В мире актеров - Свободин А.П.

Так или иначе, но спектакль "Соло для часов с боем" поразил театральную Москву, став нежданно-негаданно одним и, как говорили когда-то театральные администраторы, "гвоздей сезона".

А ведь словно бы все куда как просто. На старую сцену филиала Художественного театра, что на улице Москвина, вышло пятеро старых артистов – Ольга Андровская, Михаил Яншин, Алексей Грибов, Марк Прудкин, Виктор Станицын, а с ними двое молодых – Ирина Мирошниченко и Всеволод Абдулов и сыграли скромную, не отличающуюся громкими драматическими достоинствами пьесу.

А в зале происходит что-то необыкновенное, счастливые, старомодные слезы льются из глаз зрителей, и вызовам артистов нет конца. Когда я смотрел этот спектакль их было двадцать восемь! Двадцать восемь раз давали занавес.

Старые артисты говорили тихие слова.

Этот спектакль не просто явление искусства, он, видимо, явление и социально-психологическое. Театр отражает, должен отражать копящееся в зрителе желание прожить в замедлении день, проживаемый в нетерпении и ускорении. Этот спектакль никуда не спешит и ничего словно не навязывает, он заставляет слушать себя, как слушают эхо. А ведь эхо отражает ваши собственные слова. В теперешнем зрителе сильно желание восстановить в памяти ценности прошлого – прошлые моды, прошлые фильмы... Перед нами воскресает спектакль прошлого Художественного театра, и оказывается – это ценность. Пятеро, уже легендарной славой славных мастеров, разыгрывают перед нами квинтет сценического действия. Их диалог прост, как жизнь, они общаются между собой как люди, пятьдесят лет прожившие в одном доме, – такого общения мы давно не видели.

Спектакль учит тонкости человеческих отношений, деликатности и нежности чувств – в этом, если хотите, его гражданское звучание.

В "Неделе" дискуссия: "Воспитанный человек. Каков он?" Ну вот об этом-то и спектакль, об уважении к человеку, о порядочности.

Все они пенсионеры кроме двух молодых людей, разумеется, – но четверо живут в доме для престарелых, а пятый – Франтишек Абель (М.Яншин) – в собственном доме. Они люди в прошлом простых профессий. Часовщик Райнер (А.Грибов), посыльный Хмелик (М.Прудкин), Да и сам Абель в прошлом швейцар отеля. Еще полицейский Мич (В.Станицын) и все еще блистательная пани Конти (О.Андровская) – их хозяйка, их королева... Они как бы продолжают функции своих бывших профессий в общении друг с другом. Но профессии их – это только внешний знак душевной сути каждого из них. Посыльный Хмелик не просто несет чемодан пани Конти, но служит женщине, как бы слагает маленькую поэму в ее честь каждым движением.

А молодым Павелу (В.Абдулов) и Даше (И.Мирошниченко) кажется, что все это стариковские чудачества и, знаете, этакое, что изображают прикладыванием указательного пальца к виску. А между тем это маленькое общество стариков исполнено такой поэзии человеческих взаимоотношений, какую молодым еще наживать и наживать, И наживут ли? Кажется, в конце они что-то начинают понимать.

Режиссеры О.Ефремов и А.Васильев поставили эту пьесу словацкого драматурга Освальда Заграника с той неброской точностью, которая и обеспечила прежде всего наилучшие возможности для каждого исполнителя.

Это был последний спектакль, сыгранный вместе старыми актерами, прожившими более полувека на знаменитой сцене. Чтобы принять в нем участие Ольга Андровская на один день покинула больницу, из которой ей не суждено было вернуться. Ушла, несмотря на возражения врачей. Кто знает, может быть она хотела умереть на подмостках, где прошла жизнь...

Можно ли сыграть гений

Сценарий и фильм о Вере Федоровне Комиссаржевской

Зачем мы смотрим фильм о великой жизни?

По разным причинам. Хотим увидеть знакомую биографию. Неистребимая зрительская страсть – увидеть то, что уже знаешь. Хотим ощутить быт эпохи – нравы, костюмы, интонацию времени. Заманчиво пожить в прошлом, пусть иллюзорно – словно продлеваешь собственную жизнь. Хотим извлечь урок. Но это скорее подсознательно. И есть одно непременное, запрятанное в нас неотвратимое желание. Хотим понять, чем великий человек отличается от нас. Хотим увидеть отличие. Кто-то сказал: гений – это патология. Если в том смысле, что перед нами сверхконцентрация способностей и свойств, то есть Исключение, то, пожалуй, верно.

