Кошмар: моментальные снимки - Брэд Брекк

— Солдат, Форт-Полк, штат Луизиана, учебный лагерь, 1966 г.

Чтобы понять Вьетнам, сначала необходимо уяснить, что такое начальная подготовка и что это за объект — Форт-Полк. Эта крупнейшая база в Луизиане, место рождения солдат-пехотинцев, занимает площадь в 147 тысяч акров национального леса «Кисачи», где растут одни сосны да кипарисы.

В декабре 1965 года Форт-Полк считался одним из лучших военных объектов, где осуществлялась повышенная подготовка пехотинцев-призывников, предназначенных для пополнения войск, воюющих во Вьетнаме.

В радиусе 300 километров от форта находятся Новый Орлеан, Хьюстон, Даллас, Галвестон, Билокси, Литл-Рок и Хот-Спрингс. Однако во время монашеского затворничества в учебном лагере мы слыхом не слыхивали об этих местах, не говоря уже об их посещении.

Из-за высаженных по расположению лагеря магнолий и кипарисов командование называло Форт-Полк «садом Луизианы» и заявляло, что южный климат мягок благодаря морским бризам, дующим с Мексиканского залива и сбивающим палящий летний зной.

Это могло понравиться оставшимся дома мамочке и папочке, но только не мне.

Форт-Полк был самым жарким местом, которое я когда-либо знал, даже жарче Вьетнама, и ребята считали его чёртовой дырой, в которой ни за что бы не хотелось очутиться снова.

В 1966 году Форт-Полк имел репутацию сурового центра для прохождения начальной подготовки. В нём делалось всё для поддержания такой репутации. Однако любой бывший солдат может подтвердить, что начальная подготовка была в ту пору суровой повсюду — от Форт-Дикса, штат Нью-Джерси, до Форт-Льюиса, штат Вашингтон.

Нас доставили в Форт-Полк, чтобы осуществить трудное превращение штатских лиц в солдат. Именно здесь нам предстояло научиться маршировать с механической точностью и получить твёрдые навыки в искусстве убивать.

Нам предстояло изучать наставление по стрелковому оружию и материальную часть винтовки М-14, приёмы проникновения за линии противника и строевой подготовки; предстояло узнать методы индивидуальной маскировки, определения целей, ориентирования на местности и чтения карт, а также тактику мелких подразделений, методы ведения разведки, караульную службу, наряды по кухне; предстояло научиться видеть и стрелять из винтовки ночью и пользоваться приборами ночного видения; изучить приёмы рукопашного боя и полевой санитарии, методы оказания первой помощи на поле боя и правильной стрельбы из винтовки; научиться уничтожать живую силу противника гранатами, штыками и голыми руками; узнать, как стать искусным в беге, как ползать по-пластунски, висеть на брусьях и преодолевать препятствия.

На учениях нам предстояло составлять винтовки в козлы, есть сухой паёк и строем возвращаться в расположение лагеря; и если удастся выдержать испытания к концу восьминедельного срока, нас допустят к выпускному параду, на котором мы прошагаем перед взором начальника лагеря — генерал-майора Келси Ривса.

Мы приехали в Лисвилл, небольшой городок у границы с Техасом, около полуночи, погрузились в военные автобусы защитного цвета и отправились в Форт-Полк, за пятнадцать миль от станции.

На входе в пункт приёма пополнений, куда поступают до определения в учебный лагерь, висел плакат:

Нас встретил капрал в блестящем тропическом шлеме и с помощью тычков и ругани выстроил для переклички. Затем повёл на склад за постельными принадлежностями и другими вещами.

Наскоро обмерив, нам выдали новенькое обмундирование: две пары солдатских ботинок, нижнее бельё, рабочую униформу, пилотку и фуражку, подвязки на брючины, парадную форму, носки и форменные туфли.

С полными охапками этого барахла мы прошли в казарму, где за тридцать минут надо было переодеться, заправить койки и построиться, чтобы идти в столовую.

Нам показали, как заправлять койку. Простыни и одеяла — натянуть, складки — под углом в сорок пять градусов. Мы старались, но всё равно такая заправка не выдержала бы никакой проверки. В казарме дозволялось курить, но не в постели.

— В казарме есть пепельницы. Пепел на пол не бросать. Все окурки в пепельницах ДОЛЖНЫ быть погашены. Ясно? — монотонно бубнил капрал со скучающим видом.

Мы кивнули.

— Не слышу вас!

— Так точно, капрал, — нестройно ответили мы.

— Я всё ещё не слышу вас!

— ТАК ТОЧНО, КАПРАЛ!

