Змеиное гнездо - Яна Лехчина

помогала Жангал, но не обменялась ни словом с ее хозяином – не желала, было противно. Не ответила и сейчас, изучая носки сапог.

Тыса помедлил, и Латы спросил:

– Стоит укрепить ворота? Или привалить мешки к дверям?

Совьон отмахнулась: бессмысленно. Ночь едва занималась – оставалось только ждать, и Тыса опустился на тот же колченогий стул.

– Ладно, – кивнул он. – Но если хоть с кем-нибудь из жителей Варова Вала случится беда, живой ты отсюда не уйдешь. Придушу тебя, ведьма, прямо этими руками. Утоплю в корыте у дружинного дома.

«Глупец, вёльхи не могут утонуть». Не Совьон ли связали и бросили в реку в холщовом мешке – за то, что прирезала человека, который на нее покусился?

А вслух сказала:

– Я не ведьма.

Вернее, не полноправная ведьма, но Тыса ей все равно не поверил.

Разошлась ночь. Ветер дул с леса: скребся в ворота Дагримова дома и завывал в голых ветвях. Иногда Совьон различала скрип колышущихся ставней, больше походивший на стук, – может, это ей казалось из-за усталости. Она меняла догоревшие свечи на новые, рассеянно измельчала зверобой в ладонях до мелкой крошки и, усыпая им пол, наблюдала за Жангал: дышит ли? Наверное, нужно было оставить девчонку в озере – всем было бы легче. Простым жителям Варова Вала, Тысе, самой Совьон… Жангал стала бы не первой, кого она могла спасти, но не спасла – ничего, перетерпела бы, забыла. А сейчас гадай не гадай, не узнаешь, чем все кончится.

Совьон сидела у постели Жангал, и спустя несколько часов тело воительницы застыло. Решив размять мышцы, она осторожно встала и поплотнее закуталась в тулуп – несмотря на горящий очаг, куда то и дело подкидывали хворост, было холодно. Совьон тихо прошла мимо Латы, прикорнувшего на скамье, и Дагрима, по-прежнему сторожащего покой своей рабыни. Когда Жангал только принесли в дом, он никого к ней не подпускал, только рычал и плакал. Пришлось вмешаться Латы – мол, что ты, дурак, делаешь. Раз сам не можешь помочь, так хотя бы пришлой женщине не мешай.

Совьон была готова поклясться, что Тыса не спал: сидел с прикрытыми глазами и чутко вслушивался. Она подошла к нечистому оконцу, за которым чернело небо, будто отлитое из вороненой стали. Ветви царапались в наполовину сорванный ставень. Хрустел снег. Так хрустел, словно кто-то слонялся по двору. Совьон наклонилась и прижалась лбом к оконной раме, однако не различила никакого движения.

Сквозняка не было, но резко погас огонь в очаге. Потухли свечи, взметнувши сизый дым.

– Кто там? – гаркнул Тыса.

Взвыл ветер, и распахнулась ведущая в сени хлипкая дверь. В комнату ворвался морозный зимний воздух, неся с собой клубы колких снежинок.

Латы встрепенулся и хотел было соскочить со скамьи, но Совьон положила руку ему на плечо – жди. Вздохнув, она вышла на середину комнаты. Повернувшись лицом ко входу, поклонилась в пояс, и распущенные пряди скользнули по полу.

– Здравствуй, Айна Лииса.

Вёльха принесла с собой холод лесных полян и страх волчьей ночи. Она переступала мелко, по-рысьи, и шумно втягивала воздух, клокоча от гнева. Айна Лииса была младше Совьон на одиннадцать лет, ниже на голову и тоньше почти вполовину. Одетая в меховой полушубок и длинное шерстяное платье, выкрашенное травами в зеленый, с рыжими волосами, одна часть которых была заплетена в косицы, а другая пушисто струилась по груди. Вокруг ее тонких запястий постукивали деревянные браслеты с вырезанными знаками, а шею оплетали бусы из капель янтаря и золота хрупких листьев. Айна Лииса была хищно красива и удивительно юна для вёльхи – это и сделало ее такой гордой.

