На холмах горячих - Иоаким Кузнецов

Начальство Азово-Моздокской линии в спешном порядке стягивало полки к Тахтамышским высотам, поставив во главе сводного корпуса полковника Германа, ставшего к тому времени командиром бригады. Как ни торопился Герман со своими десятью тысячами пехоты и конницы занять выгодные позиции и предупредить переправу через Кубань вражеской армии, опоздал. Янычары беспрепятственно форсировали на мелководном Каменном броду последнюю водную преграду и расположились огромным лагерем во владениях русских для отдыха. Сам Батал-паша в большой белой палатке с трехбунчужным знаменем отдыхал, предвкушая победу.

В ночь на 30-е сентября русские войска заняли Тах-тамышские высоты и с восходом солнца, лавиной скатываясь с горы, внезапно обрушились на лагерь. Треск ружейных залпов, грохот пушек, ржание лошадей, крики раненых огласили долину. Турки кинулись к реке, сбивая и топя друг друга в воде. Ядра поднимали огромные столбы кипящих, сверкающих на солнце брызг. Бурлящие волны Кубани, окрашенные кровью, торопились унести тех, кто с мечом пришел на кавказскую землю. Батал-паша был пленен...

Жизнь на Подкумке была мирной, изредка нарушаемой приездами начальства. Теплой осенью 1793 года в Константиногорскую крепость въехала повозка, с нее соскочили три пассажира в запыленных одеждах. Двое не спеша начали выгружать ящики, снаряжение, а третий направился в штаб-квартиру.

В кабинет Чайковского вошел человек лет. пятидесяти, с продолговатым загорелым небритым лицом, плохо по-русски отрекомендовался — Паллас Петр Симон, из Петербурга. Приехал с экспедицией Академии наук сюда, на Кавказ, для исследовательской работы.

«Паллас! Паллас!.. Эту фамилию я где-то слышал»,— пронеслось в голове у Чайковского. И вдруг вспомнил: в Петербурге. О нем говорили, как о необыкновенно талантливом ученом. В 26 лет он стал профессором натуральной истории. По приглашению Петербургской академии он прибыл из Берлина и здесь, в России, возглавил экспедицию по исследованию Урала и Сибири, где жил целых шесть лет. Уральские горы, оренбургские степи, восточная и южная Сибирь раскрывали перед ним свои богатства. Сбывались пророческие слова Ломоносова о значении Сибири.

Для какой же надобности в Константиногорскую крепость приехала экспедиция Академии наук? Чайковский подал гостю руку, любезно пригласил сесть, подумал, что лучше, пожалуй, говорить с ним по-французски,

— Рад познакомиться с вами, мсье Паллас.

— О, вы прекрасно владеете французским! Мне легко будет с вами иметь дело!—оживился ученый и осведомился, известно ли господину коменданту, что еще в 1717 году по велению Петра Первого на Кавказ приезжал лейб-медик Готлиб Шобер искать серу для изготовления пороха и целебные воды, и медик нашел-таки за Тереком горячие источники?

— Нет, не слышал об этом,— признался Чайковский.

— А знаете ли вы об экспедиции на Кавказ Гюль-денштедта и что она здесь нашла?—задал новый вопрос ученый.

Чайковский огорченно пожал плечами. Паллас с увлечением рассказал, как еще двадцать лет назад, в 1773 году его друг, Иоганн Антон Гюльденштедт, член Петербургской академии наук, побывал здесь, на Пя-тигорье. Он исследовал грязевое озеро Тамбукан, «черно-синяя глина» которого, по его заключению, способна лечить людей. Поднимался ученый и по южному склону Машука к Провалу. А главное — описал один из мощных минеральных источников на Горячей горе. Но дальнейшие исследования, к несчастью, продолжить не сумел— работу оборвала смерть. И он, Паллас, подготовил ныне к печати его записки о найденных на Кавказе природных кладах. Ведь целебные грязи и источники для народа ценнее золота.— Я со своими коллегами приехал сюда,— закончил Паллас,— чтобы продолжить начатое Гюльденштедтом. дело, весьма нужное для России.

Ученый вынул из сумки документы и подал их Чайковскому. Тот быстро прочитал их, подумал: искать

целебные источники? Они все на виду. Не натуралисты здесь нужны, а доктора медицины, дабы научили, как использовать воды или грязи.

— И вот еще взгляните, господин комендант,—Пал-лас подал старый пожелтевший лист бумаги с латынью и цифрами,—Это химический анализ минеральной воды вашего источника, составленный провизором аптеки Азово-Моздокской линии. Готовясь к экспедиции, я нашел его в архиве Медико-хирургической академии. Этот документ дополняет описание Гюльденштедта и весьма обнадеживает. Действует ли тот источник на Горячей горе?

