На холмах горячих - Иоаким Кузнецов

Через две недели не десять, а двенадцать кабардинских семей с нагруженным на арбах немудрящим скарбом приехали на рассвете к воротам крепости, вдобавок прихватили с собой и пять русских пленных, которых князь Атажукин купил у соседнего немирного князя и намеревался продать турецким купцам.

Чайковский, принимая беглецов, заметил, что на всех

одежда была рваная и мокрая от росы. Значит, шли пешком и не по дороге, а целиной, ночыо, опасаясь погони. Видимо, велики были страдания людей, раз из покорных вассалов превратились в просителей защиты у русских. Удивили его и пленные: они были страшно изможденными, одежда грязная, рваная, видимо, сидели в вонючих ямах.

Комендант велел пленных поместить в лазарет, а беглецам отвел землю западнее Солдатской слободки.

После смерти Екатерины II престол занял ее сын Павел. Жестокий и взбалмошный, он, узнав, что Паллас в своей книге назвал Пятигорье «жемчужиной Северного Кавказа», нахмурил брови и изрек: «Проверить.

Ежели не подтвердится, наказать писаку».

На Подкумок зачастили разного рода комиссии. Приехал инспектор Астраханской врачебной управы Шателович, опросил офицеров Константиногорского гарнизона, местных жителей, действительно ли исцеляют кавказские воды людей. Вскоре он отправил в Петербург отчет: «О народном опыте использования горячих и кислых вод».

Медицинская коллегия, не решаясь представить царю данные опроса, направила на Пятигорье штаб-лекаря Левенца и аптекаря Кернера для химического испытания кавказских минеральных вод. Результаты исследований этих двух мужей медицины показались коллегии неубедительными. Был послан опытный химик Симсен, который приехал в Константиногорскую крепость с огромным ящиком, наполненным специальным оборудованием, произвел тщательный анализ вод Горячей горы и, уезжая, заверил Чайковского, что теперь-то уж дело сдвинется с мертвой точки.

Но' и после этого оно нимало не продвинулось, хотя к этому времени на престол взошел сын Павла Александр, более либеральный и образованный. Однако медицинская коллегия, подстраховываясь, «нашла» анализы Симсена слишком общими, настораживал также разнобой в показателях температуры источников: у

Палласа 57 градусов, а у Левенца с Кернером и Сим-сена меньше. Поскольку нет точности, нельзя и дать рекомендаций по лечению. Осложняла дело и позиция коллегии финансов, заявившей, что в представленных отчетах не указано, каков дебит каждого источника. Без ответа на этот вопрос правительство не решится вкладывать деньги, и немалые, в благоустройство «жемчужины Северного Кавказа».

В Константиногорку приехала экспедиция в лице врачей Гординского и Крушневича и провизора Швен-сона. Они-то и изыскали все точности. Составляя отчет в штаб-квартиру крепости, Швенсон диктовал Гордин-скому:

— В шестнадцати унциях воды горячих источников содержится тридцать одна целая, шестьдесят семь сотых грана твердых веществ. Температура воды — от тридцати пяти до тридцати семи градусов, а общий дебит— пятьсот пятьдесят три тысячи литров в сутки...

И только в 1803 году последовал указ правительства о признании кавказских минеральных вод водами государственного значения. Прежде чем приступить к использованию открытых источников в верховье Подкум-ка, в Петербурге было решено на левом берегу Козоды заложить каменную крепость, чтобы обеспечить безопасность от нападения горцев приезжающим в Кисловодск больным и пребывающим на поселении.

Чайковскому предстояло начать подготовительные работы к закладке оборонительного укрепления, перегородить плотиной Козоду выше ручья Кислого и отвести воду в Елькушу, а сам ключ обнести деревянным срубом, чтобы источник не засорялся.

Чайковского вызвали в Георгиевск. Генерал Лихачев передал Петру Семеновичу приказ командующего Линией о переселении в верховья Подкумка одной трети семей казачьих станиц Георгиевской, Марьинской и Павловской.

— А посему, любезнейший, около вашей крепости, Ессентукского и Кисловодского редутов нарежьте земли казакам-переселенцам под усадьбы, пашни, выпасы и сенокосы. Переселение георгиевцев штаб полка возьмет под свою опеку, а вы пошлите своих офицеров в станицы Марьинскую и Павловскую, поторопите казаков. Поручение, как видите, не особо трудное.

«Как сказать, «нетрудное поручение»,— огорченно подумал Петр Семенович. Он знал, что казаки —народ ершистый, не посмотрят на «нарезку», самовольно захватят лучшие угодья и попробуй потом согнать его с распаханного им поля или выкорчеванного от кустарника участка. Без конфликта не обойтись. И вообще поедут ли казаки на новое место?..

