Не лучший день хирурга Панкратова - Александр Корчак

– Так вот, коллеги, – продолжил медленно и веско Владимир Никифорович, – я категорически против операции! Во-первых, больной на все сто процентов не перенесет такого вмешательства, как вычленение конечности. А во-вторых... Вы меня простите, конечно, Андрей Викторович, но это же настоящее безумие оперировать такого больного! Мы и так перевыполнили уже все возможные и невозможные проценты по смертности на этот год. И во многом это было связано с нашей неразборчивостью, если хотите, поверхностным решением вопроса о показаниях к операции. Как вы считаете, Дмитрий Дмитриевич?

Тот повел рукой, как бы обдумывая ситуацию или отгоняя тяжелые мысли.

– Мм-да, вы, конечно, понимаете, что я не хирург, но мне абсолютно понятно беспокойство Владимира Никифоровича. Больной действительно крайне тяжелый. И операция по этой причине тоже крайне... сложная. Вы понимаете, Андрей Викторович, что есть пределы наших возможностей. Думаю, что торопиться с операцией не надо. Полечите его еще, перелейте кровь, антибиотики, ну, а там посмотрим, что и как. Станет получше, с Божьей помощью и соперируете. Риск уж больно высок. Я согласен с Владимиром Никифоровичем.

– Нет, тянуть здесь нельзя, – категорически заявил Панкратов, забыв все свои «домашние заготовки», касающиеся проблем взаимоотношения с начальством. – У нас совсем немного времени. А выбора... никакого. Сейчас будет нарастать интоксикация, сядут почки, разовьется сердечно-легочная недостаточность, и все...

– Но, простите меня за цинизм, может, так оно Богу угодно? – сказал Кефирыч. – Зачем затягивать страдания абсолютно деградировавшей личности?

– А Гиппократ? – вспыхнул Петя, покрываясь пунцовым пятнистым румянцем. – Мы же все клялись! Он ведь человек!

– И этого человека, продержав месяц после лечения, мы вынуждены будем выкинуть на улицу! Да, на улицу. Таковы факты, неоднократно появлявшиеся на экране телевидения. Таких ведь никуда не берут! Болен не он – больно общество. Его-то и надо оперировать. Но, увы, это не в нашей компетенции, – вздохнул Дмитрий Дмитриевич. – Да, еще, он должен для этого, по крайней мере, выжить после вашей операции. А это весьма сомнительно. Можно, в конце концов, попросить Масият Магомедовну полечить его гангрену каким-нибудь отварчиком. У нее это ловко получается. Сам пробовал у нее лечиться. Рекомендую, укрепляет здоровье

– Если только с целью побыстрее с ним распрощаться, – – раздраженно заметил Владимир Никифорович. Видно было, что он не особо жалует эту докторшу и ее методы лечения. В госпитале недавно появилась новый терапевт, которая очень любила лечить травами. Дмитрий Дмитриевич был ярым поклонником ее методов. Он ее, кстати, и пригласил в больницу. Остальные доктора, особенно хирурги, к ней относились, естественно, в лучшем случае с иронией.

– Так, если я правильно вас понял, коллеги, бомжа надо вернуть туда, где его подобрали, – в ноябрьскую грязь, – снова завелся Панкратов.

– Ну, можно же подлечить... – неуверенно пожал плечами Сергунов.

– Но не оперировать? Выходит, вы против операции?

– Против! – с раздражением буркнул Сергунов.

Доктор Антошкин между тем, пока спорили его начальники, тихо подошел к столу и чуть дрожащим голосом произнес:

– Я присоединяюсь к мнению Андрея Викторовича. Считаю, что операцию следует выполнить. Причем именно сейчас, пока не произошли необратимые изменения.

Дмитрий Дмитриевич и Владимир Никифорович посмотрели на него с удивлением.

– Так, я думаю, рассуждений нам сполна хватило, займемся лучше делом, – резко заключил Владимир Никифорович. – Садитесь, доктор Антошкин, пишите заключение консилиума. Итак, – он начал диктовать четко, сквозь зубы, с трудом сдерживая эмоции. – Состояние больного крайне тяжелое, что связано с распространенной гангреной левой нижней конечности. Операция представляет серьезный и малооправданный риск. Рекомендовано продолжить симптоматическое лечение: дезинтоксикационную терапию, переливание одногрупной крови, антибиотико-, витаминотерапию. При необходимости – повторный осмотр для возможного изменения тактики лечения. Написали?

– Да.

– Вот и хорошо, давайте сюда, – подвинул он к себе историю болезни, тщательно прочел написанное, подписался и передвинул лист по кругу. Дмитрий Дмитриевич долго вертел ручку, как бы взвешивая ответственность и возможные последствия, затем, тяжело вздохнув, все-таки подписал заключение.

– Прошу теперь вас, – он пододвинул историю болезни доктору Линькову.

