Ямато-моногатари - unknown

сложил он, и тогда император:

Сарусава-ноИкэ мо цураси-наВагимо ко-гаТамото кадзукабаМидзу дзо хинамаси

О Сарусава-Пруд – как он жесток!Ах, когда милойРукава в него погрузились,Пусть бы высохла в нем вода![411] —

так он сложил. И вот, повелев, чтобы этот пруд считали ее могилой, во дворец вернулся.

151

В день, когда император изволил любоваться, до чего красивы алые кленовые листья на реке Тацута, Хитомаро:

ТацутагаваМомидзи ба нагаруКамунаби-ноМимуро-но яма-ниСигурэ фурураси

По реке ТацутаАлые листья плывут,А на горе Мимуро,Куда спускаются боги,Идет осенний, моросящий дождь[412].

Император:

ТацутагаваМомидзи мидарэтэКагарумэриВатараба нисикиНака я таэнаму

По реке ТацутаАлые листья, перемешавшись,Плывут.И если пересечь реку, парчаПосередине порвется![413]

Так они проводили время в развлечениях.

152

Тот же император очень любил охоту. Был у него невиданно смышленый сокол, присланный из провинции Митиноку, уезда Ивадэ, и император очень дорожил этим соколом и собственноручно пускал его на охоте. Имя соколу было дано Ивадэ. Император доверил птицу одному дайнагону, сведущему в тонкостях Пути соколиной охоты, и тот днем и ночью им занимался, кормил его. И все же однажды, уж как это случилось, но сокол исчез. Дайнагон был в крайнем замешательстве, повсюду искал его, но так и не нашел. Он послал людей на поиски в горы, но птицы и тут не было. Он сам отправился далеко в горные места, бродил там, однако все было напрасно. Некоторое время он не докладывал о пропаже, но император обычно каждые два-три дня наведывался взглянуть на сокола. Делать было нечего. Дайнагон отправился во дворец, и, пока докладывал императору об исчезновении его любимой птицы, император не вымолвил, ни слова. Может быть, он не расслышал, подумал дайнагон, и повторил все еще раз, но снова император лишь пристально смотрел ему в лицо и ничего не говорил. «Как же я опрометчив», – подумал дайнагон и, совсем потеряв голову от страха, решился сказать: «Я повсюду искал вашего сокола, но нигде не мог обнаружить. Как же теперь быть? Соизвольте хоть слово молвить!» И император произнес:

Ивадэ омофу дзоИфу ни масарэру

Думаю я в молчании,Не в силах говорить[414].

Только это он и сказал, ничего больше не прибавил. В глубине души он так сожалел о соколе, что никакими словами не опишешь. Люди приписали много разных строчек в начало к этому стихотворению. А на самом деле только эти две и были сложены.

153

Когда император Нара[415] восседал на престоле, император Сага[416], бывший в то время наследным принцем, сложил и поднес ему:

Мина хито-ноСоно ка-ни мэдзуруФудзибакамаКими-но митамэ-тоТаворитару кэфу

Всеми людьмиЗа аромат превознесенныйЦветок фудзибакамаДля вас, государь,Я сорвал сегодня[417].

А государь в ответ:

Ору хито-ноКокоро-ни каёфуФудзибакамаМубэиро фукакуНихохитарикэру

Подобен душеТого, кто его сорвал,Цветок фудзибакама,Цвет его глубок,И благовонен он[418].

154

У одного человека, жившего в провинции Ямато, дочь была очень хороша собой, и вот однажды приехавший из столицы придворный кавалер увидел ее через щель ограды и был так поражен ее красотой, что похитил девушку, заключил ее в объятия, посадил на коня и бежал. Та была в горести и страхе. Наступили сумерки, они остановились на ночь у горы Тацута. Расстелив на траве кожаную покрышку с седла, кавалер лег рядом с девушкой. Та испугалась безмерно. Сердце кавалера преисполнилось жалости к ней, он принялся утешать девушку, но она не отвечала ни слова и обливалась слезами. Тогда кавалер:

Та га мисогиЮфуцукэдори каКарагоромоТацута-но яма-ниОрихаэтэ наку

Кто-то, свершая обряд очищения,На волю пустил священную птицу.Там, где кроят китайские одежды,На горе ТацутаОна беспрестанно поет[419].

Девушка отвечала:

ТацутагаваИванэ во саситэЮку мидзу-ноЮкуи мо сирануВага гото я наку

У реки ТацутаПо подножиям скалВода бегущаяПути не знает, как и я.И, верно, подобно мне плачет [как та птица][420] —

так она произнесла и скончалась. Потрясенный случившимся, кавалер зарыдал, держа в объятиях ее тело.