Острый нос втянул воздух. Айна Лииса прошла вглубь дома, постукивая посохом из узловатой ветви вяза. На нем вились узоры и краснели засушенные ягоды шиповника. Казалось, вёльху ничуть не занимали мужчины, не сводившие с нее напуганно-настороженных глаз. Она не замечала рабыню, спавшую чародейским сном.

Только Совьон стоила ее внимания.

– Ты! – просвистела вёльха, стукнув посохом об пол. – Какое право ты имеешь ворожить в моих владениях?

Совьон несильно сощурилась, оглядывая Айну Лииса как соперника перед боем.

– Ты украла у меня утопленницу.

– Это моя вина, – признала Совьон. – Извини, Айна Лииса. Позволь мне…

– Не позволю! – зашипела. – Поглядите-ка, кто пожаловал. Сама Совайо Йоре, великая Совайо Йоре, снюхавшаяся со смертными. Может, тебе не только утопленницу отдать? Мой лес хочешь – а, Совайо Йоре? Мои реки? Мое зверье? Проси, не стесняйся!

Айна Лииса отвесила шутовской поклон, а на ее щеках вспыхнул лихорадочный румянец. Красивое лицо перекосило от ярости.

Совьон закатила глаза: сущее дитя, а не вёльха.

– Пожалуйста, уймись.

– Не смей мне указывать! Ты и твоя покровительница – вечно вы кичились своими силами. Вот и сейчас ты пришла на мою землю, чтобы показать те крошки чар, которые она бросила тебе, как объедки.

– Айна Лииса, – одернула Совьон. – Тебя обидела я, а не Кейриик Хайре. Оставь ее в покое.

– Оставить в покое? – переспросила вёльха. Ломко взметнулась ее рыжая бровь. – А что ж ты сама позволила ей подохнуть как недорезанной псице? Булькая кровью и пугая скулением соседей-деревенщин…

– Достаточно, – обрубила Совьон. – Это не твоего ума дело.

Колдовство колдовством, а вот ударить Айну Лииса захотелось страшно.

Не нравилось ей наследовать слабейшей вёльхе клана. Совьон была недоученной ведьмой, но ее наставляла Кейриик Хайре, которой нигде не находилось равных; и Кейриик Хайре, чтобы быть могущественной, не нужно было постукивать посохом и рвать голос. На какое-то мгновение Совьон стало жаль Айну Лииса – она нанесла ее гордости непримиримую обиду.

– Я забрала у тебя утопленницу, и я не оправдываюсь, – сказала Совьон. – Но назад ты ее не получишь. Проси, чего желаешь, а я подумаю, смогу ли исполнить твою просьбу.

Прозвучало дерзко, но Совьон слишком задела насмешка над ее покровительницей.

Айна Лииса медленно качнула головой. Бусины в ее волосах колыхнулись в такт.

– Не нужно мне твоих подачек, Совайо Йоре, – произнесла она ласково. – Не терплю тех, кто якшается со смертными. – Ее ногти царапнули по посоху. – И тех, кто хозяйничает в моих землях.

Совьон уловила в воздухе знакомое ощущение, и страх ящеркой пробежал по желудку. Столько лет носила щит и меч, столько лет участвовала в битвах, а все никак не могла привыкнуть к этому мгновению – миг, когда знаешь, что удар неизбежен и от него не уйти.

– Будь ты проклята, Совайо Йоре, – проговорила ведьма нараспев. – Тебя проклинаю я, Айна Лииса, вёльха этих чащ, этих вод, и пусть мое проклятие лежит на тебе тяжким бременем. Пусть тянет тебя ко дну, пусть давит могильным камнем, пусть жжется студеным холодом. Не знать тебе покоя, Совайо Йоре, до самого последнего