живом муже обходиться без мужчины. А Денис был великолепным мужчиной, и я потеряла голову. Я убеждала себя, что меня не касаются его отношения с Аликом, что я не должна быть ханжой, что это несовременно. В душе я очень переживала на этот счет, но никогда ничего не говорила Денису.

Первые месяцы нашей связи я была как пьяная, но потом мало помалу начала трезветь. Я стала замечать, что Денис бывает со мной жесток и груб. Он в подробностях рассказывал мне о своих отношениях с Аликом и смеялся над его слабостями. Думаю, что он и ему рассказывал о наших свиданиях, потому что Алик стал относиться ко мне очень холодно.

Впечатление было такое, что Денис нас ненавидит и мстит нам. За что? Я этого не понимала. Вначале я думала, что это ненависть пролетария к господам. Но Дениса никак нельзя было отнести к пролетариям. Он хорошо одевался, проводил время в дорогих ресторанах, у него была дорогая машина, в квартире у него было много редких антикварных вещей, хотя он нигде не работал, а зарабатывал только какими-то посредническими операциями. Тем не менее, он все время требовал от Алика подарков. Последнее, что тот ему подарил — перстень с двумя бриллиантами, который стоил целое состояние. И все равно он закатывал Алику скандалы, обвинял в скупости и неблагодарности.

Однажды Алик застал нас в постели. Мне, кажется, Денис это специально подстроил. Он как будто напрашивался на скандал. Это была безобразная сцена. Я не могу вам ее описать. После этого я сказала себе, что больше ни за что не буду встречаться с Денисом, но тут как раз случилась трагедия — Алик погиб.

Денис на похоронах очень плакал, потом попросил разрешения приехать ко мне, и я согласилась. После смерти Вартанова он много пил, а когда напивался, обращался со мной, как со шлюхой, поэтому я и запретила ему приезжать ко мне в пьяном виде.

Вероника достала носовой платок и поднесла глазам. Слез не было, но губы у нее дрожали, и казалось, она вот-вот расплачется.

— Я наверно не выдержу всего этого… Сначала Алик, потом Денис… Мне не хочется больше жить.

— Ну-ну, — попытался ее успокоить Фима, — что бы ни случилось, человек обязан продолжать жить, хотя бы из любопытства.

— Вы так думаете? — сказала она и посмотрела на него влажными глазами в которых, как ему показалось, блеснула искорка надежды.

— Конечно, — сказал Фима уверенно и положил руку на ее теплое большое плечо. — Давайте сейчас обсудим ситуацию и подумаем, что нам делать. У Вартанова и Дэна были общие знакомые?

— Наверно, они часто бывали в ночных клубах, но ни с одним из них я незнакома.

— Дэн знал Афанасия?

— Лично не знал, но отзывался о нем с брезгливостью.

— Что вы знаете о коммерческих сделках Дэна?

— Ничего со мной он не касался этой темы. Однажды он упоминал какого-то босса, который хотел его обмануть, но имени он не называл.

— Как часто вы ездили за границу?

— Алик никогда не брал меня в свои поездки, на мне ведь был дом. Но в июле он сам попросил меня съездить в Испанию. Весной он купил виллу на Коста Брава, нанял смотрителя из местных, ему его порекомендовали в муниципалитете. Но Алик не слишком доверял незнакомому человеку и попросил меня проверить все ли там в порядке, а за одно и отдохнуть пару недель.

— Вы были там одна.

— Одна… Но потом приехал Денис. Он сказал, что соскучился.

— Где хранилась бронзовая статуэтка Пернатого Змея?

— Бог с вами, ни о какой статуэтке я не знаю. Там были керамические вазы, картины, а статуэток не было.

— Когда вы уезжали, Дэн не прихватывал с собой какой-нибудь свертков или коробку?

— Нет, у него был только небольшой рюкзак, где лежали носки, трусы майки, косметика и бритвенные принадлежности. Я сама укладывала эти вещи.

