Кошмар: моментальные снимки - Брэд Брекк

Какой-то конгрессмен ответил одному новобранцу, что со временем тот будет вспоминать начальную подготовку с любовью, и добавил, что, судя по письму, учебный лагерь мало изменился со времён Второй мировой, когда там был сам конгрессмен.

Они были просто юны, эти американские дети, достигшие совершеннолетия в такой момент истории США, когда из-за Вьетнама обряд посвящения в мужчины имел гораздо более высокие ставки, чем в мирное время. Вот так складывались дела в 60-е годы…

Дуган приказал, чтобы первый, кто заметит его входящим в казарму, кричал «СМИРНО!». Если же этот первый не прокукарекает, «то его задница станет травой, а вы знаете, кто будет газонокосилкой. Что-нибудь неясно?»

Мы начали осваивать армейский сленг. Если кто-то стучал на тебя, значит, он «тащил сырок» взводному сержанту. Если ты был уверен в чём-то, то заявлял, что «в моей военной голове нет никаких сомнений». Если тебе не нравилась учебка, ты говорил дружкам, что «это смешнее, чем пневмоторакс лёгкого». А ежели ты считал себя крутой задницей, то становился «разбивателем сердец, трахающим вдов», солдатом, который «жрёт колючую проволоку, ссыт напалмом и простреливает комариный глаз с трёхсот метров в дождливую ночь в штате Джорджия».

На привезённые из дома деньги мы покупали лезвия, мыло, крем для бритья, крем для обуви, сигареты и ватные шарики для полировки обуви.

Вечерами мы изучали солдатские памятки-руководства: ранги и знаки отличия, одиннадцать приказов по строевой части, сборку и разборку винтовки М-14, строевую подготовку, наставления по стрельбе, тактику мелких подразделений и так далее.

По утрам громкоговорители гремели подъём в 04.00. За сорок пять минут надо было умыться, побриться, заправить койки, вымести казармы, протереть полы и построиться на утреннюю поверку.

В конце дня, в сумерках, мы стояли «смирно» под звуки отбоя и отдавали честь флагу.

Пища была основательна, и нам хватало сил выносить изнурительный график физической подготовки от рассвета до заката.

За завтраком следовал сигнал к уборке:

— ПОДНИМИ ЭТО, И ЭТО, И ТО, — пел Дуган. — БУМАЖКИ, БАНКИ ИЗ-ПОД ПИВА — ВСЁ, ЧТО НЕ РАСТЁТ. Я ХОЧУ ВИДЕТЬ ТОЛЬКО ВАШИ ЖОПЫ И ЛОКТИ.

В первую же неделю нас остригли по-армейски. Мы строем пришли к парикмахерской и группами по пять человек проходили к креслам. Нас обрили до самого черепа. Стоимость стрижки — семьдесят пять центов — вычли из нашего денежного довольствия.

— Слегка подстригите и подровняйте на затылке, — улыбнулся парень в соседнем кресле. Жужжащие электроножницы остригли его как овцу. Вжик! Меньше чем через тридцать секунд Христовы локоны упали на пол, и он остался лыс, как яйцо.

Покидая кресла, мы чувствовали себя глупо. Смеялись друг над другом.

— Мне нравится твоя стрижка, Бейкер, всегда хотел посмотреть, как выглядит лысый дамский угодник.

— На себя посмотри, Эндрюс!

Пока остальная рота ждала своей очереди на стрижку, Дуган решил с пользой использовать время и отработать постановку в строй и стойку «смирно». Он начал инструктаж.

— СМИРНО! Пятки вместе…так…носки под углом в сорок пять градусов, Брайни…колени прямые, но не напряжённые, так…живот убрать, грудь вперёд…уже лучше…где твоя чёртова грудь, Холл…нет, Холл, теперь уже слишком…сколько ты так простоишь, как ты думаешь? Шею прямо, подбородок параллельно земле…так…смотреть прямо перед собой, по сторонам не глазеть…руки по швам…прекрати шевелиться, Бриджис…вот так…ладони внутрь, пальцы слегка согнуты естественным образом, большие пальцы по швам брюк.

— Итак, всё уловили, мудаки?

— ТАК ТОЧНО, СЕРЖАНТ!