155

В давние времена у одного дайнагона была дочь-красавица, и он лелеял ее, думая, что со временем она будет служить императору. И вот служивший неподалеку от дворца человек в чине удонэри[421] – уж как это случилось, неизвестно, – но ее увидел. А увидев, как она хороша и лицом и статью, он позабыл обо всем на свете. Запала она ему в душу, ночью и днем очень он тосковал, терзался, чуть не заболел и послал ей передать: «Мне непременно надо тебе сказать кое-что». Она в ответ: «Удивительно, что же это?» – и вышла к нему. А он уж подготовил все, чтобы ее похитить, и без промедления схватил в объятия, посадил на лошадь и, не различая ни ночи ни дня, умчал ее в страну Митиноку. В месте, что зовется гора Асака уезда Асака, построил он хижину, поселил девушку там, стал ходить в деревню за едой, чтобы ее кормить, и так протекли годы и месяцы. Когда уходил он, она одна оставалась в горах, ничего не ела, а бесконечно печалилась в одиночестве. И вот понесла она дитя. Как-то он ушел за едой и не возвращался дня три-четыре. Она же, измучившись в ожидании, вышла из дому, отправилась к горному колодцу и, увидев свое отражение в воде, все недоумевала – так не похоже было на нее прежнюю. У них ведь и зеркала не было, она и не знала, каким стало ее лицо, и, вдруг увидев, ужаснулась, стало ей стыдно. И тогда она сложила:

АсакаямаКагэ саэ миюруЯма-но и-ноАсаку ва хито-воОмофу моно ка ва

Гора Асака – «Мелкая» —Отражение ясно видитсяВ горном колодце.Может быть, мелкой егоЛюбовь была?[422] —

сложив это, она записала стихи на дереве и, вернувшись в хижину, скончалась. Он же, набрав всякой снеди, пришел домой, увидел, что она умерла и лежит ничком, и был потрясен до глубины души. Прочитал он стихи, что были написаны у горного колодца, вернулся в хижину и, одолеваемый горестью, лег рядом с ее телом и умер. Дела эти очень давние.

156

Жил в стране Синано, в месте под названием Сарасина, один человек. Когда он был еще отроком, родители его умерли и тетка заменила ему отца и мать, с ранних его лет она пеклась о нем. А у жены этого человека было много дурного на сердце, и ненавистно было ей, что у свекрови от старости спина согбенная стала. И мужу своему все наговаривала, что у его тетки нрав дурной, нехороша она. Он уже не по-прежнему с ней обращался, нередко пренебрегал ею. А тетка становилась все дряхлее, спина уже вдвое согнулась. Это день ото дня сильнее тяготило невестку, и она все думала, отчего это та до сих пор не умирает, осыпала свекровь упреками да требовала от мужа: «Забери ее, уведи далеко в горы и оставь там». И убедила его: молчал он, но все же решил, что так и сделает. Как-то ночью, когда была очень яркая луна, он и говорит: «Собирайся-ка, тетушка. В храме будет пышное богослужение, хочу тебе показать». Тетка безмерно обрадовалась, он посадил ее себе на плечи и отправился. А жили они у подножия высокой горы, вот он и. поднялся вверх и на вершине, в таком месте, откуда бы она спуститься не могла, бросил ее и убежал. «Эй, эй!» – кричала тетка, но он убежал, даже не откликнувшись. Вернулся домой, стал думать: вот рассердился он на тетку, когда наветы жены слушал, и, разгневавшись, завел ее в горы, а ведь столько лет она, как родная мать, воспитывала его, заботилась о нем; и очень стало ему тяжело на сердце. И вот, вглядываясь, как с вершины этой горы беспредельно ярко светит луна, всю ночь провел без сна, в грусти, и сложил:

Вага кокороНагусамэканэцуСарасина яОбасутэяма-ниТэру цуки-во митэ

Моему сердцуТрудно утешиться,Видя луну, что сияетНа горе, где бросил я тетку,В Сарасина[423] —

так он сложил и снова отправился в горы, нашел ее и домой привел. Вот с тех пор и зовется эта гора Обасутэяма – «Гора, где бросили тетушку». Отсюда пошло, о таком и стали говорить – «утешиться трудно»[424].

157

В стране Симоцукэ[425] долгое время жили муж с женой. Многие годы провели они вместе, и вот муж переменился к жене душой, завел себе другую женщину и все, что в доме было, перевез до последнего к новой жене. Как это жестоко, думала она, но не мешала ему, только смотрела. Ни одной мелочи, с пылинку величиной, и то не оставил, все унес. Единственное, что ей осталось, – кормушка для лошади. Так и за этой кормушкой послал он своего слугу, подростка по имени Макадзи, чтобы он кормушку и ту забрал. Этому мальчику женщина и говорит: «Тебя уж тоже теперь здесь не будет видно» и тому подобное, а он: «Почему же? Хоть хозяин к вам и не будет хаживать, я непременно загляну», так ей отвечает и уж собирается уйти. Тогда она говорит: «Хочу я передать весточку твоему хозяину, не возьмешься ли мне помочь? Письмо-то читать он вряд ли будет. Так ты передай ему на словах». – «Непременно передам», – ответил слуга. И она: