Психологические подсказки на каждый день - Сергей Степанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любопытно, что и продолжительность съёмки с одной точки (длительность одного кадра) в художественном кинематографе, как правило, близка к трём секундам либо кратна этому числу (шесть, девять секунд). В лёгкой атлетике команда спринтерам «На старт — внимание — марш!» тоже занимает примерно три секунды. Наиболее эффективны рекламные клипы, длящиеся кратное трём число секунд. Все тот же ритм, лежащий в основе не только нашего восприятия, но и всей жизни.
Подобные измерения проводили и на шимпанзе, у них ритм оказался короче на секунду. Предполагают, что секунда уходит у человека на вербальное (словесное) оформление перевеиваемого или делаемого. Мы как бы проговариваем про себя в подсознании все увиденное, и на это уходит лишняя секунда. Эта гипотеза подтверждается измерениями, проведёнными на детях, глухих от рождения и потому не овладевающих языком. У них ритм жизни учащён.
Имена и лица
Как мы узнаем своих знакомых? Английский психолог Эндрю Янг с сотрудниками набрал группу из 22 человек и попросил их в течение семи недель записывать свои ошибки в узнавании лиц. Как оказалось, наиболее часто встречающиеся ошибки можно разделить на три типа. Либо люди просто принимали постороннего за знакомого, либо, узнав кого‑то, они не могли вспомнить, в каких обстоятельствах и где познакомились, либо, узнав человека и вспомнив все обстоятельства знакомства, они не могли вспомнить, как его зовут. Интересно, что не было ещё одного в принципе возможного типа ошибок: узнав человека в лицо и вспомнив его имя, вы не можете вспомнить о человеке больше ничего.
Поразмышляв над этим результатом, Янг и его сотрудники пришли к выводу, что система распознавания лиц действует примерно следующим образом. Прежде всего, увидев лицо, вы определяете, знакомо оно вам или нет. Если вы его узнали, то пытаетесь вспомнить все, что вы знаете об этом человеке. Наконец, если только вы преуспели в этих двух стадиях, включается процесс поиска имени этого человека. Похоже, что мозг содержит имена людей отдельно от всей остальной информации о них и доступ в это хранилище имён несколько затруднён у всех нас.
Весьма интересный опыт, ещё раз доказывающий, что имена хранятся в мозгу отдельно, провела Кэтрин Мак-Уитни из Ланкастерского университета. Она показывала испытуемым портреты незнакомых лиц и называла их имена и профессии, а испытуемые должны были запомнить эту информацию и воспроизвести её при повторном предъявлении портретов. При этом использовался тот факт, что некоторые слова в английском языке (впрочем, как и в русском) могут быть как описанием профессии, так и фамилией человека. На один и тот же портрет одним испытуемым говорили, что это мистер Кук, другим — что это повар («кук» по-английски повар). Одну и ту же личность одним представляли как мистера Бейкера, другим — как пекаря («бейкер» — это пекарь). Результаты были поразительны. Оказалось, что фамилию запомнить труднее, чем род занятий, даже если оба слова звучат совершенно одинаково!
Правда, некоторые психологи считают, что результат этого опыта можно объяснить и по-другому: когда человеку говорят, что на снимке изображён пекарь, он невольно представляет себе пекаря за работой, или свежий хлеб, или другие атрибуты соответствующей профессии. К фамилиям же подыскать такие живые, наглядные ассоциации обычно не так просто. Но это объяснение кажется несколько натянутым, тем более что бывают случаи повреждения определённых зон мозга, когда человек не утрачивает способности узнавать лица, но никак не может вспомнить соответствующие им имена.
Человек среди людей
«Как тесен мир!» — восклицаем мы, обнаружив, что имеем общих знакомых, скажем, со случайным попутчиком, встреченным в вагоне поезда. Но насколько он тесен? Выяснить это взялся уже упоминавшийся американский психолог Стэнли Милгрэм.
