Арзюри. Книга 2. Данк - Юнта Вереск
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лентяи вокруг своих палаток тоже территорию очищают и поддерживают в порядке, — хмыкнул Лари.
— Поговори со всеми. Спешить не нужно. Алиби у них вряд ли найдется. Просто познакомься. Разберись, врут они или нет, — неторопливо, растягивая паузы между словами, посоветовал Даулет.
— А нам бы днем опросить тех, кто на ночь уйдет из лагеря, — буркнул Лари. — Это ж каждого разбудить. И выслушать что они на это скажут.
— Что бы не сказали, но они не меньше нас заинтересованы поскорее все выяснить, так что проблемы вряд ли возникнут, — отмахнулась Этель.
На этом они распрощались.
Минут через десять в келью заглянул Игнат — провести осмотр. И с удовольствием принял приглашение почаевничать. За чаем он просмотрел список из пятнадцати имен «лентяев» и дал коротенькие характеристику каждому. Вадим постарался все бегло записать к себе в блокнот, но дело не слишком ладилось — навыка записи на галактическом у него не было, а переводить и писать по-русски или по-китайски оказалось слишком медленно. Но как-то справился, правда записи напоминали шифровку из смеси русских слов, иероглифов и музыкального стана галактического.
По словам Игната, семь человек были безнадежны. Именно что лентяи. Полные и окончательные. Они ни с кем не общались. Приходили два раза в день за едой к столовой, но и там особо ни с кем не разговаривали. Все они были озлоблены на то, что их занесло на негостеприимную планету и отказ от общей работы в лагере был их принципиальной позицией. Расслабленная жизнь, преимущественно в своих палатках, сделала их размазнями, так что вряд ли они могли устроить погром.
— А вот остальные восемь человек… Пожалуй, каждый из них мог бы разгромить не то что часовую мастерскую, но и все три цеха, имеющиеся в колонии. Сил и упорства им не занимать. Но ты бы начал с первой семерки. Опыта допросов у тебя нет? Ну вот, как раз подучишься…
Игнат «прописал» пациенту пару часов сна, легкую зарядку, перекус и обход лентяев. И обязательно вернуться за час до заката — придет Хи Лей сделает ему массаж.
Будильника у Вадима не было. Утомленный разговором, он уснул и проспал почти до полудня. Время ужина (по-здешнему «завтрака»), понятно, прошло. Он чувствовал невыносимый голод и удивлялся, что про ужины и завтраки тут все говорят, а вот обеды и полдники почему-то не упоминают.
В кувшине оставались остатки холодного травяного чая, которые он выпил одним глотком. Сделал пару приседаний, потом наклонов, попытался отжаться от пола, но безуспешно. Тогда встал и помахал руками. Можно считать, что зарядку сделал. И отправился на поиски еды и подозреваемых.
Еду — сушеные корешки и довольно черствые лепешки, а также горячий чай, он получил во вчерашней мастерской, где они сооружали дымилки. Разбуженная его визитом Ида, с удовольствием соорудила для них обоих легкий перекус. Кудряшки на ее голове забавно примялись на голове и сейчас она напоминала забавного щенка.
Узнав, что Вадим собирается гулять по лагерю, она всплеснула руками и вскочила. Вадим расхохотался, не удержавшись — настолько точно ей подошел образ лохматого щека. Не разбираясь в причинах веселья подопечного, она тоже засмеялась и поманила его за собой и привела на склад, где быстро подобрала ему «подходящую одежду» — рубашку с длинными рукавами, махровый халат, шляпу с широкими полями, огромные — на пол лица — темные очки, пару гетр, высокие ботинки и широкие ватные штаны.
Недоверчиво глядя на этот «гардероб», Вадим раздумывал, издевается над ним Ида или тут у них принято так наряжаться. Заметив его изумленный взгляд, она пояснила:
— На солнце выходить без защитной одежды опасно, а на улице — жара. Так что это самый подходящий вариант: и не обгоришь, и не зажаришься. Да не тушуйся, ты. Чай не на Земле. Здесь все так одеваются днем. Да и разглядывать тебя будет некому — все нормальные люди спят.
Переодевшись, Вадим почувствовал себя идиотом. Невозможно идти опрашивать незнакомых людей в таком виде! Ида засмеялась, увидев его недовольное лицо, но, в конце концов, согласилась, что можно заменить ботинки на сандалеты — главное, гетры не снимать, чтобы не получить солнечные ожоги.
Эти споры разбудили и Софи. Она выползла из какой-то норы, оптимистично заявила, что Вадим отлично выглядит, и заползла обратно.
Пришлось смириться.
* * *
Вадиму повезло. Первых двух лентяев он нашел сразу — они «рыбачили» прямо под навесом палатки неподалеку от пещеры.
На дне огромной кастрюли с водой были раскиданы маленькие пластмассовые фигурки — пупсы, мишки, колпачки, детали конструктора, шашки, несколько шахматных фигур. Вооружившись коротенькими, сантиметров по тридцать, удочками, лодыри пытались выловить очередную фигурку. Судя по всему, сделать это было сложно. Вадим наблюдал за ними минут пять, прежде чем его заметили.
— А, новичок… — стрельнул в него глазами один из «рыбаков». — Допрос снимать?
Вадим кивнул.
— Мы тут целыми днями пропадаем. Видишь, играем. Ночью купаемся, а потом спим. Так что ты не по адресу, ничего не громим, вы нам поровну.
В тусклых глазах «рыбаря» блеснул огонек. Вызов или признание вины? Но уже через несколько минут Вадим понял, что это был просто азарт. Играли «рыбаки» на ценности, оставшиеся у их прототипов на Земле.
Рядом с ловцами фигурок были уложены стопки фотографий — дома, машины, одежда, будка с унылым псом, облезлый садик... К каждой фотографии были приклеены узенькие разноцветные самоклеящиеся бумажки.
— Белые — одна ставка, желтые — пять, зеленые — десять, розовые — пятьдесят, — объяснил один из лентяев. — А тысяча — это черные. Вот мы друг у друга имущество и выигрываем.
— Чего удивляешься, это одна из самых популярных игр здесь, — завидев недоумение на лице Вадима, пояснил второй. — Я вот себе этот бассейн специально прихватил, когда на Землю мотался.
Тут Вадим понял, что это был Говард — единственный «лентяй-старожил», о котором ему рассказывала Этель. Узнав имя второго — Луади — он поставил отметки в своем списке, распрощался с рыбаками и отправился дальше, к «пляжам» вверх по реке.
Часам к четырем дня он опросил еще шестерых. По мнению Вадима, никто из них не стал бы громить мастерскую. Все они были отъявленными бездельниками, которым до дел колонии не было никакого дела, лишь бы кормили.