Династия Тюдоров - Татьяна Купер

Почва под ногами Анны зашаталась. Первые знаки немилости включали новую любовницу короля Джейн Сеймур (ее уже переселили в помещение дворца), а также отказ брату Анны, Джорджу Болейну, в присуждении Ордена Подвязки, который вместо этого был отдан другому претенденту. И хотя семья Болейн все еще занимала важные посты в Тайном Совете, Анна нажила там много врагов, включая герцога Суффолка и ее собственного дяди герцога Норфолка, а также сторонников леди Марии, которая к тому времени достигла зрелого возраста. Это было обычным явлением – придворные боролись за влияние, образовывали альянсы и фракции, чтобы потом расправляться с теми, кто может им повредить.

Анна уже была крайне уязвимой, но скоро она сделает одну фатальную ошибку, вызванную именно тем, что привлекло Генриха в самом начале – кокетством. Двор Генриха был буквально рассадником сексуального возбуждения – придворные постоянно дразнили друг друга. Такое кокетство, получившее название «изысканная любовь», рассматривалось всего лишь как невинное развлечение, и двусмысленность игры делало ее довольно волнующей. И Анна Болейн была ее величайшим игроком! Она не могла остановиться даже тогда, когда стала королевой. Совсем наоборот, как королева, она стала еще более желанной для мужчин, которые буквально роились вокруг нее. Но как принимать комплименты, не оскорбив при этом короля? Это была скользкая дорожка, и Анна конечно же поскользнулась…

29 апреля 1536 года она находилась в своих личных апартаментах, и, то ли от скуки, то ли по привычке, дразнила окружающих ее мужчин. В тот день ее внимание было обращено на придворного музыканта Марка Смиттена. «Почему ты такой грустный? Ты хочешь со мной поболтать?»– спросила она, пытаясь его смутить. Похоже, он был в нее влюблен, и чтобы еще более насладиться игрой, она заявила: «Я тебе не по зубам!»

Затем она перевела взгляд на следующий объект – Генри Норриса, который был джентльменом апартаментов короля и его старым ближайшим другом. Он был красив, богат, и служил воплощением мужественности. Анна начала прощупывать почву: «Скажи мне, Генри, почему ты все еще не женился на Мадж Шелтон?» «Всему свое время»,– ответил тот уклончиво, после чего Анна и произнесла свои роковые слова: «Ты приходишь сюда больше ради меня, чем ради Мадж. Я думаю, ты хочешь унаследовать туфли мертвого короля. Если с ним что-нибудь случится, ты наверняка захочешь мною овладеть».

Даже если это и было невинным кокетством, можно было легко сделать вывод, что Анна представляла себе, что король умрет, а Норрис после смерти короля пожелает жениться на Анне. А это уже пахло государственной изменой! Норрис был крайне умен и, видимо, осознав оплошность королевы, с испугом ответил: «Если я буду иметь такие мысли, мне отрубят голову», и быстро вышел вон из комнаты. Но вот уже вскоре острые языки начали болтать…

Очень быстро слухи достигли ушей главного министра Генриха – Томаса Кромвеля, который был безжалостным политиком и не останавливался ни перед чем, чтобы стать еще могущественнее при дворе. Он сразу же увидел возможность «послужить своему королю». Посол Шепуи, ненавидящий Анну как распутницу и еретичку, с видимым удовольствием расширил брешь, предупреждая Кромвеля: «Ударьте первым или ударят вас!». Он запишет потом в своем послании: «Я умолял его принять более действенные меры к своей защите, чем это делал кардинал. Кажется, Кромвель внял моим словам. Он стал извиняться за то, что способствовал женитьбе короля на Анне. Видя, как король желает этого брака, он всячески ему поспешествовал. Хотя король ухаживал и за другими дамами, все полагали, что в будущем он станет вести жизнь более добродетельную, нежели до этого, оставаясь верным супругом нынешней королевы. Кромвель сказал мне это таким холодным и безразличным тоном, что я заподозрил как раз обратное. Действительно, я заметил, что говоря это и не зная, какое выражение придать своему лицу, он прислонился к окну, возле которого мы стояли, и прикрыл рот рукой – дабы скрыть улыбку».

Да, Кромвель хорошо помнил, как неспособность кардинала Уолси добиться расторжения королевского брака привела к его падению, и как Анна буквально добила его учителя и предшественника. Нет, он не повторит такой ошибки и нанесет удар первым, как посоветовал ему римский посол. И вот он уже пришел к Генриху и сообщил, что королева вела себя довольно фривольно в своих апартаментах. В ответ Генрих назначил полное расследование, о котором Анна не должна была знать. Ведь если она ему изменила, то легитимность их будущих детей будет крайне спорной.

