Уголовный розыск. Петроград – Ленинград – Петербург - Сборник

Сегодня такое заявление назвали бы давлением на суд, но на улице стоял 1926 год. К тому же шумная кампания по делу «чубаровцев» прекратилась уже в первой декаде сентября и возобновилась только за несколько дней до процесса. Видимо, такая активность прессы действительно оказывала на суд давление.

24 декабря 1926 года начался суд над «чубаровцами». Общественный обвинитель от газеты «Ленинградская правда» сказал: «Значение этого процесса в том, что ребром поставлен вопрос: кто поведет за собой нашу молодежь – Павел Кочергин и его товарищи или советская общественность, союзы, комсомол».

На процессе выступила и потерпевшая Люба Белова. Вела она себя достойно, без патетики и истеричности. Говорила по делу, ясно и четко отвечала на вопросы членов суда, адвокатов. Преодолеть серьезную психическую травму ей помог курс интенсивного лечения в одной из психиатрических клиник. Кроме того, Любе пришлось вылечить гонорею – трое насильников были больны и заразили не только друг друга, но и саму девушку.

Выступали в ходе судебного заседания и подсудимые. Первым получил слово Павел Кочергин. Он начисто отрицал свою вину в преступлении, заявив, что давно знает Белову, которая якобы занимается проституцией, и он на этой почве с ней ни раз встречался. Его поддержали и другие подсудимые. Но их заявления были опровергнуты актами судебно-медицинской экспертизы, показаниями товарищей Беловой по работе.

28 декабря 1926 года Ленинградский губернский суд вынес по делу «чубаровцев» свой приговор. Семь человек во главе с Павлом Кочергиным, инициатором преступления, были приговорены к высшей мере наказания. Остальные участники получили от 10 лет тюремного заключения до года. Один участник преступной группы был оправдан. (Правда, в ноябре 1927 года по амнистии, объявленной по случаю 10-й годовщины Октябрьской социалистической революции, часть «чубаровцев» оказалось на свободе.)

Надо сказать, что процесс над «чубаровцами» вызвал всесоюзный отклик, ведь проблема хулиганства была характерна не только для Ленинграда. Аналогичные процессы прошли в ряде губернских центров страны, где на скамье подсудимых оказались не только насильники, но и пьяницы-дебоширы, воры всех мастей, убийцы, но судили, прежде всего, именно хулиганство как нетерпимое в условиях социалистического общества явление.

После процесса «чубаровцев» борьба с хулиганством не закончилась. Ленинградская милиция продолжила выявление и разгром хулиганских группировок, имевшихся во всех районах города, тем более что свою преступную деятельность хулиганье прекращать не собиралось. Еще в ходе подготовки процесса над «чубаровцами» в суд, прокуратуру и милицию начали поступать анонимные звонки и письма с угрозами расправы над теми, кто готовил процесс. Более того, в районе Лиговского проспекта несколько рабочих-общественников и постовых милиционеров подверглись хулиганским нападениям, были избиты и изнасилованы несколько девушек. Хулиганы сожгли завод «Кооператор», подожгли склады Октябрьской железной дороги.

Все это говорило о том, что хулиганье серьезно готовилось к сопротивлению, а главное – в его действиях просматривалась организованность, хотя хулиганство, как правило, преступление достаточно спонтанное.

Выяснилось, что некто Дубинин организовал «Союз советских хулиганов», куда входило более ста человек. Сотрудники уголовного розыска буквально за считаные дни вычислили всех членов «Союза» и сумели их задержать. На скамью подсудимых сели матерые преступники – Матвеев по кличке Дед, Громов по кличке Корявый. Доказательства были настолько неопровержимы, что защита, как правило, оказывалась бессильна. Ну а суд был по-пролетарски скорым и, как это ни парадоксально, достаточно объективным и гуманным. Если к преступнику не применялась высшая мера, то максимальный срок наказания вплоть до 1935 года не превышал десяти (!) лет заключения. К тому же довольно частые амнистии заметно сокращали сроки или вовсе освобождали преступника от заключения.

Борьба с хулиганством не была единовременной кампанией. За помощью сотрудники милиции обратились к трудящимся Ленинграда. В крупных трудовых коллективах города были проведены совместные собрания рабочих и сотрудников милиции. Приказ начальника милиции Ленинграда № 120 за 1926 год предписывал приблизить трудящихся к деятельности органов милиции «путем заинтересованности их этой работой и популяризации значения и роли милиции».