– Подписывайте, подписывайте, – поторопил его Сергунов, – нужны вам лишние проблемы?

– Да я, в общем-то, – залепетал что-то невразумительное доктор Линьков и, бросив косой взгляд на Андрея Викторовича, все-таки подписал.

– Так что, Андрей Викторович, нас большинство, – взяв в руки историю болезни, с улыбкой заключил доктор Сергунов.

– А Петр Петрович еще не подписал, пусть и он, а я уже потом, – с непонятной подковыркой в голосе произнес Панкратов.

– Ну, это... формальность, – заранее предполагая результат, небрежно бросил Владимир Никифорович и поторопил Антошкина: – Подписывайте Петр Петрович!

Тот почему-то вскочил, потом опять сел. Снова встал.

– Нет, я не буду подписывать! – решительно отрезал он и с детской обидой вновь повторил: – Считаю, что больного надо оперировать, это его единственный шанс.

– Вот видите, оказывается, я не один, мы с Петром Петровичем вместе против решения консилиума, – удовлетворенно заключил Андрей Викторович. – И свое заключение мы оформим как особое мнение. Это допустимый ход при консилиуме. Кстати, кто он по профессии, этот криминальный маргинал? Узнайте, Петя.

– Я мигом сбегаю! – обрадовался Антошкин.

– Ну, что ж, как говорится, Бог в помощь, – твердо произнес Владимир Никифорович. – Однако не забывайте, что трое из консилиума были против операции. И, простите, если случится что-то, нам, к сожалению, не придется вас защищать.

– Владимир Никифорович, я бы не стал ставить так вопрос, это, по крайней мере, некорректно, – заметил Дмитрий Дмитриевич.

В кабинете повисла тягостная тишина, которую нарушил Антошкин. Он, как и всегда это делал, ворвался в кабинет еще более взлохмаченным, чем обычно, словно только что преодолел спринтерскую дистанцию.

– Господа! Знаете, кто он такой, бомж этот? – От волнения губы его дрожали.

– Ну, и кто? – вяло поинтересовался Сергунов.

– Вы не поверите! Он в прошлом был... хирургом! – И, глядя на недоуменные лица окружающих, Петр торжествующе закончил: – Вот такие-то дела!

– Какой еще хирург? Что вы придумываете? – почти в один голос произнесли Дмитрий Дмитриевич с Владимиром Никифоровичем.

– Почему придумываю, – явно обиделся Петр Петрович, -он мне сам сказал только что. Раньше работал в 68-й городской больнице, это что в Текстильщиках. Фамилия... вот я записал, – он глянул в историю болезни, разбирая написанное, -то ли Андрогин, то ли Андрогал... может... Андроген...

– А может, Диоген? – тут нашелся Сергунов. – И наверняка, в какой-нибудь бочке из-под селедки жил. – Да, да, и... -поддержал его Дмитрий Дмитриевич, – судя по источаемому им запаху. Начальство заулыбалось. Петр покраснел и уже взялся за дверную ручку, чтобы улизнуть от такого скопища в одном месте начальства.

– Стой! – остановил его Панкратов. – Ты что, за ночь не набегался, так и рвешь все время куда-то.

– Так, вы...

– Смотри, Антошкин, в следующий месяц в два раза увеличу тебе количество дежурств. Тебе, похоже, энергию девать некуда.

– А что, я согласен, давайте, Андрей Викторович, – заулыбался он, явно довольный, – денег побольше заработаю. -Воспользовавшись наступившей паузой, он моментально исчез из кабинета.

– Вы уж на Петра Петровича не держите зла, – улыбнулся Панкратов, – он парнишка старательный, главное – толковый. А максимализм – это больше от молодости, а не от наглости. Второй год только после института. Кроме того, сегодня выдалось у него тяжелое дежурство. Сами знаете, от недосыпа такая раскованность появляется – море по колено. Особенно в юные годы.

– Молодым был, а хамом – никогда! – отрезал Сергунов. -Кто бы мне в то время позволил подобным образом разговаривать с начальством?

– Обещаю, Владимир Никифорович, я с ним обязательно поговорю на эту тему, сделаем ему клизменное вливание. Да, кстати, я хотел посоветоваться с вами, – решил сгладить ситуацию Андрей Викторович, – анестезиологом я хочу взять Наталь Петровну, поскольку только она...

– Хотите под местной анестезией оперировать? – не дослушав, прервал его доктор Сергунов.

– Не совсем, под спинальной, – поправил его Андрей. -Сейчас большинство наркотизаторов используют только эндо-трахеальный наркоз. Когда вводят трубочку в горло, – посмотрел на главного врача он.

– Спасибо, как-нибудь еще помним из курса общей хирургии, – чуть не обиделся главный врач. Андрей понял, что допустил бестактность, попытался исправить положение. – Дело в том, что прежние методики стали забывать, а отдельные доктора вообще не владеют ими. А Наталья Петровна владеет ею в совершенстве.