Крик дьявола - Уилбур Смит

— Я тоже пойду, — вызвался Себастьян.

— Ты не отличишь Замбези от Миссисипи, — раздраженно проворчал Флинн. — Да еще и заблудишься ярдов через сто.

Мохаммед ушел на два с лишним дня, но и в его отсутствие Себастьян с Флинном неплохо питались.

Под сенью навеса из пальмовых листьев они устроили себе трехразовое питание из крабов, песчаных моллюсков и большого зеленого лобстера, которого Себастьян выловил в лагуне. Все это запекалось на костре, который Флинну удалось разжечь из двух сухих палочек.

В первую же ночь Флинн устроил настоящее представление. Уже в течение нескольких лет средняя ежедневная доза употребляемого им джина равнялась примерно двум бутылкам. Результатом вынужденного резкого воздержания стал классический пример белой горячки. Он чуть ли не до утра ковылял туда-сюда по берегу, угрожающе потрясая выброшенными морем деревяшками и посылая проклятия демонам, которые пришли его донимать. Среди них была некая пурпурная кобра, которая взялась преследовать его с особым упорством, и только шумно забив ее до смерти где-то за пальмой, он позволил Себастьяну сопроводить его назад к навесу и усадить возле костра. Потом его затрясло. Он трясся, словно у него в руках оказался отбойный молоток. Зубы стучали с такой силой, что, по мнению Себастьяна, неминуемо должны были раскрошиться. Однако постепенно унялась и «трясучка», и к следующему полудню Флинн уже был в состоянии съесть трех больших лобстеров, а затем мертвецки заснуть.

Проснулся он поздним вечером как раз к возвращению Мохаммеда и, на взгляд Себастьяна, выглядел наилучшим образом. Мохаммед вернулся с дюжиной рослых представителей племени ангони. Те с уважением ответили на приветствие Флинна. От Бейры до Дар-эс-Салама туземцы относились к имени Фини с величайшим почтением. Местные легенды наделяли его прямо-таки сверхъестественными силами. Его отважные подвиги, искусство стрельбы, неукротимый нрав, кажущиеся неуязвимость и бесстрашие перед смертью и возмездием породили тот славный образ, который Флинн тщательно культивировал. Сидя по ночам вокруг костров, когда женщины и дети уже спали, туземцы шепотом говорили о том, что на самом деле Фини являлся одним из перевоплощений Мономатапы. Развивая далее эту тему, они утверждали, что в промежутке между его смертью как Великого царя и последним перевоплощением в образе Фини он сначала успел побыть чудовищным крокодилом, а затем — Муаной Лизой — самым зловещим львом-людоедом за всю историю Восточной Африки, хищником, погубившим не менее трехсот человеческих жизней. И именно в тот самый день двадцать пять лет назад, когда Флинн впервые ступил на берег в Порту-Амелии, в Софале был убит Муана Лиза. Это было известно всем, и после такого лишь последний идиот мог бы позволить себе продемонстрировать хоть малейшее пренебрежение в адрес Фини. Так что уважение, выказанное Флинну в нынешнем приветствии, было неудивительным.

Флинн узнал одного из мужчин.

— Лути! — радостно воскликнул он. — Это ты, драная гиена!

Расплывшись в улыбке, Лути с готовностью качнул головой, довольный, что Флинн как-то выделил его.

— Мохаммед, — обратился Флинн к своему верному спутнику, — где ты его нашел? Мы недалеко от его деревни?

— В одном дне пути.

— В какую сторону?

— На север.

— Тогда мы на португальской территории! — радостно воскликнул Флинн. — Значит, нас отнесло за Рувуму.

Река Рувума служила границей между Португальским Мозамбиком и Германской Восточной Африкой. Оказавшись на португальской территории, Флинн уже мог чувствовать себя в полной безопасности от немцев. Все предпринимаемые ими усилия по его экстрадиции оказывались безуспешными, так как у Флинна было некое «соглашение о сотрудничестве» с комендантом, а через последнего и с самим генерал-губернатором в Лоренсу-Маркеше. Попросту говоря, эти двое являлись его негласными компаньонами, ежеквартально получавшими сведения о его доходах и имевшими определенный процент с прибыли.

— Можешь расслабиться, Басси, малыш. Здесь-то старик Фляйшер нас не тронет. А денька через три-четыре мы уже будем дома.

Конечным пунктом первого отрезка их маршрута была деревня Лути. Покачиваясь в машиллах — своего рода носилках типа гамака, свисавшего с длинного шеста, который размеренной трусцой несли четверо людей Лути, — Флинн и Себастьян благополучно попали из прибрежных низин в холмистую местность буша.