В том же году по инициативе секции внутреннего управления Ленгорсовета были созданы комиссии общественного порядка (КОП). Они были созданы практически на всех фабриках и заводах, в высших учебных заведениях, в учреждениях. К концу 1926 года в Ленинграде работало 240 комиссий общественного порядка, в которых состояло 23 000 человек. Эти люди оказывали милиции неоценимую помощь в борьбе с пьянством, хищениями сырья и готовой продукции на предприятиях, а главное – выходили на совместное патрулирование, что помогало более оперативно реагировать на уличное хулиганство.

Фактически в это же время начала складываться милицейская служба профилактики правонарушений. Уже в 1927 году в центральных районах Ленинграда количество хулиганских проявлений заметно снизилось. Наиболее одиозные «атаманы» хулиганских шаек отбывали свои сроки наказания, а их шайки были разгромлены.

Но в окраинных районах, особенно там, где не было крупных предприятий, ситуация оставалась достаточно сложной. Одним из таких районов была Охта. Сегодня от той, довоенной, Охты практически ничего не осталось – по ее территории ходят автобусы, троллейбусы и трамваи, работает метро, проложены великолепные магистрали. Но до революции и в 1920-е Охта была фактически дачным пригородом, где население занималось огородничеством, держало коров, коз и птицу, снабжая горожан овощами и молочными продуктами. Здесь практически отсутствовали культурно-просветительные учреждения, школы, зато хватало питейных заведений. Их хозяева, как правило, не брезговали ничем – давали взаймы под процент, скупали краденые и принесенные «на пропой» вещи, скрывали находившихся в розыске уголовников. Обычным явлением для Охты были пьяные скандалы и драки. Хулиганы чувствовали себя здесь вольготно.

В конце 1928 – начале 1929 года на Охте были зафиксированы случаи массовых драк, а затем началась серия убийств, где было трудно провести черту между хулиганскими и корыстными побуждениями. Сотрудники милиции и члены КОПов начали повальные обходы всех злачных мест, бесцеремонно перетряхивая многочисленные «малины» и задерживая их хозяев. Фактически это было начало подготовки большой милицейской операции по «зачистке» района от хулиганья.

Во время таких обходов и были задержаны двое молодых парней – некие Власов и Савельев, которых не раз замечали в хулиганстве. Свою преступную карьеру великовозрастные недоросли начинали еще мальчишками «при царском режиме». А подозревались они в краже пальто. Но чего-то эти ребята недоговаривали…

Помог случай. На следующий день на Предтеченском рынке был задержан мужчина, который продавал пальто, очень похожее на украденное Власовым и Савельевым. Мужчина, не сопротивляясь, молча пошел за сотрудниками милиции в отделение, где так же молча подписал протокол о задержании. Продолжал он молчать и на допросах.

Но инкогнито «немого» раскрылось довольно быстро. Выяснилось, что его фамилия Сперанский и что еще совсем недавно он был священником одного из храмов на Охте. Оказалось, что святой отец был не прочь выпить, приударить за молоденькой прихожанкой, а проповеди его нередко сопровождались откровенным богохульством и речевыми оборотами, близкими к нецензурщине.

Узнав об этом, епархиальное начальство лишило Сперанского сана. Он стал расстригой. Но об этом знали немногие, и бывший священник потихонечку продолжал крестить младенцев, ходил на крестины и поминки. Возле «батюшки», которого все чаще видели в сомнительных кабаках и трактирах, стали крутиться молодые люди явно не пролетарского вида. Сам Сперанский был замечен в пьяных скандалах и драках, где, как правило, выступал наблюдателем.

Кроме того, на Охте участились случаи грабежей и краж, хулиганских расправ с учащейся молодежью и теми, кто добросовестно работал на производстве. Задержанные хулиганы частенько называли Сперанского своим «батюшкой», приказы которого выполняли.

В ходе следствия было установлено, что ядро шайки попа-расстриги составляли молодые люди, которые занимались уличными грабежами, кражами из квартир и небольших магазинов. Уличные грабежи на плохо освещенной в те годы Охте начинались с традиционной «просьбы» дать закурить. Затем следовало избиение жертвы с последующим обшариванием карманов и снятием приличной одежды.

Сперанский, помимо организации шайки, был обвинен также в контрреволюционной агитации со всеми вытекающими отсюда последствиями…