Еда наполнила живот, но не очень напитала: жёсткий ростбиф, жареный картофель, салат и стакан молока. Быстро заправившись, мы протопали назад в казарму. Было три часа утра. Со временем появится привычка говорить «три-ноль-ноль». Огни потушены — отбой. Мы повалились на койки в надежде проспать хотя бы восемь часов. Но в армии никого не волнует, был ли у солдата здоровый сон. В 06.00 загремел подъём. Полусонные, чертыхаясь, мы оделись, заправили койки и выстроились перед казармой.

Отныне, было сказано, мы должны бриться каждый день, не имеет значения, есть что брить или нет. Таков армейский устав. И мы будем бриться от кончиков ушей до ключиц. Никакая растительность на лице не допускалась: все эти баки, бороды, усы, козьи бородки и прочее.

После завтрака здоровенный сержант внимательно осмотрел нас на предмет выполнения приказа. Он быстро прошёл сквозь строй, выхватывая небритых.

— Сегодня утром ты был недостаточно близок с бритвой, Элвис…встань сюда. Ты тоже, болван…и ты…и ты.

Отобрав двенадцать небритых салаг, он обратился к ним так:

— Армия учит, парни, что вы ДОЛЖНЫ бриться ежедневно. Поэтому у вас есть десять минут, чтобы убрать растительность с лица…ВСЮ растительность. А если что-нибудь останется, я сам побрею вас насухую вот этой бритвой.

И он выудил из брюк ржавую бритву «Жилетт» с тупым лезвием и поднял, чтобы всем было видно.

Несчастные помчались назад в казарму бриться, а мы стояли «вольно» под палящим солнцем. Через несколько минут один рядовой потерял сознание. Его звали Уилсон, чёрный из Чикаго.

— Оставьте его, — пробурчал сержант. — Вставай, парень…

Уилсон лежал на земле неподвижно и закрыв глаза.

— Я сказал, вставай, твою мать, ты, мешок с говном! Сегодня приёма в лазарете нет.

Уилсон попробовал встать, но ноги подкосились, и он снова упал.

Сержант схватил Уилсона за рубашку, поднял на ноги и встряхнул.

— Со мной эти штучки не пройдут, ПАРЕНЬ…у тебя нет солнечного удара. Стой «вольно», солдат…это приказ!

На пункте приёма пополнений заняться было нечем. Пока оформлялись документы, мы проходили дополнительные тесты. В ожидании назначения в какую-нибудь учебную роту чистили казарму и часами простаивали на построениях.

Однажды в знойный полдень мы спрятались от солнца под магнолию: покурить, потравить солёные анекдоты — и тут повстречались с человеком, который впоследствии стал нашим сержантом-инструктором.

— Добрый день, ребята, — он изысканно коснулся полевой шляпы в стиле медвежонка Смоуки и изобразил широкую улыбку на чёрном лице, обнажив полный рот белах, как рояльные клавиши, зубов. Он приближался к нам, виляя хвостом, подобно большому добродушному псу с блестящими глазами и влажным носом.

— Хороший день…

Мы согласились.

— В какую роту поступаете, парни?

Мы пожали плечами.

— Молитесь, чтобы это оказалась не моя рота. Ненавижу новичков.

— Эй, сардж! — воскликнул один из нас. — Сколько ещё нам здесь торчать…

И прежде чем прозвучало следующее слово, сержант был уже возле него.

— Как ты меня назвал, придурок? Сардж? А? Ты назвал меня сардж, ПАРЕНЬ? Не называй меня так больше, говно…ты начитался историй о Битле Бейли.

Он выпрямился в полный рост. Глубоко вдохнул и гаркнул:

— МЕНЯ ЗОВУТ СЕРЖАНТ ДУГАН! СЕРЖАНТ ДУГАН!

Ошеломлённые, мы отступили на шаг.

— Первое имя — на рукаве, — указал он на три нашивки, — второе имя — на груди, — и ткнул в тканевую полоску с именем над правым карманом форменной рубашки.

— Шаг вперёд, мерзавец, упал и отжался сто раз. А если остановишься, НОВИЧОК, начнёшь всё сначала с мешком песка на спине, — пригрозил он.

С коварной улыбкой Дуган следил, как назвавший его «сарджем» солдат, коренастый черноволосый паренёк, отталкивал от себя землю Луизианы под беспощадным солнцем.

— Как меня зовут, новичок?

— Сержант Дуган, сэр.

— Попробуй ещё раз назвать меня «сарджем», сукин сын… Я сержант, призван на службу. Служу на совесть!

— Так точно, сержант.

Дуган наступил до блеска начищенным десантным ботинком пареньку на правую руку.

В лучах солнца ботинок сверкал, как чёрный алмаз Аляски. Я засмотрелся на него, не в силах оторвать взгляд. Ботинок являл собой власть. Гладкий, как полированный мрамор. Роскошный, как лакированное чёрное дерево. Кривое кожаное зеркало, из которого на тебя таращится твоё же искажённое глянцем отражение.