Кромвель не заставил себя долго ждать и начал поспешно составлять список подозреваемых. Первым был допрошен музыкант Марк Смиттен, забавлявший Анну игрой на лютне. Кромвель спросил его, пользуется ли тот особым расположением королевы, на что тот ответил, что не будет это обсуждать ни с кем. Что случилось дальше, не совсем ясно, но некоторые доклады говорят о том, что Смиттена пытали. Правда это или нет, но он сделал удивительное признание: «Королева затянула меня в свою кровать и отдалась моей страсти три раза». И даже если признание было получено с помощью пыток, Кромвель уже имел на руках свидетельство неверности королевы. Страх прошелся по спинам придворных, когда в конце апреля 1536 года было арестовано еще шесть человек, включая брата Анны – Джорджа Болейна, и ближайшего друга короля – Генри Норриса. Мужчинам были предъявлены обвинения в предательском прелюбодеянии и сексуальных отношениях с королевой, и начались пытки и допросы. Но заведенное на Анну дело все еще было слишком слабым. Кроме Смиттена никто не признался, а свидетелей, естественно, не было.

В тот же самый день была арестована и брошена в Тауэр и сама Анна Болейн. Можно себе представить, какой она испытывала ужас. Только вчера она была самой могущественной женщиной в Англии, а сегодня она в Тауэре, разлучена с мужем и не имеет ни малейшего представления, в чем ее обвиняют. Но затем дело приняло для нее ужасный оборот – она сама стала тем человеком, который подпишет себе смертный приговор. Пытаясь понять причины своего ареста, Анна начала вспоминать, что она могла сказать или сделать оскорбительного для своего мужа. Она вслух вспоминала свой диалог с Норрисом, не подумав о том, что была в апартаментах не одна – ей прислуживали несколько женщин, которые на самом деле были шпионками, передававшими Кромвелю каждое сказанное ею слово. Вот ему и передали: «Я думаю, ты хочешь унаследовать туфли мертвого короля. Если с ним что-то случится, ты наверняка захочешь мною овладеть». После этого дело против нее становилось более определенным.

А что же Генрих? Он был так потрясен идеей, что Анна могла быть ему неверна, что поверил всему! Он помнил, с какой страстью он желал Анну, и теперь мысль о том, что кто-то еще может ее желать, сделала его безумцем – его воспаленное воображение перешло все пределы. Он уже был совершенно уверен, что Анна переспала с сотней мужчин, и даже подозревал, что его хотели отравить. По крайней мере, он искренне верил, что Анна его обманывала. В своих глазах он был жертвой, а Анна – злодейкой. Мало того, он готов был пойти еще дальше и использовать некоторые физические деформации Анны (ходили слухи, что у нее было шесть пальцев на одной руке и три груди) для обвинений в колдовстве, что в средневековье практиковалось довольно часто. Но до этого так и не дошло…

15 мая 1536 года королевский холл в Тауэре был местом одного из самых знаменитых судебных разбирательств в истории Англии. Перед судом предстала сама королева! Судьей был ее собственный дядя, герцог Норфолк, а суд присяжных состояла из 26 мужчин. Сам Генрих отсутствовал – он помнил, как семь лет назад он был унижен Екатериной во время бракоразводного процесса, и не собирался повторить эту ошибку. Он надеялся на своих юристов, которые должны были добиться сурового приговора.

Анна все еще не имела представления, в чем ее обвиняют. Об этом она узнала только когда судебный клерк поднялся и прочитал против нее обвинения: ненасытный сексуальный аппетит, интимные отношения с приближенными, неоднократный секс с Норрисом, заговор выйти замуж за него после смерти короля, а также секс с ее братом Джорджем. Были даже предоставлены даты и мельчайшие детали ее развлечений. Это все должно было очернить ее до такой степени, чтобы отмыться было уже невозможно. Надо сказать, что настоящие преступления Анны были менее экзотичными – ей просто не удалось перейти от роли волнующей воображение фаворитки к покорной супруге, а также подарить Генриху сына и наследника. Но в атмосфере всеобщей паники и истерии никто и не думал о правдоподобности обвинений.

После зачитывания обвинительного заключения ее спросили: «Признаете ли вы себя виновной?» Она подняла руку и уверенно произнесла: «Не признаю». Теперь была очередь за присяжными. В обычном суде Анну несомненно бы оправдали – благодаря отсутствию доказательств. Но это не было судебным разбирательством вообще – каждый член суда присяжных был верен королю и состоял у него на службе, и поэтому они были уверены, что выполняют его волю. У Анны не были ни малейшего шанса. После трех лет замужества, за какие-то три недели, ее мир рухнул, и она оказалась на краю пропасти.