Кольцо - Даниэла Стил

– Кассандра, дорогая моя, не беспокойся. Мы в безопасности, – утешал ее Вальмар, отлично понимая, что говорит неправду.

В этой стране ни о какой безопасности не могло быть и речи. И скоро под ударом окажутся не только евреи.

– Неправда, они придут и убьют вас. Я вас выдала. Они обязательно заявятся…

– Этого не будет. – Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. – Подумай сама. Я банкир, они во мне нуждаются. Они не сделают ничего плохого ни мне, ни моей семье. Достаточно было тебе упомянуть мое имя, и они оставили тебя в покое, так ведь?

Кассандра кивнула, но оба знали, что над их домом отныне нависла опасность.

– Я опозорила тебя, опозорила, – повторяла Кассандра.

– Прекрати! – не выдержал он. – Все позади. Это был кошмарный сон, но он кончился. Тебе нужно проснуться!

Проснуться? Зачем? Дольф исчез. Кошмарный сон никогда не кончится. Впереди только пустота, боль и ужас. Забыть об этом невозможно. Кассандра хотела только одного – уснуть, навсегда уснуть. Погрузиться в глубокий черный сон, после которого не будет пробуждения.

– У меня на два часа назначены переговоры в банке по бельгийской сделке. Сразу после этого я вернусь домой и проведу с тобой весь день. Ты уверена, что сможешь быть одна?

Кассандра кивнула. Вальмар наклонился и нежно поцеловал ее тонкие пальцы.

– Я люблю тебя. Поверь мне, все образуется.

Перед уходом он велел Анне отнести наверх поднос с легким завтраком и оставить его возле постели. «Остальным слугам – ни слова», – строго предупредил он.

Анна понимающе кивнула и через полчаса после ухода хозяина отнесла наверх завтрак. На этом плетеном подносе, накрытом белой кружевной салфеткой, Кассандре приносили завтрак каждое утро. Посередине, как обычно, стояла ваза с одной-единственной красной розой; посуда была из лиможского фарфора, который так любила покойная бабушка. Кассандра даже не взглянула на горничную. Но когда Анна вышла, молодая женщина встрепенулась – сбоку на подносе лежала сложенная утренняя газета. Вдруг там есть что-нибудь о Дольфе – хотя бы маленькая заметка? Кассандра с трудом приподнялась на локте и зашелестела страницами. В отличие от Вальмара она не просматривала заголовки, а читала все подряд. На самой последней странице петитом было напечатано извещение, что писатель Дольф Штерн минувшей ночью погиб в автомобильной катастрофе. Кассандра пронзительно вскрикнула, и мир для нее погрузился в гулкую тишину.

Примерно с час она лежала неподвижно, потом рывком поднялась и села на постели. Кружилась голова, плохо слушались ноги, но Кассандра все же добрела до ванной и включила воду. Пока наполнялась ванна, она смотрела на себя в зеркало. Вот глаза, которые так любил Дольф. Эти глаза видели, как его выволакивают из собственной спальни, из собственного дома, из ее жизни.

Когда ванна наполнилась, Кассандра заперла дверь на задвижку. Час спустя Вальмар обнаружил ее мертвой – жизнь вытекла через перерезанные вены; вода была красной от крови.

Глава 7

Темно-коричневая «испано-сюиза», в который ехали Вальмар фон Готхард, Ариана, Герхард и фрейлейн Хедвиг, медленно катилась за черным катафалком. Было серое февральское утро; с самого рассвета лил дождь, над землей клубился туман. Состояние души Вальмара вполне соответствовало погоде. Рядом с ним сидели испуганно притихшие дети, держа за руки свою няню. Красивая госпожа с золотистыми волосами и синими глазами ушла из их жизни.

Лишь Вальмар до конца осознавал весь трагизм случившегося. Он знал, в какой мучительной раздвоенности существовала все это время Кассандра. Она разрывалась не просто между двумя мужчинами, а между различными стилями жизни, образами мышления. Она так и не свыклась со строгими правилами и установлениями сословия, в котором родилась и выросла. Может быть, следовало проявить мудрость и отпустить ее к более молодому сопернику? Но Кассандра была так очаровательна, так мила, так искрилась жизнью – Вальмар всю жизнь мечтал именно о такой жене… И еще ему не давала покоя мысль, что он поступил жестоко, оторвав от нее детей.

Вальмар искоса взглянул на фрейлейн Хедвиг, заменившую детям мать. Суровое, некрасивое лицо, добрые глаза, сильные руки. Эта женщина прежде служила гувернанткой при племяннике и племяннице Вальмара. Хорошая женщина, упрекнуть ее не в чем. Но фон Готхард знал, что часть вины за гибель Кассандры лежит и на ней. После трагедии, произошедшей с Дольфом, существование для Кассандры утратило всякий смысл. Она не справилась с утратой, не вынесла страха за Вальмара и семью. Ее поступок можно было объяснить малодушием или приступом безумия, но фон Готхард знал, что дело совсем в другом. В ванной осталась записка, написанная дрожащей рукой: «Прощай… Прости, К.». Вспомнив эти строчки, Вальмар прослезился. Прощай, милая, прощай…

«Испано-сюиза» остановилась возле ворот Грюневальдского кладбища. Пологие холмы, со всех сторон окруженные клумбами, красивые мраморные памятники, безразличные к моросящему дождю.

– Мы оставим маму здесь? – удивленно спросил Герхард.

Ариана взглянула на фрейлейн Хедвиг, и та кивнула. Ворота кладбища открылись, Вальмар жестом велел шоферу ехать вперед.

Заупокойная служба состоялась в Грюневальде, в лютеранской церкви. Никаких посторонних – только приехала мать Вальмара. Вечерние газеты напечатают сообщение о скоропостижной смерти Кассандры фон Готхард, скончавшейся якобы от гриппа. Фрау фон Готхард была такой хрупкой, что вряд ли кому-нибудь это известие покажется подозрительным. А что до представителей власти, то они предпочтут молчать, чтобы избежать огласки.

Лютеранский пастор сопровождал маленькую похоронную процессию в своем видавшем виды автомобиле. В католической церкви служить заупокойную мессу отказались, ибо самоубийство – смертный грех. К счастью, лютеранская церковь оказалась более милосердной. Вслед за Вальмаром к свежевырытой могиле подошла его мать, баронесса фон Готхард, прибывшая на собственном «роллс-ройсе». Два шофера в ливреях осторожно спустили гроб в яму. Тут же находился представитель кладбищенской конторы: торжественное выражение лица, черный зонтик. Священник достал из кармана маленькую Библию, раскрыл заложенную закладкой страницу.

Герхард тихо заплакал, вцепившись ручонками в фрейлейн Хедвиг и сестру. Ариана оглядывалась по сторонам. Вокруг было так много надгробий, так много имен. Плавные холмы, высокие статуи, памятники, унылые, похожие на призраки деревья. Весной все здесь оживет и зазеленеет, но сейчас на Грюневальдском кладбище царили мрак и уныние. Ариана знала, что никогда не забудет этот день. Всю ночь она проплакала, думая о маме. Девочка всегда немного боялась ее ослепительной красоты, сияющих волос, огромных грустных глаз. Фрейлейн Хедвиг все время одергивала детей, не подпускала к матери, чтобы они не помяли нарядное платье. Было жутко оставлять маму здесь, под дождем, в каком-то деревянном ящике. Как она будет лежать одна под холмиком из зеленого дерна?