Машина - Анатолий Андреев

Здесь были все свои. Это дало внутреннюю свободу главному инженеру, и он мысленно ругнулся: кой хрен принес сюда этого Гусева? И не выгонишь, хоть и не приглашал! Да хоть бы сидел молча, а то вмешивается...

Он был интеллигент, главный инженер, и ругался крайне редко, даже про себя. С ядовитой корректностью он обвинил Гусева в недостаточном знании техники. Гусев на выпад никак не отреагировал. Чувствовалось, что позиций своих он не изменил.

Действительно, возразить Гусеву было трудно. Главный инженер попытался было презрительно фыркнуть:

— Демагогия!

Но параллель между обсуждаемой ситуацией и «философскими» высказываниями Гусева была настолько очевидной, что почва под ногами главного инженера и главного конструктора явно заколебалась. Почувствовав это, Фросин опять кинулся в бой. Его, несмотря на недоброе молчание главного конструктора, своего прямого начальника, поддержал Дюков. Они все-таки сумели добиться, чего хотели.

Негромко задребезжал телефон. Фросин поднял трубку.

Это был старый приятель. Фросин растерялся. Он в эти дни несколько раз порывался позвонить ему, но что-то удерживало. Может быть, он боялся узнать, что поиски ночной попутчицы оказались напрасными...

Сейчас он испугался, пожалуй, того, что они прошли успешно. Он хотел было положить трубку, но уже произнес автоматически:

— Фросин у телефона! — и бросить трубку стало нельзя.

— Слушает Фросин! — повторил он.

— Я тоже слушаю,— довольно засмеялся приятель. Фросин взял себя в руки:

— Ну, и что ты хочешь услышать?

— Что ты ночей не спал, ждал моего звонка.— Приятель пока держался в рамках приличий, но Фросин знал, что если    вовремя не остановить,  его начнет заносить. Поэтому Фросин ответил как можно более равнодушно;

— А я не ждал. Я звонил. Два раза. Правда, оба раза на твою жену попал...

— Когда это было? — обеспокоенно спросил приятель.

— Да с недельку назад. Я спросил, как дела с Алией. Она ответила,  что  не знает, и спросила — что еще за Алия. Но ты  не волнуйся — я ответил, что так,  просто знакомая.

Фросин был отомщен. На противоположном конце провода надолго замолчали. Фросину пришлось спросить самому:

— Так как с Алией?

— Да нашел, нашел я тебе Алию...— он уже не предлагал выслать ее наложенным платежом.— У тебя была хорошая информация: она действительно учится на физтехе и действительно  подрабатывает на полставки...

— На том стоим...— скромно ответил Фросин.

Приятель промолчал. Ему не давала покоя мысль: действительно ли Фросин спрашивал про Алию? При характере жены это могло обернуться крупными семейными неприятностями. Но Фросин сказал — неделю назад. Поскольку за эту неделю  никаких мер не последовало, можно было надеяться, что их не будет и в будущем. Кроме того, не исключалось, что Фросин просто-напросто наврал. Успокоившись, он деловито сообщил:

— Фамилия ее Гарипова. Алия Гарипова. Адрес: Короткая, 27—172.— И поинтересовался: — Что ты в ней нашел? Замухрышка какая-то, и посмотреть не на что...

Фросин только хмыкнул в ответ. Ему разом вспомнился скомканный авиабилет и прыгающая надпись на его обратной стороне: «Короткая, 27—172».

А старый приятель совсем ожил. Этого допускать было нельзя, и Фросин поинтересовался:

— Эти вопросы ты задаешь не от жены? Ей тоже имя показалось необычным...

Приятель увял. Фросин, сердечно с ним распрощавшись, положил трубку.

Он заслуживал лучшей участи, но Фросину было не до него. Фросин не знал даже, что к нему чувствует — благодарность или досаду. Все чувства в нем поднялись и смешались. Ему не хотелось этой сумятицы. Он не собирался встречаться с Алией, но адрес отпечатался в памяти, и он знал, что больше его не забудет.

Фросин ехал в трамвае и ругал себя на все корки. В руках он держал завернутую в газету коробку конфет. Коробка прорвала углами бумагу, сверток разъезжался, и Фросин чувствовал раздражение. Он не думал о том, что можно вернуться. Раз уж решил поехать, нужно довести дело до конца. Он ехал, чтобы решить все раз и навсегда, теперь уже окончательно.

Под номером 27 значилась башня-девятиэтажка. Фросин позавидовал: «В наше время таких общежитий не было!»

Зайдя в подъезд, он понял, что попал в обычный жилой дом. Под общежитие была, видимо, отдана лишь часть квартир. Фросин порадовался этому: не хотелось объясняться с вахтером — к кому да зачем... А этого бы не миновать, окажись здесь обычная «общага».

