Арзюри. Книга 2. Данк - Юнта Вереск

class="p1">К тому времени Вадим изрядно запарился, да и тело криком кричало, что обращается он с ним уж совсем немилосердно. Поэтому он решил вернуться в пещеру, передохнуть и потом уже двигаться дальше.

Ида, увидев, в каком измученном состоянии он пришел, прихватила свежее белье и полотенце, а затем отвела его в один из гротов, в глубине которого виднелась черная вода.

— Здесь у нас что-то вроде душевой. Разогрей воду и окатись хорошенько. Воду сделай погорячее, тебе сейчас нельзя промерзать.

— Горячий душ в такую жару?

— Ага. Сам потом поймешь, как здорово! — Ида весело похлопала его по плечу и ушла

Но, разжигая огромный нагреватель, Вадим понял, что действительно, холодная вода его мышцам сейчас будет противопоказана. Он прилег на скамейку и, попивая принесенный Идой чай, стал ждать, когда вода нагреется.

Походный душ был ему знаком по туристическим походам, поэтому он разделся и окатился из гибкого шланга с душевой насадкой. Горячий душ, тонкая полотняная рубаха и такие же штаны примирили его с жизнью.

* * *

Груда грязной одежды — ну не мог он себя заставить облачиться в пропитанные по́том вещи — вызывала оторопь. Он тут всего три дня, а сколько теперь стирать! На реке! Мылом!

Зайдя в гардеробную при Пещере — она оказалась гораздо больше, чем в лагерном шатре — он подобрал себе новую одежду, дав себе зарок вечером, когда солнце сядет и река станет доступна, перестирать все вещи.

На этот раз он пошел в сторону визитницы — там жили еще двое лентяев. Тех, что обитали за лагерем вниз по течению, он решил навестить завтра. Сегодня на двухкилометровое путешествие по жаре сил уже не осталось.

Первый из его лодырей разговаривать отказался. Жил он в большом шалаше. Внутри было гораздо прохладнее, чем в палатке, и хозяин крепко спал внутри, а не под навесом как все остальные. Добудиться его не удалось, тот лишь крепко выругался и завернулся с головой в одеяло. Вадим чувствовал неслабый выхлоп перегара и решил оставить бездельника в покое.

До следующего «клиента» он дошел не сразу. Приближаясь к высокой трехкомнатной палатке, похожей на ту, в которой он провел в первую ночь, Вадим услышал характерные и легко узнаваемые стоны, возгласы и возню. Не желая мешать чужим утехам, он притормозил. Стоять на палящем солнце было невыносимо, но через пару минут любовники угомонились и из палатки на четвереньках выбралась дородная обнаженная дама. Ее длинные соломенные волосы свисали сосульками, скрывая лицо. Она добралась до термоса и крупными глотками напилась, потом налила чай в кружку и развернулась, чтобы ползти обратно, но тут заметила Вадима.

— Ты чего бродишь, как неприкаянный? — недружелюбно осведомилась она.

— Кто там, Мамми? — окликнул ее изнутри гортанный голос.

— Да этот, новичок. Болтается тут…

Она, раздраженно вильнув попой, заползла в палатку, а под навес выбрался парень с черными как смоль, зачесанными назад волосами и маленькой кокетливой бородкой. Одеться он не удосужился. Его мускулистое тело сверкало на солнце, словно смазанное маслом.

— А, допрашивать пришел… Я тебя раньше ждал. Ни в чем не виновен, так что можешь идти обратно. Вон мое алиби, — он мотнул головой в сторону палатки.

— Мы все время были вместе, — подтвердила, выползая наружу Мамми, успевшая накинуть на себя мужскую рубашку. — Только… Ваади… или как там тебя, ты об этом не говори в лагере. С изгоями у нас никто не общается, — чуть ли не мурлыча, она ткнулась головой в бок любовника.

— Меня зовут Вадим. А тебя — Мигель?

— Угу. Мигель. Ты болтай что хочешь. Я Мамми давно зову к себе жить. А она все с этими коллективистами якшается. Куда лучше жить спокойно.

Он царственно кивнул и, ухватив свою даму за бок, скрылся с ней в палатке.

Вадим пару секунд оторопело смотрел им вслед, затем огляделся. Солнце палило невыносимо. Термос он взять забыл, так что изнывал от жажды, но просить у этих любовников ему было неловко. Поэтому он двинулся в сторону визитницы — в беседке наверняка будет чай или сок. Да и в его хогане еще осталось полбутылки земной воды.

* * *

Отсидевшись на визитнице и дивясь, что не видит дежурных («наверное, забрались в свои хоганы и спят»), Вадим почувствовал, что пришел в себя и готов к марш-броску по знойным тропинкам, он вдруг увидел, что неподалеку возникает новый хоган.

Над серой круглой площадкой воздух, и без того дрожащий в пронзительных лучах солнца, вдруг заколебался сильнее, уплотнился и начал приобретать вполне определенные формы конуса. Несколько мгновений — и вот уже режет глаза разноцветная вязь нового хогана. Доминировал пронзительно синий цвет, испещренный серпантином тонких разноцветных полос кислотных оттенков. Вадим еще не видел таких ярких хоганов.

«Девчонка, что ли? — подумал он. — С очень ярким характером. Бедняжка».

Через несколько секунд полог хогана откинулся и оттуда вышел длинный как жердь, очень худой и очень ухоженный парень в водолазке, легкой ветровке и просторных штанах.

Вадим одобрительно кивнул. Ему тоже хотелось бы прибыть на Арзюри в таком вот удобном наряде. Он подошел к прибывшему, ломая голову, почему этот человек кажется ему знакомым.

— Приветствую на Арзюри, — сказал он на галактическом.

Парень посмотрел на него и хмыкнул.

— Так-так, надеюсь, я освоил этот ваш язык автоматически? — спросил он на чистейшем русском языке. И потом повторил по-китайски и по-английски.

Что-то в душе Вадима вдруг сломалось. Длящаяся третий день фантасмагория, вдруг словно схлынула и он, не отдавая себе отчета в том, что делает, вдруг кинулся на грудь прибывшему. Обнял его, как обнимают разве что дети плюшевого мишку.

— Земляк! Род-нень-кий, — несвязно всхлипнул Вадим.

— Ага, тут что, русская колония? — удивился верзила. — Первый раз о такой слышу.

Вадим отчаянно потряс головой.

— Нет, к сожалению, ты первый… В смысле я первый, ты второй… Говорят, был тут еще один хозяйственный парень с Дальнего Востока, но он погиб, и трех месяцев не продержался… Ох, прости, меня предупреждали, что на галактический нужно переходить сразу после прибытия, тогда он легко усвоится… Земляк… Надо же, земляк…

Похлопывая незнакомца по плечам, Вадим потихоньку начал приходить в себя. Ему стало стыдно за свое поведение. И он, смущаясь, заговорил так, как положено:

— Приветствую тебя на планете Арзюри. Насколько я понял, так называют ее в этой колонии, но еще не знаю, как