Носильщики машилл пели на бегу, и сочетание их глубоких мелодичных голосов с мерным покачиванием ввело Себастьяна в состояние глубокого умиротворения. Время от времени он засыпал. Там, где тропинка оказывалась достаточно широкой, давая возможность машиллам двигаться рядом, они болтали с Флинном, а потом он снова смотрел на меняющийся по дороге пейзаж и наблюдал за жизнью животных. Она была гораздо интереснее, чем в лондонском зоопарке.

Каждый раз, обнаруживая для себя что-то новое, Себастьян окликал Флинна для разъяснений.

На полянках и опушках бродили стада золотисто-коричневых импал — изящных, хрупких созданий, с любопытством наблюдавших за ними большими, широко раскрытыми глазами.

Полчища цесарок, подобно теням, брошенным на землю темными тучами, трещали и чирикали по берегам водных потоков.

Крупные желтые канны с короткими рожками и раскачивающимися подгрудками царственно трусили по кромке буша, словно живой бордюр.

Черные и лошадиные антилопы, темно-пурпурные водяные козлы с идеальными белыми кругами на заду, буйволы — здоровенные, черные, грозные, жирафы, изящные серны, стоявшие желто-коричневыми статуэтками на булыжных холмиках, — повсюду кипела жизнь во всех ее проявлениях.

Некоторые деревья казались настолько странными и необычными, что Себастьян вряд ли даже мог подозревать об их существовании. Разросшиеся, точно разбухшие баобабы под пятьдесят футов в обхвате, похожие на доисторических монстров, с их причудливых ветвей свисали продолговатые плоды, наполненные мучнистой мякотью. Попадались целые леса дерева мсаса, его листья — в отличие от привычно зеленых — были розового, шоколадного и красного цветов. Хинные деревья высотой около шестидесяти футов с ярко-желтыми стволами сбрасывали кору наподобие змеиной кожи. Рощи мопане с густой листвой отливали на солнце зеленым металлом. Лианы, точно длинные серые черви, поднимались из зарослей джунглей по берегам рек и свисали кольцами и гирляндами среди фиговых деревьев и древовидных папоротников.

— А почему не видно слонов? — поинтересовался Себастьян.

— Месяцев шесть назад мы с ребятами здесь поработали, — отозвался Флинн. — Думаю, они ушли отсюда — возможно, на север, за Рувуму.

Ближе к вечеру они спустились по каменистой тропке в долину, и Себастьян впервые увидел поселение людей. В низинах долины на участках неправильной формы земля была обработана, и на плодородном черноземе виднелись зеленые всходы проса, а на берегу небольшой речушки стояла деревня Лути. Неопрятные на вид хижины из травы формой напоминали пчелиные ульи, возле каждой стояло круглое строение типа амбара, на стойках, с глиняными стенами. Хижины располагались условным кругом, в центре которого было свободное пространство с хорошо утоптанной босыми ногами землей.

Вся деревня — триста душ — вышла встречать Флинна: от ковылявших стариков с седыми головами, обнажавших в беззубой улыбке десны, до младенцев, пристроенных на обнаженных бедрах матерей и, точно большие черные улитки, прицепившихся ртом и руками к кормящей груди.

Сквозь радостно улюлюкающую и хлопающую в ладоши толпу Флинна с Себастьяном пронесли к хижине вождя, где они вылезли из машилл.

Флинн и старый вождь тепло приветствовали друг друга: Флинн — в благодарность за уже оказанные любезности и в расчете на новые, а вождь — отдавая должное репутации Флинна, а также за то, что где бы Флинн ни побывал, он неизменно оставлял после себя горы хорошего красного мяса.

— Ты пришел охотиться на слонов? — поинтересовался вождь, с надеждой глядя на его ружье.

— Нет, — покачал головой Флинн. — Я возвращаюсь издалека.

— Откуда?

Прежде чем ответить, Флинн многозначительно посмотрел в небо.

— Издалека.

По толпе прокатился благоговейный ропот, и вождь понимающе кивнул. Всем было ясно, что Фини определенно ходил пообщаться со своим alter ego Мономатапой.

— Ты долго пробудешь в нашей деревне? — вновь с надеждой в голосе спросил вождь.

— Я останусь только на эту ночь. Я уйду на рассвете.

— А! — В голосе вождя послышалось явное разочарование. — Мы собирались подарить тебе танец. Мы знали, что ты идешь, и мы готовились.

— Спасибо, нет. — Флинн знал, что «танец» мог растянуться на три-четыре дня.

— Мы сделали много пальмового вина, и оно уже готово. — Этот довод вождя сразил Флинна наповал, точно удар носорога: он уже много дней оставался без алкоголя.