Fifty And One Step Bac - Lina Mur

пялюсь на его губы, а затем глубоко вздыхаю и перевожу

взгляд на свои пальцы, играющие с ножкой бокала.

— Что ты хочешь знать? — я сдаюсь и вопросительно

смотрю на него.

— Чем ты живёшь? Что ты любишь? Как проводишь

свободное время? — подсказывает он, и я начинаю

хмуриться, обдумывая свою речь.

— Ты копался в моих данных? — неожиданно даже для

себя спрашиваю я.

— Да, — без тени стыда отвечает он.

— Тогда ты знаешь дату моего рождения, мою группу

крови, кто мои родители, мою сестру ты видел, где я

учусь тоже для тебя не новость и то, что я помимо

финансов хожу на психологию. Я люблю

фотографировать, в шестнадцать мне подарили

фотоаппарат, и я сильно увлекалась этим, обожаю

портретную чёрно-белую съёмку, — вспоминая своё

хобби, я немного улыбаюсь, и Ник ободряюще отвечает

мне тем же.

Я уже чувствую, что напряжение вновь отпускает меня, и

я могу свободно говорить с ним о своей жизни.

— Почему именно чёрно-белую? — спрашивает он, потягивая апельсиновый сок.

— В них есть таинственность, некая недосказанность и

мне нравятся оттенки серого, ведь на фото присутствуют

только два цвета: чёрный и белый, а остальное это

производные. И удивительно насколько их много, что

изображение становится чем-то большим, чем обычный

щёлк. И когда я пересматриваю такие фото, будь то

человек или природа, это как будто...знаешь, воспоминание, имеющее свою историю, она живая и

реальная, — я возбуждённо закончила свой монолог, а

затем смутилась такой открытости, опустив голову.

Никогда я не делилась этими своими ощущениями, и это

начинает меня раздражать, что он так просто вытянул их

из меня.

— Не надо этого делать, Мишель, мне понравилось, с

какой страстью ты говорила, это завораживает, — он

произносит это ласково и даже нежно, что я недоверчиво

поднимаю голову, дабы убедиться в этом. Его глаза

ласкают меня, и мне нравится такая перемена в нём.

— А ты? — спрашиваю я.

— Нет, я не люблю фотографировать, — он смеётся и это

тоже для меня в первый раз. Его смех настолько чистый и

заразительный, что я не могу сдержать улыбки. В уголках

его глаз появляются мимический морщинки, и это его

очеловечивает, делает смертным, а не мраморной

греческой статуей.

— Я имела в виду, это правда, что ты имеешь отношение

к корпорации W.H.? — я поправляю себя и вновь задаю

вопрос. Он реагирует резкой сменой настроения и теперь

вместо улыбки, надевает маску и впивается в меня

глазами.

— Зачем тебе это? — резко спрашивает он.

— Папа сказал, и мне стало интересно, — тихо

произнесла я.

Что-то произошло, потому что он смотрит на меня зверем

и мне становится страшно, действительно страшно за то, что я спросила. Почему он так реагирует? Моё сердце

колотится так громко, что я стараюсь не оглохнуть от этой

птицы внутри. Его глаза превращаются в мрачную

зловещую темноту, и я начинаю непроизвольно потеть.

— Спасибо тебе за обед, но мне пора, — быстро говорю

я, только бы убежать от него, только бы скрыться от его

глаз.

Я торопливо достаю из сумки кошелёк, но мужская рука

накрывает мои трясущиеся пальцы, что я замираю.

— Прости, крошка, — раздаётся шёпот рядом с ухом. Я

даже не заметила, как он встал и подошёл ко мне.

— Всё нормально, — я натянуто улыбаюсь, но он берёт

мой подбородок двумя пальцами и поворачивает к себе, что я теперь тону в этих обжигающих глазах. Никогда бы

не подумала, что на меня такое впечатление произведёт

карий цвет.

— Я не хотел тебя пугать, — тихо говорит он, а я бегаю

взглядом по его лицу, желая уцепиться за что-то иное.

— Всё хорошо, просто мне, правда, пора, — я слышу в

своём голосе оправдание, но мне все равно. Мне

необходимо окончить все.

— Нет, Мишель, ты испугалась и снова бежишь. Я не

хотел. Понимаешь, я первый раз потерял контроль над

собой. Нет, не несколько минут назад, а ещё раньше, когда ты была честна передо мной. Я залюбовался тобой, и я хочу видеть такую тебя чаще. И больше не доставай

при мне свой кошелёк, это вульгарно даже для тебя, крошка моя, — он нежно улыбается и большим пальцем

трёт мой подбородок, отчего я отпускаю чувство страха и

просто киваю.

Ник выпрямляется в полный рост и подзывает официанта, пока я вновь пытаюсь собрать свои чувства по осколкам.

Откуда у него такая власть? Он может одновременно

вызывать противоположные ощущения, это путает меня.

Он похож на лабиринт, ты только видишь выход из него, а

это оказывается очередной тупик, и ты блуждаешь по

нему, испытывая жажду, и теряешься среди темноты.

— Мишель, — позвал меня тягучим голосом Ник, и я

подняла голову. — Мы можем идти.

Я неуверенно киваю и понимаю, что до сих пор держу

крепко в руках кошелёк и, наверно, выгляжу так глупо, что

тут же пихаю его в сумку и встаю.

Ник берёт меня за руку, переплетая свои пальцы с моими, и улыбается мне, не обращая внимания на надоедливую

блондинку, бросающую нам в спину слова благодарности

и прощания. Этот жест меняет все вокруг, он как будто

открывается передо мной.

Он выпускает мою руку, чтобы помочь мне надеть пальто

и, поднимая волосы, касается кожи на затылке, отчего

моё дыхание тут же сбивается, и я нервно делаю шаг от

него.

— Спасибо, — выдыхаю я и застёгиваю пуговицы.

Ник не придаёт значения моему состоянию и, пребывая в

расслабленном состоянии, нажимает на кнопку вызова

лифта. Мы стоим друг от друга довольно далеко, на

противоположных концах дверей и также я становлюсь в

лифте.

— Я рад, что ты согласилась, мне очень понравилось, — неожиданно произносит он, и я улыбаюсь, не произнося

ни слова.

Мы выходим к машине, где он сам распахивает передо

мной дверь, вновь предлагая руку, но я из-за своего

желания быть самостоятельной, забираюсь на заднее

сидение, отчего его лицо мрачнеет и он сжимает губы, закрывая дверцу.

— Майкл, к университету, — бросает Ник и достаёт из

кармана переднего сидения айфон.

Я отворачиваюсь к окну, и мы снова продолжаем хранить

молчание, пока из колонок доносится успокаивающая

классическая музыка.

— Не отключай больше телефон, Мишель, и отвечай на