Гипотеза Дедала - Лев Александрович Наумов

событий, включенных в подобные «цепочки», взглянуть на них иначе не удается, ведь наглядными они становятся только с существенной исторической дистанции, значительно превосходящей длительность жизни. Однако по прошествии лет можно посмотреть на них через века.

«Из этой девчонки никогда не выйдет никакого толка!» – таковы были самые важные слова для Джулии Томсон, которые ее отец, казалось, повторял каждый день. Когда она услышала их впервые? Это могло произойти раньше или позже, но фраза мгновенно заняла свое главенствующее место в детском сознании и оставила след в душе.

Именно след, не рану. Джулия вовсе не обижалась, даже наоборот. Дело в том, что она сама чувствовала в себе что-то такое… Некий изъян. Не то что несовершенство, а попросту «брак». В этих словах ее поражало то, как отец догадался. Она задавалась вопросом: «Не ужели папа видит меня насквозь?» Парадоксально, но из-за упомянутой, оскорбительной на первый взгляд фразы она была привязана к нему куда больше, чем к матери. Джулия не понимала, отчего та всякий раз ругает мужа за это «…не выйдет никакого толка». Действительно, не выйдет, он же прав… Потом женщина, как правило, начинала кричать и плакать.

Скандалы в их доме случались едва ли не ежедневно. То же происходило у соседей, у соседей соседей и дальше по улице, потом – за поворотом… Дело в том, что Томсоны жили в весьма неблагополучном районе Плимута, прямо возле порта. Все семьи бедных моряков, обитавшие здесь, были многодетны и несчастны, словно одна. Матери быстро старели от слез и сурового быта. Отцы пропивали скудные гроши, порой даже оставляя собственных детей без обеда. Здесь не было «судеб» во множественном числе. Судьба была общей для всех.

Любовь Джулии к отцу являлась абсолютной, чистой и слепой. Она никак не связывала его пьянство с тем, что нередко ложится спать голодной. Не винила за ветхую одежду, но не уставала восхищаться: откуда же он знает ее тайну?

Глава семьи не вернулся из очередного плавания, когда девочка еще только стала подростком. Ее мир не рухнул, ведь папа оставил свой первый и последний подарок – максиму, которая в нескольких словах охватывала всю ее будущую жизнь. Дети в портовых районах взрослеют быстро и сызмальства смотрят в будущее без иллюзий и оптимизма. Быть может, подсознательно Джулия понимала, что отец все равно никогда не смог бы ей подарить ничего более ценного, а значит, она не успела в нем разочароваться и всю жизнь будет вспоминать папу с исключительной нежностью и добротой.

Овдовев, мать сразу перестала плакать. Будучи все еще достаточно привлекательной женщиной, она продала серебряную ложку – единственную драгоценность, которую все эти годы прятала от мужа, – и немного скудной мебели, купила мыло, шляпку, платье, привела себя в порядок, и, как по волшебству, через полгода они с Джулией переехали в другой район Плимута. Эта женщина всегда знала, что нужно делать.

Отчимом девочки стал клерк средней руки, средних лет и средних доходов. Он был средним во всем, потому красота жены стала первым выдающимся обстоятельством его жизни. Молодожен чрезвычайно гордился своей супругой, ее дочь же он терпел, решив, что по возможности будет сводить общение с ней к минимуму. Отношения возникли довольно странные – не то что он ее совсем не замечал, но никогда не ругал, равно как и не хвалил. Не проявлял особых эмоций. За них обоих это делала Джулия, ненавидевшая нового мужа матери всей душой. «Ничего мне от тебя не надо!» – кричала теперь она каждый день, после чего принималась рыдать. Отчим, собственно, ничего ей и не предлагал.

В девочке говорила не обида за отца – в конце концов, как и другие рано повзрослевшие портовые дети, она отдавала себе отчет, что все это – дело и выбор матери. Но новый член семьи представлялся ей невыносимо чужим и враждебным. Пусть он ничего не высказывал про ее изъяны, про «не выйдет толка», но ей казалось, будто всем своим видом этот человек утверждал, что она во сто крат хуже, чем есть на самом деле. Особо огорчала реакция матери, которая за нее уже не заступалась, не возражала, не спорила, а, напротив, часто улыбалась и радовалась. «Неужели мама тоже думает, как он?» – спрашивала себя девочка. Для подростка это было невыносимо.

Вскоре у Джулии появился сводный братик. С рождением ребенка она начала ощущать себя совсем лишней в новой семье. Это тоже хорошо известный сюжет – казалось, будто девочка всего лишь перескочила из одной «общей» неблагополучной судьбы в другую.

Как и большинство молодых людей ее возраста, она мечтала срочно и радикально переломить свою жизнь. В этом желании была подростковая деструктивная нотка, хотя имелась и зрелая конструктивная – раз толка от нее все равно не будет, задача сводилась к избавлению от страданий. Сначала Джулия хотела уйти из семьи, но молчаливое порицание отчима, латентное согласие матери, младенческие крики братика, а также уходящее время привели к тому, что мечта стала набирать масштаб и разрастаться. За несколько лет она превратилась в идею покинуть город, страну, бежать далеко… Туда, где, быть может, никто не знает, что из нее не выйдет толка. И лучше всего отправиться в путь с тем, кто заставит ее саму забыть об этом.

Встреча с Гилбертом Уинслоу решала разом почти все проблемы девушки. Собственно, быть может, потому она его и полюбила, если возникшее чувство уместно называть этим словом. Низкорослый, коренастый паренек был ничуть не менее «средним», чем ее отчим. Джулия же от матери унаследовала красоту, которой она вскружила голову и полностью подчинила себе юношу. Он был поражен и не мог взять в толк, что же такая девушка могла в нем найти. Но ведь ответ лежал на поверхности – в нем она нашла его мечту, удивительно подходящую ей, а также умение рассказывать о том, как славно и важно стать пилигримом.

Да, Гилберт тоже был одержим идеей уехать из Англии. Пусть по другим причинам, с иными целями и в совершенно конкретное место, но Джулию это полностью устраивало. Своей грезой парень «заболел» после рассказов старшего брата Эдварда, который, будучи в Лейдене, узнал, что вскоре из Плимута в неизведанную Америку отправится парусник «Мейфлауэр». На самом деле этой авантюрой Эдвард увлек каждого из своих братьев. Потому все пятеро и приехали сюда из родного Дройтуича.

Впрочем, быть может, Гилберт увлекся больше остальных. Двадцатилетний мужчина, он взлелеял в своем сердце почти детскую мечту о приключениях и дальних странствиях до такой степени, что вскоре