Писать поперек. Статьи по биографике, социологии и истории литературы - Абрам Рейтблат

По Булгарину, накапливая знания и избавляясь от предрассудков, люди лучше понимают, что им действительно нужно и как достичь своей цели, действуют более эффективно и приближаются к общему благоденствию; он писал, что любопытство «усовершенствовало род человеческий и ведет его к высокому предназначению»105. Всячески настаивая на том, что нужно учиться, и в частности в университетах, Булгарин писал, что тогда «просвещение, как теплота, сообщалось бы всем сословиям, к общей пользе, а истребление невежества и предрассудков упрочили бы общее благоденствие»106.

Булгарин считал, что важнейшие предпосылки социальной стабильности и благоденствия – законность и правосудие. Он так формулировал свою точку зрения: «Для познания степеней благоденствия в существенном мире есть особый род барометра, составленного из двух трубок, в которых сохраняются просвещение и правосудие. По мере возвышения сих двух предметов возвышаются трудолюбие, промышленность, торговля, земледелие, народонаселение, богатство и довольство; а по мере понижения просвещения и правосудия и прочие предметы понижаются и упадают ниже точки замерзания <…>»107.

Залог процветания Булгарин видел в таких чисто буржуазных добродетелях, как трудолюбие и бережливость; он всячески подчеркивал необходимость жить скромно, без роскоши: «Все хотят богатства, и все знают, что для приобретения его надобно трудиться, а для труда нужны спокойствие и тишина, власть законов и сила власти»108.

Насильственные действия, резкие перемены вредны. «Французская революция привела в восторг мечтателей, потом сковала сердца ужасом, и наконец результаты ее образумили образованное сословие. Люди убедились наконец, из опытов, что каждый насильственный переворот есть не что иное, как борьба невежества с умом, лени с трудолюбием, нищенства с богатством, ложного честолюбия с заслугою – убедились и раскаялись! Ум, трудолюбие, богатство и истинная заслуга вошли в свои права, или где еще не взяли должного перевеса, там стремятся к тому. Мы живем в эпоху благодетельного переворота, производимого в умах и сердцах европейцев опытностью, порожденною древом познания добра и зла. Мы теперь знаем, что свобода есть не что иное, как независимость состояния (т.е. верный доход) и охранение своего состояния и особы повиновением законам и властям, уважением к правительству и надеждою на него». Человечество «должно, следуя пословице: тише едешь, дальше будешь, идти ровным шагом, по пути, указанному законами отечества»109.

Идеал Булгарина – Россия «славная, сильная, с просвещением, без идей революционных»110. Согласно Булгарину, «русские быстрыми шагами шествуют путем совершенствований и просвещения. Но пересаждая, постепенно, на русскую умственную почву все полезное, все здравое и душепитательное, Россия, ведомая к величию мудростию правительства, отвергает все ядовитое и вредное, выродившееся из европейской образованности. Пред нами блистательная участь, за нами спасительные уроки»111.

При этом несомненно, что Булгарин – сторонник перемен; он никогда не идеализирует допетровскую Русь и всегда в панегирических тонах пишет о деятельности Петра I, который, «по воле Всевышнего, пересоздал» Россию: «…что было до Петра в России? Мрак, из которого должно было сотворить свет, нестройная масса, которой надлежало дать форму и жизнь»112; «Мы обязаны Петру величайшим благом, какое только Провидение доставляет человеку, а именно просвещением»113.

В качестве движущей силы перемен в России он видит правительство. Заявив, что цель государств – «благо человечества, усовершение нашего бытия образованностию, мудрым законодательством, обеспечение существования на случай вражеского нашествия, победами и славою»114, он с похвалой отмечал деятельность царского правительства по каждому из этих направлений.

