Долины и взгорья - Василий Павлович Щепетнёв

После игры состоялась пятнадцатиминутная пресс-конференция. И я, и Ларсен отвечали в унисон: мы старались, господа журналисты, видит Каисса, старались. А впредь будем стараться ещё старательнее. Приходите посмотреть.

Наша команда уселась в микроавтобус, да и поехала в отель. Дружным коллективом.

Отель так себе. Недорогой. Со всеми вытекающими. Да, я избалован. Мне нужно четыре звезды, а лучше все пять. Как в Лас-Вегасе. Но после военных сборов и нынешний отельчик кажется раем. В общем-то всё, что нужно, есть. Главное — тишина. Отельчик расположен в исторической части города, улочки узкие, движение редкое. Красота!

Размещение показывает, кто есть кто. Себя Миколчук заселил в номер получше. Меня — ну, в почти такой же, только окнами во двор. В двухместном номере оказались Антон и Ефим Петрович, в другом двухместном Фролов и Нигматов. Такая вот расстановка фигур.

Миколчук своим присутствием давал понять: этот матч особенный. Ещё бы не особенный, для него он, похоже, вопрос мундира, звания и пенсии. И второе — он лично будет следить за чистотою наших помыслов. Чтобы никто сдуру не попросился в буржуинское царство. Если я проиграю матч, будет нехорошо, но если кто-нибудь станет невозвращенцем — будет катастрофа. Если невозвращенцем стану я… Нет, об этом лучше и не думать.

Полагаю, никто и не думает. Я, да в невозвращенцы? С чего бы вдруг? У меня есть всё, о чем только может мечтать умственно здоровый человек. Есть большая квартира. Роскошная по любым меркам. Есть большая дача. Есть автомобиль. Есть доступ к «Березке». Есть уверенность в завтрашнем дне, что выражается в чеках на десять тысяч березовых рублей ежегодно аж до две тысячи сорок второго года — ну, если вдруг коммунизм задержится, и деньги не отменят раньше. Есть сберкнижки. Спортивная стипендия, зарплата в «Поиске», отчисления за оперу. Не успеваю тратить. Теперь, с Ми и Фа будет с тратами полегче, но всё равно не успеваю. Это что касается уз материальных. У меня в Союзе остались родители, остались Ми и Фа, остались Лиса и Пантера — это узы крови. И, наконец, узы социальные: передо мной открыты все пути. Уже предлагают аспирантуру, предлагают ординатуру, всё предлагают. И не намекают, а говорят всерьёз, что я буду выдвинут в Верховный Совет СССР десятого созыва на следующих выборах, то есть в семьдесят девятом. Если стану чемпионом. Невозвращенцем в данных обстоятельствах может стать только безумец.

Тем не менее, со мной (как, полагаю, и со всеми остальными) провели инструктаж: что делать, если я замечу у кого-либо из нашей делегации склонность к принятию неверного решения.

Сообщить Миколчуку, вот что!

Меня прямо спросили, могу ли я гарантировать, что Антон Кудрявцев и Ефим Геллер не встанут на путь измены. Я прямо же ответил, что Кудрявцева не знаю, мой тренер — Антон Кудряшов. А насчет измен — понятия не имею. В сердцах читать не обучен. Может, им лучше остаться в СССР, а мы вам подберем надёжных и трижды проверенных? Тогда, ответил я, мне лучше отправиться на матч одному. Уж точно никто не сбежит — некому-с. А я и один справлюсь, не барин. Секундантами попрошу стать товарищей из местных коммунистов. Многие коммунисты играют в шахматы, это я точно знаю.

Да какие в Швеции коммунисты, сказали мне. Сомнительные. Колупни — а там социал-демократ.

Зато не убегут. Некуда им бежать, шведам. Независимо от партийной принадлежности.

И мы вернулись на прежнюю позицию. Оставить всё как есть. Но проявлять бдительность.

И в команде все стали следить за всеми. Приглядываться, не подает ли кто знаки той стороне. Какие это могут быть знаки, никто не знал, и оттого считал таковыми практически всё.

Вот и едем весёлой компанией в отель. Время вечернее, Стокгольм — город консервативный, спать ложится рано, а весёлые кварталы — это в Данию.

С целью избежать дискредитации образа советского человека, столовались мы при отельном ресторанчике дважды в день, утром и вечером. Обычно как? Обычно советские люди на еде экономят. Привозят с собой наши советские продукты, всякие консервы, каши и супы в пакетах, и готовят прямо в номере с помощью кипятильника и подручных сосудов. Получается нехорошо. И запах, и нагрузка на электросеть, и вообще. Ну, не принято у буржуев варить в отелях суп из «завтрака туриста». И потому Миколчук решил (не без моей инициативы, да), что кормиться будем в ресторанчике отеля. С соответствующим уменьшением суточных. То есть уплатили заранее, оно и дешевле, отельеры хорошую скидку дали. Уменьшение суточных восторгов не вызвало, но приказы не обсуждаются. Обедать же каждый был волен по своему усмотрению, но, опять же, никакой готовки в номере. И потому, боюсь, большинство выберет решение самое экономное: не обедать вовсе. Прихватят на завтраке кусочек хлеба, с нашего человека и довольно.

Люди все взрослые, имеют право.

Пусть.

Вернулся, принял душ, переоделся и созвонился с «Фольксштимме», надиктовал репортаж. На время матча её, газету австрийских коммунистов, будут покупать шахматисты различных политических убеждений, и даже шахматисты вовсе без политических убеждений. Тираж вырастет, а с ним вырастет и авторитет коммунистической партии. Её, газету, теперь распространяют во всех германоязычных странах. И в Италии. Не то, чтобы нарасхват идёт, но в шахматные дни да, нарасхват.

Нет, это не благотворительность, а взаимовыгодное сотрудничество. Я помогаю газете, газета помогает мне. Например, продвигая «Поиск-Европу». Через «Фольксштимме» мы нашли переводчика с русского на немецкий, ну, и журналистам найдется в нашем журнале подработка. Не везти же, в самом деле, из России редактора отдела писем. Газета — это не чтение от скуки, газета — наши глаза и руки, так я сказал генералу Тритьякову, обсуждая планы на будущее.

При отельчике имеется маленький садик. Совсем крохотный. Но закрытый для посторонних. Здесь есть два фонаря, небольших, которые включаются вручную и светят десять минут. Потом, если есть желание, можно включить снова. А можно не включать, и сидеть на садовой скамейке в темноте. Темнота не абсолютна, небо над Стокгольмом светлое, из-за уличного и прочего освещения, но сойдет. Тем более, что в садике никого нет, это я знаю наверное, потому что сижу и думаю о том, о сём. О турнире, о команде.

Собственно, из своих у меня в команде один Антон. Геллера я позвал для компании. Нет, он человек интересный, а, главное, не одну партию сыграл с Ларсеном. И вообще, рассказывает о том, как оно всё устроено, наше шахматное королевство. Но — не свой. А ещё в команде