А можно ли сыграть гений, талант? да еще не абстрактный, а реально существовавший? И что значит в этом случае сыграть? Показать внешне узнаваемую по портретам фигуру? При помощи столь грубых, видимых средств, когда речь – о тайном движении ума и сердца? Полноте – это невозможно!..

Был такой персонаж Бубенцов в кинофильме "Весна". Его убийственно изобразил молодой Р.Плятт. Бубенцов говорил: знаю я ученых! Сел, задумался. Готово – открыл!

Сколько же по этому рецепту было сыграно ученых, поэтов, композиторов!..

Но что же тогда играть? Процесс – невозможно, результат – неинтересно. А если играть надо артистку, изображать талант, весь смысл которого в том, чтобы играть других? Если в силу изначальной невозможности зафиксировать искусство театра от нее ничего материального не осталось? Правда, осталась легенда. Но тут новый вопрос: а как играть легенду?

– Но чему эти вопросы? – спросит нетерпеливый читатель.

– С самого рождения кинематограф делает биографические фильмы – неужели способа нет?

Создателям биографических картин нередко кажется, что ответы давно получены, а между тем их нет и быть не может, и надо всякий раз заново искать решение задачи. Чужие достижения повторить нельзя. Важно избежать чужих ошибок!

Авторы фильма "Я – актриса" дают нам возможность проследить как сегодня выглядит на экране этот сфинкс – биографический фильм. Это тем более интересно, что в зрительских и в профессиональных кругах существует мнение, будто отошла в прошлое целая эпоха этого жанра, когда ее величество иллюстрация правила бал, и пришло время характерное...

А чем характерное? И пришло ли?

Это и хочется понять. Тем паче сошлось все. Героиня – загадочная комета русской сцены. Вера Комиссаржевская. Автор сценария С.Лунгин – один из интереснейших кинодраматургов, известный успешным опытом обращения к русской истории, один из авторов известного ильма "Агония". Режиссера В.Соколова отличает неординарность поисков.

У нас в критике не принято сравнивать фильм со сценарием. Тому есть причины – слишком уж к разным искусствам принадлежат эти сводные братья. Сценарий – литература. Сценарии хорошо читаются в альманахах и книгах. При переводе же в фильм сценарий отдается на волю другого искусства. А у того свои законы.

И все-таки сценарий знать следует! Драматурга и режиссера, хотя последний и ревниво оберегает свою автономию, сравнивать можно и должно.

Как художников, пишущих жизнь. По отбору впечатлений, по ракурсу взгляда на действительность, по характеру их общественного мышления. Наконец, специфика кино подчиняется здравому смыслу и вкусу. Здесь все равны, все на одной земле.

Итак, фильмы в воображении сценариста...

Конечно, автор потом переделывал. В кино все время переделывают – специфика! Но хочется поставить чистый опыт: как выглядел фильм, "прокрученный" в воображении сценариста еще до того, как появился режиссер?

И возникает пряный мир театра. Густое, медоточивое, рельефное письмо. Сценарий можно записать (жаргон кинематографистов) двумя способами. В первом случае подробно выписывается только диалог, а все прочее обозначается краткими ремарками. Например: "роскошный кабинет первого тенора России Федора Комиссаржевского. Обставлен в стиле второй половины прошлого века". И все. Придут режиссер и художник – они сделают. С.Лунгин избирает второй способ, наиболее трудный. Он создает литературу, он словом пишет интерьер, колоритом своим напоминающий мир Малявина, Коровина… И кабинет превращается в действующее лицо, подсказывает кинообъективу его взгляд. Это уже не "обстановка", это чудо, "зазеркалье", увиденное глазами пятилетней девчушки, спрятавшейся на полу, в шкуре белого медведя. Она заворожена этим миром.

Отец репетирует партию герцога из "Риголетто". Девчушка тончайшей музыкальной фразировкой повторяет слова арии, а потом внезапно обращается в горбатого шута Риголетто, волочащего ногу, и по-взрослому зловеще поет: "Вы погрязли в разврате глубоко. Но не продам я честь дочери моей!"

Мы не знаем, кто эта девочка, кем станет, но она уже необыкновенная. Ее сердце трепещет от малейшего ветерка жизни. Автор рисует Исключение...

Два принципа положены в основание сценария о великой артистке. Назовем их сразу – в них новизна подхода к решению задачи.