Время против времени - Александр Абрамов

— Расскажи мне, наконец, где сенат и где правительство? Что есть что?

— «Что есть что» просто и схематично. В сенате шестьдесят два места. Победившая партия образует миниатюрный по земным масштабам кабинет министров, по-здешнему — секретарей, как в Англии. Глава партии, он же премьер-министр, одновременно ведающий государственной собственностью — казначейством, железными дорогами, рудниками, бюджетной системой. Четверо остальных секретарей представляют кто администрацию Города, иначе говоря, кантональные власти, суд и полицию, кто — промышленность и торговлю, кто — сельское хозяйство, а кто — цеховые организации, по-нашему, профсоюзы В сенате они голосуют, в правительстве действуют. Не ищи земных аналогий, но сущность капиталистической системы от этого не меняется.

— А что изменит билль?

— Только расколет двухпартийную систему управления.

— Значит, комми отколются?

— Оставь свой жаргон, Мартин. Противно слушать. И повторяю: не ищи земных аналогий. Коммунистической партии здесь нет. Рабочее движение еще только приобретает организационные формы: мешают цеховая раздробленность и промышленная отсталость. Но уже нарождается что-то вроде социал-демократии.

— Донован? — улыбается Мартин. — Нашел-таки?

Я раздумываю, говорить или не говорить Мартину о моих встречах с Донованом. Первая была, пожалуй, наиболее примечательной. Мы стояли у стойки бара уже без Уэнделла, критически рассматривая друг друга.

— Интересно, чем это я мог заинтересовать советника сенатора Стила? — спросил Донован. Он был неулыбчив и холоден.

— Политические взгляды сенатора могут и не совпадать со взглядами его советника, — ответил я. — Лично мне, например, нравятся ваши выступления в сенате.

— И мой билль против цеховой раздробленности, за всецеховое объединение с единой экономической программой?

— Иначе говоря, единый профессиональный союз?

— Несколько непривычно звучит, но можно сказать и так. За него подано шесть голосов из шестидесяти.

— Будь я в сенате, я был бы седьмым.

— Интересно, — сказал Донован. — Вы и газету нашу читаете?

— Конечно.

— Тогда почему же вы работаете у Стила?

— Потому что отцы наши были друзьями и участниками Сопротивления в десятом году. Встретились случайно. Стил поразился моим сходством с отцом. Предложил работу. Я согласился, предупредив, что я новичок в политике и только пытаюсь ее осмыслить.

— Ну и как — осмыслили?

— Кое-что. Уэнделл, например, прогрессивнее Стила, так как стимулирует развитие производительных сил, а Стил тормозит его.

Если я рассчитывал удивить Донована, как удивил Мердока земными политическими формулировками, то явно ошибся. Донован не удивился, только заметил:

— Вы обманули Стила. Ано, сказав ему, что вы новичок в политике. Вы узнали ее истинную суть от отца, не потерявшего память. Может быть, вы даже знаете больше меня.

На другой день за завтраком в том же сенатском клубе он мне сказал:

— Не экзаменуйте меня, Ано. Все, что вы говорите о классовой борьбе, мне уже давно ясно. Но второй революции может и не быть. Не исключено, что мы придем к власти парламентским путем, когда большинство народа поймет наконец необходимость социалистических преобразований.

Рассказывать или не рассказывать об этом Мартину? Все равно он скажет: пропаганда. Ведь интересует его только билль, открывающий Мердоку ворота в сенат.

Я передаю ему слова Уэнделла. Мартин не согласен.

— Мердок не только будет покупать голоса, он немало получит даром, — говорит он. — Подсчитай будущие избирательные ресурсы Мердока. Я объездил по крайней мере два десятка поместий, не считая хозяйчиков вроде Фляшона. Это уже не десятки голосов, а тысячи: вместе с хозяевами будут голосовать и все от них зависящие. А ведь раньше они голосовали за популистов. Откуда же перемены? Одна вдова, владелица нескольких тысяч акров пшеницы, была достаточно откровенной. «Я всегда голосовала за Стила, но сейчас это мне будет стоить не меньше миллиона франков». Оказывается, полчаса назад к ней заезжал бродяга с пистолетом за поясом и объявил в присутствии слуг, что на этот раз не только ей и ее семье, но и всем издольщикам и слугам придется проголосовать не за Стила, а за реставраторов. Нет такой партии? Нет, так будет. А если она не послушается, так ей спалят всю пшеницу. «Вы, конечно, не перескажете это в своей редакции, — сказала мне мадам помещица, — я газет не читаю, а верзилу знаю. И то, что он спалит мне урожай, тоже знаю. Вы, вероятно, встретите его по дороге и поймете, что с таким джентльменом обычно не спорят». И я действительно его встретил. Знаешь, кто это? Наш друг Чек Пасква.

— Паскву придется взять под наблюдение. Найди кого-нибудь.

— Уже нашел.

— Кого?

— Луи Ренье.

Находка Мартина отнюдь меня не радует. Рискуем мы жизнью мальчишки. Он даже стрелять не умеет.

— Еще один маневр Мердока, — размышляю я вслух. — Значит, он нам не верит.

— А мы ему. Кстати, серебро до сих пор в его лесной «берлоге».

— Ты уверен?

— Почти. Слитки в больших количествах не появлялись ни на рынке, ни в ювелирных лавках. Может, пустить по следу полицию?

Я рассуждаю. Бойль — начальник полиции Города, — человек Стила. Честный. В какой-то мере принципиальный. Но в подчинении у него слишком много подонков, закупленных Мердоком. Да и не только им. Мартин прав: в Городе нарождаются темные придонные слои, что-то вроде американской мафии. Появляются капиталы, неизвестно на чем взращенные Возникают капиталисты, неизвестно что производящие. А это на руку Мердоку. Ведь именно он основная опасность в будущем. Можно, конечно, взять серебро из его «берлоги». Бойль это охотно и даже умело сделает. Но не рано ли? Не лучше ли выждать более подходящий момент для удара? Тут может помочь Ренье, но оставлять его при Паскве рискованно.

Я тороплюсь. В шесть уже оживают сенатские кулуары и бар гудит в шумной и пустопорожней болтовне, из которой я всегда что-то выуживаю. На лестнице, окаймленной колоннадой, толкотня, как на пристани в Сильвервилле. Пробираясь наверх, встречаю Бойля. Начальник полиции стоит в сторонке и созерцает присутствующих. На заседании он будет сидеть со мной в ложе сенатских чиновников: амфитеатр зала только для сенаторов.

— Все еще не нашли серебро, Бойль? — Мы с ним на дружеской ноге и обходимся без «мсье» и без «мистера».

— Кто сейчас интересуется серебром? — вопрошает он. — Билль и только билль!

— А вдруг провалят?

— Чудак, — смеется Бойль и ныряет в какую-то болтающую группку.