Из телефонных справочников нескольких городов он выбрал наугад некоторое количество адресов и каждому адресату направил конверт с краткими сведениями о другом, столь же случайно выбранном американце. В письме содержалась его фамилия, характерные внешние приметы и краткие биографические данные. Вероятность того, что получивший письмо лично знает описанного в нем человека, составляла одну двухсоттысячную. Психолог просил адресата, если он знает описанного в письме человека, вернуть письмо экспериментатору, а если не знает, переслать его кому‑нибудь из своих знакомых, который мог бы знать такую личность. Если следующий в цепи адресат также не знал указанного человека, он должен был на тех же условиях передать письмо другому своему знакомому. Число таких передач и может служить показателем дистанции, разделяющей двух совершенно случайно выбранных людей в большой стране.
Результаты удивили экспериментатора — цепочка связи оказалась очень короткой. Подавляющее большинство связей лежало в интервале от двух до десяти передач, а в среднем их было пять. Мир действительно довольно тесен!
Обманчивый ореол
— Змея! — воскликнула Горлица.
— Я не змея! — сердито ответила Алиса. — Я маленькая девочка.
— Ты ещё скажешь, что в жизни не ела яиц!
— Ела… Маленькие девочки едят яиц не меньше, чем змеи.
— Но если едят, то и они в каком‑то смысле змеи, вот что я скажу!
Льюис Кэрролл «Алиса в стране чудес»Разве мы никогда не грешим подобной категоричностью и скороспелостью суждений? Не относим ли мы по первому впечатлению всякого нового человека к той группе, у которой наблюдаются схожие черты? Не спешим ли мы приписать ему достоинства или недостатки, ведомые ложным ощущением, что «хорошо знаем этот тип людей»?
Такие ошибки совершаются бессознательно. Они проистекают из особенностей человеческого мышления, но могут повлечь за собой весьма серьёзные последствия.
Почему же это происходит?
Когда мы знакомимся с новым человеком, наш мозг должен воспринять и обработать множество данных. Эта работа напоминает процесс исследования, которое начинается с ощущения, то есть восприятия внешности, взгляда, тембра голоса, движений, затем переходит к новой стадии — сбору данных о поступках, способностях, желаниях человека, и наконец — к целостной системе выводов о характере, целях и идеалах знакомого, о том, какое место он может занять в нашем окружении.
Соединение такого множества данных по поводу всякого отдельного человека и их тщательная обработка — это огромная работа, хотя мы можем её и не осознавать. Правда, при этом (опять‑таки бессознательно) стремимся её упростить. Чтобы не потонуть в бескрайнем море информации, мозг сокращает процесс восприятия отдельной личности, прибегая к помощи стереотипов.
И они нередко действительно помогают. Ведь многое о людях, их взаимоотношениях, характерных национальных особенностях и различиях между социальными группами нам уже известно. Мы многое знаем из личного жизненного опыта, из прочитанного и увиденного. В книгах, кинофильмах, пьесах нам уже встречались разнообразные человеческие характеры, о некоторых из них существует немало устных рассказов, разного рода наблюдений, анекдотов и т. п. Все это запечатлено в многочисленных образах, которые и создают ощущение, что мы хорошо знаем людей, особенности их поведения и мышления. Те из них, которые больше подходят новому знакомому, начинают оживать, и кажется, что мы хорошо знаем и этого человека, что он нам совсем ясен. И хотя наша оценка базируется лишь на беглом впечатлении, мы зачастую не чувствуем, насколько она неполная.
Безусловно, стереотипы помогают нам быстрее сориентироваться в человеческих отношениях и характерах. Они дают много готовых объяснений и рецептов, помогают тем, у кого ещё нет достаточного жизненного опыта.
Однако, пользуясь стереотипами, мы часто упускаем из виду важные индивидуальные черты человека, потому что содержащиеся в стереотипах шаблонные характеристики их обычно не учитывают. При этом мы можем приписать человеку не свойственные ему достоинства или недостатки только потому, что он обладает двумя-тремя чертами известного нам стереотипа. Лёгкость, с которой мы им пользуемся, заставляет нас повторять сомнительные истины типа: все южане горячие и нетерпеливые, все северяне склонны к размышлениям и глубокой депрессии, толстый человек — флегматичен, единственный ребёнок в семье — обязательно эгоист…
Если приложить эту особенность человеческого мышления к техническим областям, следовало бы утверждать, что любая машина с крутящимися колёсами есть непременно транспортное средство. А как быть со швейной машиной? А с часами? А с перерабатывающими механизмами, каждый из которых имеет передаточное колесо?