Через пятнадцать минут от жары двое потеряли сознание. Дуган оставил их лежать на земле, а мы стояли «смирно», потея каждой порой.

Наконец он крикнул «ВОЛЬНО!»

Больше часа мы строились и расходились, стояли «смирно» и «вольно», равнялись и снова «смирно».

Мы отбивали койки книжкой. Морщины на одеялах, неровные углы на простынях, тумбочки, стоящие неровно перед койками, мешки с грязной одеждой, кое-как привязанные к задним ножкам коек, плохо начищенная и не выставленная должным образом обувь — любое из этих нарушений приводило 1-го сержанта Пайна ко вспышкам гнева, от которых он просто становился фиолетовым.

В конце дня мы возвращались в казарму, а постели перевёрнуты и сброшены на пол, тумбочки опрокинуты, ботинки засунуты в унитаз. Видно, Пайн не любил призывников так же, как Дуган.

Грязная одежда каждую неделю отправлялась в стирку. Форма возвращалась назад отутюженной и густо накрахмаленной. Стоимость стирки опять-таки удерживали из нашего денежного довольствия.

Мы возмущались. Ведь так нам самим ничего не останется. Хотя в ту пору нам и нужно-то было чуть-чуть.

Что я помню живей всего, так это недели и недели строевой подготовки.

— Нале-ВО! Напра-ВО! Нале-ВО! Напра-ВО! Смир-НО! Воль-НО! Смир-НО! Кру-ГОМ! Кру-ГОМ! СТАНОВИСЬ! ПОДРАВНЯЙСЬ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ…ЧТО С ВАМИ СЛУЧИЛОСЬ? ТАК У ВАС НИКОГДА НЕ ПОЛУЧИТСЯ.

— СЕГОДНЯ БУДЕМ ОТРАБАТЫВАТЬ МАРШ СТРОЕМ, — орал Дуган. — НАЧИНАТЬ С ЛЕВОЙ НОГИ, ДЫРКИ ОТ ЖОПЫ…НЕТ, ЛЕВАЯ — ЭТО ДРУГАЯ НОГА. ПОДНИМИ ЛЕВУЮ НОГУ, ТЕРМОНД…ПРАВИЛЬНО, ЗАПОМНИ, ГДЕ ОНА…ДЕРЖАТЬ…СОБЛЮДАТЬ ИНТЕРВАЛ…ШАГИ ДЕЛАТЬ ПО ТРИДЦАТЬ ДЮЙМОВ, НЕ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ И НЕ ТРИДЦАТЬ ОДИН.

— Шагом-АРШ! ЛЕВАЯ ДРУГАЯ, БЛЯ, ПРИДУРОК…ЛЕВОЙ, ЛЕВОЙ, ЛЕВОЙ…РАЗ, ДВА, ТРИ…ЛЕВОЙ-ПРАВОЙ-ЛЕВОЙ…На месте СТОЙ! РАЗ-ДВА. КОМАНДУ НЕ ОПЕРЕЖАТЬ…ВСЁ СНАЧАЛА…Шагом-АРШ!

Час за часом мы шагали под хриплый лай сержантов-инструкторов, у которых на шеях от ора жилы вздувались канатами.

— ЛЕВОЕ ПЛЕЧО ВПЕРЁД…ПОДРОВНЯТЬ ЧЁРТОВУ ШЕРЕНГУ…ПРАВАЯ КОЛОННА ВПЕРЁД…Кругом-МАРШ!..Кругом-МАРШ! В НОГУ! ПЕЧАТАЕМ ШАГ!..РАЗ-ДВА-ТРИ-ЧЕТЫРЕ…ГРОМЧЕ…РАЗ-ДВА-ТРИ-ЧЕТЫРЕ…

Строевая подготовка прерывалась занятиями по полевой санитарии, оказанию первой помощи, рукопашному бою и десяткам других предметов, которые необходимо знать солдату.

Мы выучились наизусть чеканить одиннадцать приказов по строевой части и порядок командования от президента Джонсона до сержанта Дугана.

Но в целом, всё свелось к шагистике, шагистике и ещё раз шагистике.

Через несколько недель мне приснился Дуган, отсчитывающий шаг. Его глаза были повсюду. Малейшая оплошность обнаруживалась. Этот навязчивый мотив превратился в кошмар. В голове звучал и звучал Дуган. У меня не получалось убрать его или заткнуть.

