Assassin’s Creed: Brotherhood - Оливер Боуден

Глава 13

Как глупо он поступил… Скакать так долго и так далеко, раненым… Он останавливался лишь для того, чтобы дать отдохнуть коню. И раньше, чем конь мог бы нормально это сделать, пускался в путь, стегая бедное животное. Почтовые лошади были бы более разумным выбором, но Чемпион оставался его последней связью с Марио.

И… где он теперь? Он вспомнил грязные полуразрушенные окраины Рима, за которыми поднималась некогда величественная желтая арка, давным-давно бывшая вратами, ведущими за стены когда-то великолепного города.

Первым побуждением ассасина было вернуться к Макиавелли, который был прав, обидевшись на него за то, что Эцио не убедился в смерти Родриго Борджиа, Испанца.

Но, Бога ради, он так устал!

Эцио расслабился на соломенном тюфяке. К запаху сухой соломы примешивался запашок коровьего навоза.

Где он?

Перед глазами у него внезапно и ярко встала Катерина. Он должен освободить ее! В конце концов, они должны быть вместе!

Но, возможно, он должен освободить ее и от своего присутствия в ее жизни, хотя часть его души хотела совсем иного. Как он может ей верить? Как вообще может простой мужчина постичь коварные лабиринты женского ума? Увы, любовные муки с возрастом не стали менее острыми.

Могла ли она его использовать?

В глубине души Эцио всегда хранил место, в котором был абсолютно один, там было его Святилище, святая святых. Оно было заперто ото всех, даже от самых близких друзей, от матери (которая знала об этом и уважала за это сына), от сестры, а еще раньше, от отца и братьев.

Можно ли было сломить Катерину? Да, он не сумел предотвратить убийство отца и братьев, но, ради Христа, сделал все возможное, чтобы защитить Марию и Клаудию.

Катерина же могла о себе позаботиться, — она была закрытой книгой, и все же… все же ему хотелось ее прочитать!

«Я люблю тебя!» — взывало его сердце к Катерине, назло себе. Женщина его мечты, наконец-то!.. Наконец-то, на исходе жизни. Но долг, напомнил себе Эцио, стоит на первом месте, а Катерина — Катерина! — никогда не раскрывала карты полностью! Ее карие загадочные глаза, ее улыбка, то, как она могла обвести его вокруг пальца… Ее длинные, ловкие пальчики. Близость. Близость. Прекрасное безмолвие ее волос, от которых всегда пахло ванилью и розами…

Как он мог доверять ей, когда клал голову ей на грудь после страстного секса и хотел — хотел так сильно! — почувствовать себя в безопасности?

Нет! Братство. Братство. Братство! Вот дело его жизни и его судьба.

Я умер, сказал себе Эцио. Я мертв внутри. Но я завершу то, что должен.

Сон растворился, и веки его дрогнули. Ему открылся вид женского покрывала, красивого, но не нового, оно спускалось к полу, где лежал он; такие обычно носят женщины с берегов Красного моря. Эцио стремительно сел на соломе, на которой лежал. Его рана была нормально перевязана, а боль стала настолько тупой, что почти не ощущалась. Когда зрение сфокусировалось, он увидел небольшую комнату со стенами из грубо обтесанных камней. Шторы из хлопчатобумажной ткани закрывали небольшие окна, в углу горела чугунная печка, угли за приоткрытой дверцей давали только свет, но не тепло. Потом дверь закрылась, но кто-то все же находился с ним в комнате, освещенной огарком свечи.

Женщина средних лет, похожая на крестьянку, присела рядом с ним на колени. Лицо ее было приятным, она склонилась к его ране, меняя припарки и повязки.

Боль! Эцио скривился.

— Успокойся, — сказала женщина. — Боль скоро пройдет.

— Где мой конь? Где Чемпион?

— В безопасности. Отдыхает. Видит бог, он это заслужил. У него изо рта текла кровь. Это хороший конь. Что ты с ним сделал?

Женщина отложила чашу с водой, которую держала в руках, и встала.

— Где я?

— В Риме, дорогой мой. Мессер Макиавелли нашел тебя без сознания в седле, конь был весь в пене. Мессер принес тебя сюда. Не волнуйтесь, он заплатил мне и моему мужу, чтобы мы позаботились о тебе и твоем коне. И оставил еще несколько монет сверху. Но вы знаете мессера Макиавелли — ему опасно переходить дорогу. В любом случае, мы выполнили свою работу.

— Он ничего не просил передать?

— Просил. Чтобы ты, когда окрепнешь, встретился с ним у Мавзолея Августа. Знаете, где это?

— Это руины?

— Совершенно верно. В настоящее время это не более чем руины, так же как и все остальное. Некогда Рим был центром мира! И посмотри теперь — меньше Флоренции, наполовину меньше Венеции. Но у нас есть кое-что, чем можно гордиться, — она хихикнула.

— И чем же?

— В этом заброшенном городе, который некогда с гордостью называл себя Римом, живут пятьдесят тысяч бедных душ. И семь тысяч из них — проститутки! Это рекорд! — она еще раз захихикала. — Не удивительно, что все заражены новой болезнью. Не спи здесь ни с кем, — добавила она, — если не хочешь свалиться с сифилисом. Даже кардиналы не избежали этой болезни, а еще ходят слухи, что Папа и его сын тоже больны.

Эцио словно во сне вспомнил Рим. Ныне это было странное место, чьи древние прогнившие стены были возведены, чтобы вместить один миллион жителей. Сейчас большая часть территории была передана крестьянам.

Он вспомнил разрушенную пустошь, которая некогда была Великим Форумом, теперь там паслись овцы и козы. Люди растащили древний резной мрамор и порфир, в беспорядке лежавшие в траве, и настроили из них свинарников или размололи, чтобы получить известь. По сравнению с опустошением, царившим в трущобах, с их кривыми грязными улочками, величественные новые здания Папы Сикста IV и Папы Александра VI выглядели непристойно, словно свадебный торт на столе, где лежал один лишь черствый хлеб.

После возвращения из папского изгнания в Авиньоне, власть Церкви неуклонно росла. Папа Римский, являвшийся главной фигурой в международных отношениях и стоявший не только над королями, но и над самим Императором Святой Римской Империи Максимилианом, вновь восседал в Риме.

В 1494 году Тордесильясским договором (и собственным решением) Папа Александр VI разделил вертикальной демаркационной линией южный континент Новых Америк между колониями Португалии и Испании. В тот же год в Италии была впервые зафиксирована вспышка новой болезни — в Неаполе. Они называли это французской заразой — болезнью галлов. Но все знали, что на самом деле она пришла из Нового Света с генуэзскими моряками Колумба. Это был крайне неприятный недуг. Лица и тела людей покрывались язвами и нарывами, а на последней стадии лица часто принимали совершенно неузнаваемый вид.

В Риме беднякам приходилось довольствоваться ячменем и свининой, если, конечно, они могли достать свинину. На грязных улицах скрывались тиф, холера и Черная Смерть. Горожане кичились своим богатством, но на самом деле выглядели пастухами и жили точно так же.