Единственной подходящей для России формой правления Булгарин считал самодержавие: «Взгляните на объем России, исчислите населяющие ее народы, рассмотрите многообразные потребности областей ее, столь различных между собою климатом, почвою, нравами, верою и языком жителей; сообразитесь, рассудите, и вы удостоверитесь, что Россия не может быть управляема как Англия и Франция, которых пространство можно сравнить с несколькими нашими губерниями и которых население, так сказать, сбито в плотную массу. <…> Все противное единству в управлении вредно и даже пагубно для России, ибо разделение воли ослабляет все ее части и замедляет ход ее»115.

Он писал, что «только одно монархическое устройство, с средоточением власти в одном лице, с большими недвижимыми имениями, с государственными (а не вольными) банками прочно и твердо <…>»116. Задача монарха – обеспечение порядка и законности в стране, защита частной собственности. В стране должны существовать четкие, приведенные в систему законы117. Осуществленную при Николае I кодификацию отечественного законодательства Булгарин называл «великим подвигом» (Видок Фиглярин. С. 484).

Понятно, что в России похвально отзываться о республиканском или конституционно-монархическом образе правления было нельзя. Однако, судя по всему, в своих похвалах самодержавию Булгарин был искренен. Наблюдения за революциями во Франции, за гибелью Польши и Польским восстанием 1830—1831 годов породили у него отвращение к революциям, более того – к попыткам рядовых членов общества определять судьбу страны и, напротив, уважение к порядку и единоначалию.

Характерно его отношение к Наполеону. Тут уж цензура не влияла на его оценки, а он всегда превозносил Наполеона как человека, который смог справиться с хаосом революционной Франции, установил порядок и законность в стране и обеспечил ее процветание118.

Булгарин неоднократно подчеркивал патерналистский характер царской власти, заботу царя о своих подданных и ответную любовь народа к царю; по его словам, россияне – члены одной семьи, управляемой отцом-царем. В то же время он считал, что правительство должно учитывать общественное мнение и действовать не насилием, а убеждением. Особую роль при этом он уделял прессе. В записке для III отделения он писал, что нужна «некоторая гласность» (Видок Фиглярин. С. 46), что главная цель «Северной пчелы» «состоит в утверждении верноподданнических чувствований и в направлении умов к истинной цели, то есть: преданность к Престолу и чистоте нравов» (Там же, с. 75).

Весьма показательно для характеристики взглядов Булгарина его отношение к Западу. Всегда подчеркивая неприменимость в России западных политических взглядов и концепций, он в то же время настаивал на необходимости заимствовать научные и практические знания, знакомиться с литературой и искусством Запада и т.д. Булгарин так наставлял театрального рецензента «Северной пчелы»: «Ради бога не ругайтесь, не насмехайтесь над французами, немцами и вообще иностранцами! Они выше (на 100 000 000 градусов) нас образованностью и литературою и нам смешно быть их судьями! <…> Дух “Пчелы”: честный и благородный Европеисм – без гнусных революций и дерзости – но общая толеранция и уважение к иностранному просвещению»119. Когда Н. Греч стал критиковать существующие во Франции свободу печати, гласность, представительное правление, Булгарин резко возразил ему120.

Рассуждая на экономические темы, он постоянно апеллировал к опыту Англии в промышленности и торговле и указывал на необходимость по возможности следовать ему.

Булгарин много писал о необходимости промышленного развития России и всячески приветствовал деятельность правительства в этом направлении. Во-первых, он ценил промышленное развитие само по себе, поскольку «машины суть настоящий скипетр власти человека на Земле. <…> Машины сохраняют нам драгоценнейший дар неба, время, и увековечивают нашу опытность и совершенствования»121. Во-вторых, он указывал на необходимость промышленного развития России для достижения экономической независимости от других государств. Булгарин отмечал, что Россия вывозит сырье, а ввозит разные товары, нередко произведенные из российского сырья. Он мечтал о том времени, когда «вместо того, чтобы продавать свое за границу и выписывать чужое из-за границы, не иначе, как чрез посредство иностранных конторщиков-комиссионеров и торговать на иностранных кораблях, русские купцы будут иметь голос в коммерческой европейской аристократии, имея своих русских мастеров, свои русские купеческие корабли и свои банки»122.