— ПОДРОВНЯТЬ ШЕРЕНГУ.

— РОВНЕЙ ВИНТОВКУ, СОЛДАТ, А ТО Я ТЕБЕ ПОКАЖУ.

— ДЭВИС, ХВАТИТ МЕЧТАТЬ О БАБАХ.

— ХЕННЕСИ, ЧЕМ ТЫ ЧИСТИЛ ЭТУ БЛЯХУ…КИРПИЧОМ ИЛИ «ХЕРШИ»?

— ЧТО ЗА ВЕРЁВКА БОЛТАЕТСЯ У ТЕБЯ НА РУБАХЕ, РЯДОВОЙ? УБРАТЬ!

— ЗАСТЕГНИ КАРМАН…ПОДТЯНИ БРЮКИ…ТЫ НЕ ДЖОН УЭЙН.

— КОГДА ЗАСТЫВАЕТЕ ПО СТОЙКЕ «СМИРНО», Я ХОЧУ СЛЫШАТЬ, КАК ЩЁЛКАЮТ ВАШИ БОТИНКИ…А КОГДА Я ГОВОРЮ «РАВНЕНИЕ НАПРАВО», Я ХОЧУ СЛЫШАТЬ, КАК ВАШИ ГЛАЗНЫЕ ЯБЛОКИ ПЕРЕКАТЫВАЮТСЯ В ОРБИТАХ.

— НЕ РАЗМАХИВАЙ РУКАМИ, ДЖОНСОН, ТЫ НЕ ПТИЦА.

— ВНИЗ НЕ СМОТРЕТЬ…НА ЗЕМЛЕ УВОЛЬНЕНИЯ НЕТ. ХАНТ! ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?

— ЭТО НЕ ЛЕВАЯ НОГА, СКОТИНА!

— ОТВЕЧАТЬ В ДВЕ ГЛОТКИ!

— И ЧТОБ НИКТО ИЗ ВТОРОГО ВЗВОДА СЕГОДНЯ НЕ ПРОСИЛСЯ В БОЛЬНИЧКУ!

— КОГДА ВЫ, НАКОНЕЦ, СООБРАЗИТЕ?

— РАЗГОВОРЧИКИ В СТРОЮ.

— ЗЕК, ЗАХЛОПНИ ХЛЕБАЛО И ПРЕКРАТИ БОЛТАТЬ В СТРОЮ…ОТХВАЧУ ЯЗЫК ШТЫКОМ.

— ПУСТЬ МАНДАВОШКИ КУСАЮТСЯ.

— НУ ТАК ССЫ В ШТАНЫ…КОМАНДА БЫЛА «СМИРНО»!

Вечера посвящались чистке блях и обуви. За работой шли пересуды, рассказывались байки и распускались нюни о несчастной доле.

— Где Дуган?

— Ты имеешь в виду Эрни Ужасного?

— Ага…

— Киряет, наверное, в сержантском клубе.

— Как думаешь, нам дают селитру?

— С чего ты взял?

— Блин, да у меня не встаёт с тех пор, как я здесь, даже когда хочу отлить, честное слово.

— Не знаю… И у меня тоже…Может, мы просто устали, перетрудились.

— Тебе еда нравится?

— Шутишь, я так быстро ем, что нет времени распробовать. Просто нюхаю…

— Надо принять душ: воняю, как собака.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что воняю…Господи, я сам себе противен!

— О, хватит ныть.

— Я только сказал, что я воняю.

— Не нужно рекламы. У меня самого есть нос, знаешь…

— Да, ну так всё равно, может, мне надо помыться. Эй, ты знаешь, что меня действительно достаёт?

— Что?

— Ведь нам положено спать восемь часов.

— И что?

— А я сплю только половину из-за этой пожарной вахты.

— Пожарная вахта — это ничего…меньше спишь, зато рядом нет Дугана…можно письмо домой написать.

— Я бы лучше подрых.

— Понимаю.

— Ненавижу эту дыру!

— Я тоже. Но выбрось это из головы. Если будешь думать об этом, сойдёшь с ума. Мы ещё и половины не оттрубили…