Она открыла дверь сама. Фросин не удивился. Внутренне он приготовился именно к тому, что дверь отойдет назад и в неприютной незнакомости чужого коридора, в настороженно приоткрытом проеме входа появится именно ее забытое лицо. Фросин осознал эту готовность только тогда, когда Алия возникла перед ним. Она оказалась совсем не такой, какой он ее помнил. С момента их встречи и прощания прошло уже столько времени, что Фросин совершенно не знал, что сказать. Он только переступил с ноги на ногу, с отчаянием подумав, что все это напрасно и лучше бы ее не оказалось дома.

Ее лицо дрогнуло. Она молча посторонилась, шире распахнув дверь, пропуская его в прихожую. Это была обычная двухкомнатная квартира, каждая комната на двоих. Он ничего не замечал. Он прошел за ней как во сне, и очнулся, только обнаружив себя сидящим у стола и держащим в руках лохматый, рваный пакет. Алия тоже была растеряна. Заметив это, Фросин вновь почувствовал себя хозяином положения и протянул ей конфеты: — Вот, к чаю...

Она совсем смутилась — его слова прозвучали как напоминание о той странной ночи, их странном разговоре и ее раздерганном состоянии, когда она, совсем не понимая, что делает, и чувствуя себя так, словно ее поступками руководит кто-то другой, пригласила его «на чашку чая». Пробормотав извинение, она убежала на кухню, оставив открытой дверь. Послышались плеск воды и лязг чайника. Затем она вновь возникла в дверях, глядя на него с недоверием, словно он привиделся ей и вот-вот исчезнет.

Она была уже более уверенной в себе, чем вначале — успела сделать что-то с лицом и прической. Фросин не уловил изменений в ее облике, но знал, что они есть. Это знание ставило его опять не на одну ступень с ней — он почувствовал себя старым и мудрым. Захотелось приласкать ее, как ребенка, отбросить тугие волосы со лба и щеки. Он даже почувствовал рукой прохладную сухость ее кожи и упругость вороненых волос...

Алия принесла чайник. Он вдохнул тонкий, влажный аромат, подняв чашку к лицу, чувствуя сквозь фаянс тепло золотистого напитка. Вымытое теплом, из пальцев ушло воспоминание шелковистости ее шубки и придуманное ощущение ее щеки и прически. Фросин улыбнулся Алии. Она покраснела и уткнулась в чашку.

— А где твоя подруга? — Он  почувствовал двусмысленность вопроса, только задав его. Она тоже почувствовала, но не подала вида:

— Уехала к сестре.— И уточнила  зачем-то: — У нее сестра в соцгороде живет...

Уловив чуть заметную паузу-заминку в ее ответе, Фросин подумал: «Не надо было про подругу спрашивать. Ладно еще, не поинтересовался, надолго ли ушла...» Фросин не знал, что подруга, уходя, предупредила Алию о том, что заночует у сестры. Поэтому-то Фросинский вопрос и прозвучал для Алии намеком: как, мол, хочешь, так и понимай. Был в нем терпкий привкус, неуловимый и чуть порочный.

Здесь, дома, Алия уже не так чувствовала скованность в мыслях, которую вызвал тогда в ней Фросин и которая возникала в ней всякий раз, когда память воскрешала тусклое нутро самолета, притягивающие и отталкивающие глаза Фросина, угадывающиеся в нем боль и растерянность. Было в нем что-то, отчего она терялась, пыталась замкнуться в себе, но не могла. И разговор с ним поддерживала тогда против воли, ужасаясь в глубине души тому, что не может ничего с собой поделать, что у нее само говорится, само спрашивается и само отвечается на его вопросы. А потом вдруг, как бросаясь в воду, она со сладким страхом сняла с себя запреты и сама не поняла, как пригласила его в гости. Зная, что Фросин никогда не придет, она все-таки помнила о своем приглашении, придавая ему какое-то мистическое значение. Это приглашение, повторенное беззвучно много раз, потеряло смысл, таящийся в словах, превратилось в звукосочетание, обладающее неизвестной магической силой. В заклинание, непонятным образом все же подействовавшее и вызвавшее духа, которому было посвящено.

Вихрем пронеслись в голове Алии все тогдашние настроения — это Фросин так на нее подействовал. Он сидел напротив. Вокруг была знакомая до последней царапинки обстановка. С облегчением Алия поняла, что ни одно из тех ощущений не подходит ей сегодняшней. Она поняла, что придумала их, взбудораженная встречей с человеком, не похожим на тех, кто окружал ее до сих пор. Наконец-то она стала самой собой, и Фросин, пришедший-таки в гости, тоже был самим собой — обычный человек в обычной комнате, с обычной чашкой в руке. Ничья чужая воля больше на Алию не действовала, только ее собственная. Алия старательно разгладила ладошкой складку на скатерти и подняла глаза на Фросина, мрачно и сосредоточенно наливавшегося чаем.