Наш необъятный океан - Штефани Сантер

глазами, песок во всех местах, и… Я непроизвольно мотаю головой и тут же резко замираю без движения – перед глазами опять все плывет.

Чтобы хоть немного прикрыться, одергиваю подол черной футболки как можно ниже; она достает почти до колен, словно платье.

В ноздри ударяет запах моющих средств. Обычный аромат свежего белья почему-то напоминает мне о доме и странным образом успокаивает. Однако Эзра, который как раз убрал телефон в карман, должно быть, сумел прочесть в моих глазах остаточную панику.

– Ты здесь ни при чем, – произносит он как бы невзначай, глядя при этом куда угодно, только не на меня.

– Ни при чем?

Ну да, я‐то знаю, что я ни при чем! А Эзра откуда узнал? Или его менеджер вычислил, кто дал наводку фотографам?

– Льюис все объяснит. Пойду принесу твои вещи.

С этими словами он оставляет меня в машине, пятится, разворачивается и бежит обратно к морю.

Глава 10

Эми

– Ради всего святого, что сотворил с тобой этот парень?

Льюис едва не роняет ботинки, которые держит в руках. Его брюки закатаны, ступни облеплены песком. Брови приподнялись почти до лысины; прежде чем я успеваю что-либо сказать, он опускается на колени перед открытой дверцей машины, чтобы наши глаза были на одном уровне.

Я смущенно ощупываю виски и перекидываю мокрые пряди волос вперед, чтобы замаскировать припухлость. С чего начать? С оправданий или с объяснений? Жаль, нельзя уложить слова в стопку и проговорить все одновременно. Как бутерброд. Первый ломтик хлеба: «простите, что привела фотографов»; второй ломтик хлеба: «подумаешь, синяки, это моя самая незначительная проблема»; и между ними прослойка из вымученных улыбок.

– Аманда, верно?

– Эми, – поправляю его я. «Аманда» больше подходит той, которая держит свою жизнь под контролем. А я сижу в футболке всемирно известного художника, которая мне несоразмерно велика, лицом к лицу с его менеджером и думаю о бутербродах.

– Ты… упала? – тактично спрашивает Льюис.

– Нет, нет, – поспешно отмахиваюсь я и изображаю вялую улыбку, чтобы придать серьезность столь абсурдной ситуации. – Просто… Мяч угодил в голову. – Делаю вид, будто ничего особенного не случилось. Хотя это неправда – у меня выпал из памяти промежуток времени, когда Эзра перетаскивал меня с пляжа в машину.

– Мяч? – Льюис морщит лоб, достает из кармана сложенный носовой платок и протягивает мне. На ткани вышита вычурная монограмма: Л. У.У. – Льюис Уолт Уиттакер, – представляется он, заметив мой интерес к инициалам.

Он жестом намекает, что нужно вытереть щеку, и я машинально повинуюсь. Кожа на виске уже довольно болезненно реагирует на нажим. Конечно, после ягод платок приобретет насыщенный лиловый цвет – пятна не отстирать. Если бы я могла взять свои боли и страхи и раздать по капле на каждого, мир окрасился бы во все цвета радуги. Однако он по-прежнему черно-белый и пустой. Потому что люди не желают ничего видеть и слышать и все меньше стараются понять заботы других.

– Черничный сок, – объясняю я. Если бы повернуть время вспять и заглянуть из кабинета Ричарда в будущее, в текущий момент! Я бы с радостью согласилась еще раз отправиться за решетку, лишь бы сегодняшний день вообще не состоялся.

– Черничный сок? – повторяет Льюис. Очевидно, он совсем сбит с толку.

– Волейбольный мяч угодил мне в голову. А Эзра решил приложить холод. Нашлись только замороженные ягоды.

Льюис несколько мгновений поглядывает на меня недоверчиво и строго спрашивает:

– Ты уверена, что нормально себя чувствуешь?

Я снова улыбаюсь.

– Чепуха. По сравнению с тем, что случилось до того… – Я осторожно вдыхаю, набираясь мужества. И после второго вдоха объясняю: – Понятия не имею, откуда фотографы прознали про встречу. Словно из ниоткуда появились.

– Не переживай.

Льюис кладет руку на мою дрожащую коленку. Прикосновение теплое и тяжелое, и я успокаиваюсь. Теоретически этот момент должен восприниматься необычно. Еще более необычно, чем предыдущие события. Ведь я не знаю этого человека. Однако его поведение каким-то образом растворяет комок у меня в горле и вызывает безумное желание оказаться в чьих-либо объятиях.

Неужели Льюис на меня не сердится? Ну, или сердится меньше, чем Эзра?

– А как же соглашение? Как же «Статус»?

– Ты ничего не нарушила. Не волнуйся, мы что-нибудь придумаем. Для начала отвезем тебя домой. Кстати, где Эзра?

Я смотрю в сторону пляжа. Проследив за моим взглядом, Льюис поворачивает голову в том же направлении.

– Легок на помине, – бормочет он. Эзра как раз бежит к нам по выложенной из досок тропинке между шезлонгами и зонтиками.

В черной одежде и с непроницаемым выражением лица он излучает довольно мрачную ауру. И впрямь вампир, думаю я, забавно… Тут мою несчастную больную голову посещает другая мысль, и сердце пропускает один удар. А что, если Льюис, увидев меня, предположил, что в состоянии моего лица повинен Эзра? Похоже, его неприятно удивили приклеившиеся к моей щеке ягоды. Или у меня воображение разыгралось?

– Мы можем ехать? – спрашивает Эзра, едва оказавшись в пределах слышимости. Он пробегает последние метры и без комментариев протягивает мне рюкзак и бутылку воды из пляжного кафе. Я торопливо откручиваю пробку, потому что умираю от жажды. Мое «спасибо» Эзра пропускает мимо ушей.

Пока я пью, Льюис поворачивается ко мне спиной. Очевидно, в его взгляде сквозят невысказанные слова, поскольку Эзра, закатив глаза, достает из кармана ключи от машины и бросает своему менеджеру. Тот едва успевает их поймать, не дав приземлиться на асфальт. Эзра садится на пассажирское сиденье впереди меня.

Льюис, покачав головой, захлопывает мою дверцу и кривит рот. Это не полуулыбка, а чистейшее непонимание. Приятно сознавать, что Эзра не только мне представляется загадкой.

Вместо того чтобы сесть в машину, Льюис некоторое время топчется на тротуаре, отряхивая с ног песок, и пытается надеть ботинки, не потеряв равновесия. При этом он опирается на стекло моей дверцы. Я рассматриваю папиллярные узоры на подушечках его пальцев. Фрейя уверена, что руки могут многое поведать о человеке. Поэтому я изучаю ладони Льюиса более внимательно… и ничего особенного не вижу. А вот у Эзры во время обеих встреч я замечала на пальцах краску. Всего пара брызг и крапинок; впрочем, самое примечательное состоит в том, что душа его так же черна, как и лак, который он распыляет.

– Где ты живешь, Эми? – спрашивает Льюис, усевшись за руль.

– Хочешь отвезти ее домой? – Эзра смотрит на менеджера в недоумении, но не демонстрируя интереса. Тем более удивительно звучит его следующая фраза: – Разве ей не нужен врач?

– Совершенно не нужен! – встреваю я, хотя Эзра говорит не со мной, а с Льюисом. Обо мне. И это при том, что я сама сижу рядом. Хочется собраться с силами и треснуть ногой по переднему сиденью. Вместо этого я в очередной раз усилием воли приподнимаю уголки губ и показываю на место ушиба. – Это самая мелкая неприятность