— Поедут! Я уже послал в станицы приказ,— уверенно ответил генерал.

Однако опасения Чайковского оправдались. К штабу полка подъехало около сотни георгиевцев и потребовало командира. Лихачев вышел на крыльцо: перед ним стояла стена конников — лица нахмурены, глаза смотрят зло, у многих за спиной ружья.

— Я слушаю вас, господа казаки!—весело сказал он.

Вперед выехал пожилой бородатый казак:

— Ваше превосходительство, мы насчет переселения. Оно, конечно, ежели требуется поход в горы, тут ничего не попишешь, ваши распоряжения мы исполним без разных слов, а насчет вмешательства в наши хозяйственные дела — извините. И команду вашу о переселении исполнять не будем,— твердым голосом сказал он и отъехал к сотне, встал в шеренгу.

Лихачев знал, что с казаками надо держаться осторожно.

— Да, я подписал приказ, но не по своей воле, а по распоряжению командующего. Следовательно, это есть приказ нашего главного военачальника,— спокойно ответил генерал,' полагая, что ссылка на повеление высшего начальства укротит георгиевцев. Но сотня взорвалась.

— Доколе нас будут гонять с места на место!

— С Волги, Дону сорвали сюда, а отседова еще дальше!

— Только успели на ноги встать, снова поднимайся, начинай с колышка.

— Не поедем на Подкумок!—горланисто кричали казаки, размахивая руками.

— Глубокоуважаемые господа казаки!—обратился Лихачев с сочувственным выражением на лице.—Ваши прадеды, деды и отцы всегда исправно несли службу государям великой Руси. В старые времена велено было одной трети донцов и волжан переселиться на Яик и в Оренбургские степи. И они переехали туда. Потребовалось освоить безлюдную, холодную, но богатую Сибирь. И туда направились ваши деды. А потом еще дальше — в Забайкалье, на Амур и в Приморье. Потом, кровью своими казачество приращивало владения России и грудью защищало новые границы государства нашего. Подвиг ваш вечно будет жить в сердцах русского народа... По велению матушки-государыни Екатерины хоперцы и волжане переселились на Кавказ и зажили здесь как нельзя лучше. Но что поделаешь, враги наши не оставляют нас в покое. Одним регулярным войскам, сидящим в крепостях и редутах, не противостоять злодеяниям коварных врагов. Нужна ваша помощь. Вы — особое сословие, взращенное в условиях постоянной опасности. Казак — вооруженный землепашец и скотовод, сызмальства храбр, лих, смекалист. Он умеет постоять за свой дом, свою семью, не то что солдат, земля которого где-то в России. Теперь вам выпала великая честь утвердиться на новом месте, в верховьях Подкум-ка. Ведь не только вас одних переселяют. В низовьях Кубани посажены запорожцы, в срединную часть — донцы...

То ли действительно «патриотическая» речь генерала тронула сердце георгиевцев, то ли поняли они, что сопротивление бесполезно, видно такова казачья доля, покричали еще, посудачили и уехали в свою станицу...

И вот началось. У кого дома были из крепких бревен, в семьях мужской силы побольше, коней вдостаток, те разбирали свои строения, грузили на телеги и переезжали на отведенные Чайковским позиции. У кого ма-занушка из мелкого леса, продавали «на корню» за бесценок. А потом, ближе к осени, после сбора урожая мимо Константиногорской крепости потянулись обозы с пожитками, семьями — позади гнали коров и овец. За год на новой земле обозначились контуры будущих станиц Ессентукской и Кисловодской. Георгиевцы осели не доезжая Константиногорки, разбили лагерь на правом берегу Подкумка, южнее горы Горячей...

Петя, сын Чайковских, или, как его называли в крепости, Петушок, рос на воле. Часто убегал в Солдатскую слободку играть с ребятишками в бабки, чехарду и «набеги». С солдатской ребятней ходил в Татарскую слободку. Летом в жаркие дни купались в Подкумке, удили рыбу, бегали по берегу, валялись в густой пахучей траве.

Ватажка русской и горской ребятни, до черноты загорелая, босая, словно табунок резвых жеребят, с ут-

pa до вечера носилась в поле, на широком раздолье. Кони паслись тут же, рядом, на лугу. В полдень ребятишки бежали к табуну. Каждый выбирал себе скакуна, клонил к земле голову лошади, взбирался по гривастой шее на спину и с гиканьем, свистом мчался к реке на водопой...