— Вы встречались с кем-нибудь во время отдыха в Испании?

— Нет, у меня там нет знакомых, кроме Мигеля, который присматривает за виллой. Денис, правда, встретил в аэропорту знакомого, мы улетали, а он только что прилетел из Москвы, я не запомнила, как его зовут. Они проговорили минут десять и разошлись. Дэн сказал, что они когда-то жили в одном доме.

— Как выглядел этот человек?

— Ничем не примечательная личность в зеленой бейсболке. Он был с очень красивой женщиной. Она ждала его в баре.

— Дэн никогда не говорил с кем-нибудь о Мексике?

— Никогда.

— Вопросов у меня больше нет. Вам сейчас, конечно, тяжело, но, если вы вспомните что-нибудь важное, на ваш взгляд, или, если вы заметите, что за вами следят или, если кто-то чужой попытается установить с вами контакт, тут же звоните мне. Это в ваших интересах. А милиции о наших делах лучше не знать, у нее и без нас забот хватает. И потом вам лучше на некоторое время переехать, лучше в другой город.

— А если в Испанию?

— Вот туда как раз ехать не стоит, лучше в Сочи, заодно и отвлечетесь от тяжелых мыслей.

— Хорошо, я обязательно уеду, только позже. Мне нужно похоронить Дениса, нас все-таки очень многое связывало.

— Тогда до свидания, — Фима дотронулся до руки Вероники. Но она задержала его пальцы.

— Нет, не оставляйте меня сейчас, одна я сойду с ума. Мне страшно, мне кажется, что он опять позвонит в дверь. Поедем ко мне. Я обещаю, что не буду вас соблазнять. Мы просто посидим, побеседуем, выпьем, если захотите, у меня есть хороший бар. Я обещаю, что не буду вас соблазнять.

— А я и не давал обет целомудрия, — Фима вспомнил ее сильные загорелые бедра, и ему вдруг захотелось взглянуть на них еще раз. — Как нам лучше ехать? — спросил он.

— На такси, — сказала Вероника. — Я заплачу.

На смену испугу и тревоге на нее вдруг свалилась усталость, наподобие той, которая бывает в природе после бури. Это было хорошее чувство и она его смаковала.

Роза Марковна устроила настоящий пир. На столе стояли рыбные и мясные закуски, холодец, печеные яблоки и бутылка вина. На сковородке что-то шипело и распространяло дивный аромат.

— Выхлопотали таки себе пенсию, — всплеснул руками Фима.

Роза Марковна обиделась.

— Там, где сел московский бюрократ, харьковскому можно повеситься. Но мне уже в любом случае здесь делать почти нечего. Просто сегодня суккот[11], и я подумала, что хорошо бы посидеть за столом, выпить по рюмке вина и может быть вспомнить что-то хорошее.

У Фимы в семье не отмечали еврейских праздников. Отец с матерью конечно знали что такое суккот, ханука, пурим[12], но старались не забивать этим сыну голову для его же пользы. Он, конечно, слышал эти причудливые, как корни вековых деревьев слова, но никогда не задумывался над их значением. Это его пугало.

— А что такое суккот? — спросил он, только чтобы загладить свою бестактность.

— Я не ребе, чтобы все разложить по полочкам. Знаю только, что раньше в этот день все садились под навесом у Кацнельсонов и гуляли до утра. Приходили музыканты, и молодежь танцевала, а старые люди пили вино, ели печеные яблоки с медом и разговаривали за жизнь.

— Значит это что-то вроде дня памяти.

— Нет, вроде праздника урожая, но вспомнить хорошее никогда не мешает.

— И что вы вспоминаете?

— Как мне подарили белые туфли перед школой. У нас в семье было пятеро детей, и я самая младшая. Рубашки и платья мне шила мать, а туфли приходилось донашивать за старшими сестрами. А тут туфли… Они были такие чистые, что я не хотела их надевать. Я взяла их к себе в постель и положила под подушку.