— Да, мсье Паллас, тысячи ведер воды выливает. Наши солдаты соорудили баню над ним и купаются. Говорят, если гнойники на теле, застарелые раны, боль в суставах, то даже несколько купаний очень хорошо помогают.

— Вот как?.. Любопытно!—оживился Паллас.— Скажите, а в других местах, кроме Горячей горы, нет подобных источников?

— В верховьях Подкумка имеется ручей с кислой водой.

— С кислой?.. Интересно!—Паллас вынул из сумки карту Кавказа.— Где это?

Комендант обвел карандашом место слияния притоков Подкумка, Козоды (ныне Ольховка) и Елькуши (Березовка). Паллас сосредоточенно некоторое время смотрел на карту.

— Господин комендант, позвольте посвятить вас в наши планы. Вначале мы обследуем Горячую гору, а затем кислый ручей. Проживем у вас, может быть, месяц. Нужно пристанище. И еще требуется проводник, хорошо знающий местность.

— Разумеется, мсье Паллас, все устроим, работайте спокойно.— Про себя подумал: «Стоило ли из Петербурга ехать в такую даль открывать давно открытое?..»

Рано утром следующего дня к штаб-квартире крепости подкатил на паре рысистых лошадей, запряженных в легкую пролетку, Елисей Серебряков. Выйдя в отставку, братья Серебряковы остались на поселении около Константиногорской крепости. Епифан с большим трудом выхлопотал разрешение съездить в Рязанскую губернию. Как было задумано, он женился там, продал корову, посадил на телегу старых отца и мать, жену и привез их в долину Подкумка. В солдатской слободке поставил турлучный дом, на десяти отведенных ему десятинах пахотной земли получал приличный урожай зерна и овощей.

Елисей же, демобилизовавшись на два года позднее, на Рязанщину не поехал: отец и мать были здесь, казна выдала деньги на обзаведение хозяйством. Построил не какой-то там турлучный домишко, а домину из трех комнат, с резными наличниками, с «петушком» на коньке крыши. Взял в жены красивую черкешенку, купил пару лошадей, годных под седло и повозку, и занялся выгодным делом — перевозкой офицеров, чиновников и богатой знати, «курсировал» между Константиногорской и Георгиевской, ездил до Ставрополя, оттуда — на Моздок и Кизляр. Почтовых троек не хватало, а Елисей со своей парой сытых коней и легкой повозкой тут как тут, домчит хоть на край света. И сам извозчик внушал доверие: одет и вооружен по-кавказски, с таким не пропадешь.

Елисей еще вечером узнал, что повезет ученых, которые будут искать чего-то у Горячей горы.

При виде новых пассажиров, одетых не ахти как, двух молодых русских, Зуева и Соколова, и пожилого молчаливого иностранца, Елисей сразу понял, что с таких, пожалуй, много не возьмешь.

В дороге Зуев и Соколов все выспрашивали Елисея о Горячей: много ли там источников, давно ли русские на них наткнулись и как пользуются той водой.

Елисей подвез пассажиров к «баньке»—небольшому деревянному домику на первом уступе горы. Интересно, что, ученые мужи не похвалят ли солдат за такую смекалку?

Осмотрев корыто в скальном грунте, или ванну, как они ее называли, Соколов перочинным ножом стал скоблить внутреннюю ее стенку — пока серо-красный слой солей не кончился. Елисей слышал, как Соколов говорил, что ванне, возможно более ста лет, Зуев решительно возражал: «Где же сто? Отложения солей на стенке ванны не настолько глубоки...»

Потом натуралисты подошли к ручью, что спадал с вершины горы. Молодые вытащили из своих сумок разные банки-склянки. Налили воду из ключа в фарфоровую чашечку, поставили ее на огонь и держали до

тех пор, пока вода не испарилась. Буроватый порошок, что остался на дне, ссыпали в бумажный пакетик.

А иностранец в это время, казал им делом занимался. Воткнул в берег ручья две веточки на расстоянии в аршин, вытащил карманные часы, из записной книжицы вырвал листок, бумажку смял в комочек, бросил в ручей около первой ветки, нажал на головку часов, и когда бумажку отнесло течением до второй ветки, снова нажал на часовую головку. Так повторял он свою забаву раз десять. Потом вынул из сумки линейку с делениями, замерил ширину и глубину ручья, стал записывать что-то.

Паллас делал подсчеты запасов минеральной воды.

Судя по дебиту одного этого источника, выходило, что экспедиция приехала сюда не напрасно. Ученый велел Зуеву и Соколову внимательно осмотреть подножие горы, а сам, карабкаясь между острых выступов, хватаясь руками за кустарники, поднялся на вершину.