Поверженный Рим - Сергей Шведов

Магистр пехоты, кругом, к слову, обязанный Пордаке, встретил своего недавнего благодетеля сухо, чтобы не сказать неприязненно. Верный признак грядущей опалы, а возможно, и чего-то похуже. Лупициан за четыре минувших года успел не только вернуть утраченное имущество, но и значительно его приумножить. Император Феодосий, надо отдать ему должное, умел ценить преданных слуг. И хотя подвиги свои сиятельный Лупициан совершил не на поле брани, это не помешало Феодосию щедро вознаградить его за усилия по искоренению ересей и языческих культов. Именно легионеры Лупициана подавляли народные бунты в различных городах империи, вызванные новой политикой верховной власти в отношении старых богов и их служителей. Лупициан лично участвовал в разрушении многих языческих храмов, и именно к его рукам прилипла немалая часть хранившихся там сокровищ. Пордака Лупициану не завидовал. Одно дело — отобрать толику имущества у себе подобного, и совсем другое — обижать богов. Последние, как известно, бывают очень мстительны. Но еще более обидчивы их жрецы. Нотарий нисколько не сомневался, что рано или поздно Лупициану придется заплатить за свою жадность и жестокость страшную цену. Правда, сейчас крупные неприятности грозили самому Пордаке, и он очень рассчитывал, что магистр не оставит своего старого знакомого в беде.

— Не скрою, Пордака, неприятности пролились на твою голову отчасти и по нашей с комитом Перразием вине, — вздохнул магистр, жестом приглашая гостя присаживаться к столу.

— Вам все-таки удалось подкупить готских вождей, — догадался Пордака.

— Ну, почему же сразу подкупить, — развел руками Лупициан. — Мы их убедили, обольстили…

— Иными словами, — прервал магистра нотарий, — ты не собираешься выполнять договор, заключенный между нами в Фессалонике.

— Послушай, Пордака, — рассердился магистр, — твой цинизм переходит все границы. А казна империи пуста. К тому же мне пришлось поделиться с Перразием. У комита схолы агентов на носу свадьба с прекрасной Целестиной.

— Ты хочешь сказать, что эту свадьбу он будет справлять на мои деньги? — спросил с усмешкой Пордака.

— Хорошо, — не выдержал давления Лупициан, — я готов выплатить тебе десять тысяч в качестве компенсации за труды.

— Всего десять? — возмутился Пордака.

— Двадцать, — не очень уверенно поправился Лупициан. — Но только после того, как мы уладим все наши дела. Согласись, нотарий, покойнику денарии ни к чему.

— Какому еще покойнику? — насторожился Пордака.

— Тебе, естественно, — пожал плечами магистр. — Разве Саллюстий тебя не предупредил?

— Значит, квестор тоже в доле, — сообразил Пордака. — Надо же. А выглядит таким набожным.

— По-твоему, христианин должен прозябать в нищете? — обиделся Лупициан.

— А как же заповедь — не воруй?

— Прибрать к рукам деньги язычника — это благое дело.

— Но я ведь не язычник, а христианин, — напомнил Пордака. — И это мои деньги вы с Перразием и Саллюстием собираетесь поделить.

— Положим, деньги не твои, а императора, — рассердился Лупициан.

— Выходит, вы божественного Феодосия считаете язычником?

— Думай, что говоришь! — рассердился магистр.

Расклад нехитрой комбинации высших чинов империи Пордаке стал ясен, правда, пока в общих чертах. Эти трое, Лупициан, Саллюстий и Перразий, взяли из казны деньги на подкуп готских вождей. Естественно, часть этих денег они присвоили. И, вероятно, весьма значительную часть. Ибо оставшихся денег на подкуп не хватило. Готские вожди, обиженные скупостью божественного Феодосия, стали выдвигать завышенные требования, с которыми император никак не мог согласиться. Понять его, конечно, можно. Человек потратил кучу денег, чтобы привлечь варваров на службу. Варвары деньги взяли, но служить императору не хотят. В такой ситуации даже у очень спокойного, доброго и благочестивого человека может лопнуть терпение.

— Я правильно излагаю суть дела, сиятельный Лупициан?

— Почти, — поморщился магистр. — К сожалению, не все вожди готов продажны. Ты это знаешь, Пордака, не хуже меня.

— А может, на них просто денег не хватило? — прищурился нотарий на хозяина.

— Какое это теперь имеет значение, — обреченно махнул рукой магистр. — Мы заверили Феодосия, что готы согласны принять его условия. И только поэтому он поклялся, что ни один волос не упадет с их голов. А теперь вдруг выяснилось, что готы не собираются служить императору, более того, они грозят отнять у империи целую провинцию. На это Феодосий никогда не пойдет. Нам император сказал, что теперь это наши проблемы — либо готы примут его условия, либо нам не поздоровится.

— Мудрое решение, — одобрил действия божественного Феодосия Пордака. — Ты и твои друзья, сиятельный Лупициан, поставили императора в очень трудное положение: он либо должен нарушить слово, данное не только варварам, но и богу, либо отпустить вождей с миром. И то и другое чревато для империи войной.

— Тебе тоже не поздоровится, Пордака, — разозлился на умного нотария Лупициан. — Именно тебя мы обвиним в сговоре с готами!

— Положим, вы это уже сделали, магистр, — усмехнулся Пордака, — но Феодосий не настолько глуп, чтобы вам поверить.

— Что, однако, не помешает его палачам удавить тебя как лютого врага империи!

— С Феодосия, пожалуй, станется, — согласился с магистром Пордака. — Так какова моя доля?

— Пятьдесят тысяч денариев, — почти со стоном выдавил Лупициан.

— Сто, — поправил магистра нотарий. — Мне просто неловко за меньшую сумму спасать от петли столь высокопоставленных чиновников.

— Чтоб ты провалился, Пордака, — взъярился Лупициан. — Мы тебя в порошок сотрем!

— Не сомневаюсь, но после в порошок сотрут уже вас, — усмехнулся нотарий. — Или у тебя есть на этот счет какие-то сомнения, сиятельный Лупициан?

— Черт с тобой, — сдался наконец магистр после долгой внутренней борьбы. — Ты получишь сто тысяч.

Ключевой фигурой в получившемся раскладе был Оттон Балт. Пордака относился к верховному вождю готов с величайшим уважением. И если бы речь шла только о деньгах, то он никогда не стал бы ввязываться в столь скверное дело из осторожности, присущей даже самым отчаянным авантюристам. Ибо за смерть рекса Оттона будут мстить. И не только готы. Пордака был наслышан о русах Кия и вовсе не собирался вступать с ними в открытую борьбу. К сожалению, под угрозой была жизнь самого Пордаки. Конечно, он мог бы исчезнуть из Константинополя, не попрощавшись с императором, но нотарий был уже не в том возрасте, когда жизнь можно начинать сначала. Ему перевалило за пятьдесят. Душа и тело требовали отдыха. Остаток жизни Пордака мечтал провести в Риме, ни в чем себе не отказывая. И деньги для этого он уже скопил. А теперь по вине трех вороватых негодяев он вынужден вновь пускаться во все тяжкие, рискуя потерять не только нажитое богатство, но и жизнь.