Обман - Валерио Эванджелисти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джулия закончила с платьем матери и взялась за юбку[11].
— А что же Анна Понсард?
— Ей с самого начала было назначено выйти замуж за Нотрдама. Ее настоящее имя Жюмель, и она, похоже, действительно очень красива. Однако, моя девочка, она не принадлежит, как ты, например, к породе утонченных женщин. Я пытаюсь привести в движение механизмы, запущенные Молинасом. То, что я задумала, не должно тебя касаться.
Произнеся последнюю фразу, Катерина замолчала, и Джулия не решилась больше ни о чем спрашивать. Пытливый ум разглядел бы в колкостях герцогини признаки растерянности и даже страха. Ужас приближения старости заслонил все остальное. Катерине самой нравилось считать себя сильной и нравилось казаться сильной, но это была всего лишь форма защиты. На самом деле все обстояло не так. На самом деле она потеряла и власть, и эфемерную славу и была вынуждена, испытывая лишения, мыкаться по всей Европе в поисках убежища.
В конце концов, это ее два года назад раздели и высекли по требованию разъяренной толпы, которая жаждала ее смерти. Мужчинами она командовала безраздельно, при условии, что ей удавалось продемонстрировать им ту часть своего великолепного тела, которую они единственно почитали. Но ни один из них не зажег ни чувства, ни нежности в гордом сердце высокомерной аристократки.
Отец занимался ею, только пока она была ребенком, а у матери было слишком много сыновей, за которыми не уследишь, так что дочери особого внимания не доставалось. Образованием девочки ведали строгие учителя и служанки, которых она тоже мало интересовала. Ей преподавали уроки философии, наставляли в религии и читали рассказы из флорентийской литературы. Потом ее выдали замуж за жениха, с которым, по уговору семейства Чибо и семейства Варано, обручили, когда она еще нетвердо держалась на ножках. Их первая встреча с мужем незадолго до свадьбы оказалась для обоих самой радужной. Она была приятно удивлена, увидев перед собой милого юношу, а он просто оторопел от ее неожиданной красоты.
Однако первая брачная ночь обернулась настоящим адом. Катерина запомнила грубость и боль и пыхтящее над ней потное, волосатое тело, абсолютно безразличное к тому, как она себя чувствует в его объятиях. Потом муж грубо спихнул ее с постели, схватил тряпочку со следами крови, постеленную поверх простыни, и помчался к друзьям с этим доказательством своей мужской силы. Больше она его в ту ночь не видела.
Если ее супружеская жизнь с человеком, который насиловал се каждый раз, когда ему взбредало в голову, была просто жалка, то опыт управления Камерино вылился в нечто ужасающее. Вплоть до самой смерти мужа придворные без конца сулили ей неизбежную гибель. Знать интриговала, духовенство подстрекало население против нее, даже слуги ее не слушались. Она сопротивлялась как могла, зачастую прибегая к ядам или рубя головы.
Тверже всего она держала династическую линию. Дочь она отнюдь не находила блестящей, и тем не менее девушка имела права на наследование феода. По этой причине она обрекла ее на брак с таким человеком, как Гвидобальдо делла Ровере, таким же грубым, как герцог Варано, но гораздо более злобным. Однако даже это средство не уберегло их от необузданных притязаний Фарнезе. Жестокий и безжалостный Папа избавился от них, просто подписав декрет, лишавший их всего имущества, а вместе с ним и чести и обрекавший их на полную скитаний жизнь вне закона. А потом на их горизонте появились кардинал Торнабуони и этот странный Молинас…
Катерина отогнала от себя воспоминания и закончила одеваться, чтобы спуститься в нижний этаж палаццо, где располагались апартаменты кардинала делла Ровере. Она остановилась возле неподвижно застывшего у дверей кабинета слуги.
— Как думаешь, его преосвященство меня примет?
— Сейчас узнаю.
Слуга открыл позолоченную створку двери и на миг исчез за ней. Вернувшись, он с поклоном посторонился.
— Пожалуйте, мадам.
Катерина вошла. Следуя своему лукавому обыкновению, она присела в низком поклоне, чтобы дать кардиналу возможность полюбоваться грудью. Прелат выдержал паузу больше положенной, потом пробормотал слегка охрипшим голосом:
— Входите, герцогиня.
Катерина выпрямилась. Следуя приглашающему жесту унизанной кольцами кардинальской руки, она послушно уселась в обитое красным бархатом кресло перед письменным столом.
— Я осмелилась побеспокоить ваше преосвященство, так как узнала, что в город прибыл один из моих родственников. Я бы хотела попросить вас разрешить мне визит к нему. Речь идет о Франческо Марии Чибо, из Чибо Лигурийских.
— О, я с ним хорошо знаком, — ответил кардинал, соединив толстые пальцы. — Он женат на моей племяннице, Бьянке Виджери делла Ровере. Так он в городе? Где же он остановился?
— У философа Жюля Сезара Скалигера.
— И этого я тоже знаю. Он полупомешанный, хотя и слывет весьма образованным человеком.
— Мне неизвестно, как долго задержится здесь Франческо Мария. Он сопровождает некоего Гийома Постеля.
Лицо кардинала помрачнело.
— Постель? Я о нем слышал, и отзывы были далеко не лестные. Продолжайте.
Катерина продемонстрировала самую сияющую улыбку из своего арсенала.
— Умоляю ваше преосвященство отпустить меня в дом господина Скалигера повидаться с Франческо Марией Чибо. Торжественно обещаю вам вернуться не позднее двух часов. Большего я не прошу.
— И я не прошу лучшего.
Улыбка вернулась на лицо прелата.
— Как вам известно, ваш обвинитель Денис Захария бежал в королевство Наваррское, где, похоже, колдуны чувствуют себя как дома. Следовательно, главное обвинение против вас развалилось, и вы имеете полную свободу передвижения внутри городских стен. Скалигер, правда, обитает вне их пределов, но я закрою на это глаза.
— Если больше нет обвинений против меня, то почему я не могу пользоваться полной свободой?
Улыбка кардинала стала еще шире.
— Можете, но, как я только что сказал, внутри стен города. Дело в том, что вы должны еще пройти процедуру очищения.
Он взял со стола толстый том, который Катерина уже научилась сразу узнавать. Это был «Repertopium Inquisitorum»[12], книга под редакцией инквизиторов из Валенсии, без которой не обходилось ни одно заседание.
Кардинал привычным движением перелистал страницы.
— Вот глава, которая нас интересует: «Очищению подлежит тот, о ком идет дурная слава среди людей честных и почтенных, даже если эта дурная слава распространялась намеренно кем-либо из его врагов». Видите, герцогиня, здесь описывается как раз ваш случай.
Катерина слегка вздрогнула.
— И в чем же состоит это очищение?
— О, церемония очень проста. Надо предстать в том месте, откуда пришла за вами дурная слава, и перед теми, кто ее разделял. В вашем случае вы должны отправиться в Экс и принести публичное покаяние, получив таким образом прощение. Если я до сих пор не назначил церемонию, то только потому, что в Эксе могут еще питать к вам определенную враждебность. Есть риск, что из-за какой-нибудь горячей головы весь ритуал пойдет насмарку.
Катерина побледнела. Она только сейчас отдала себе отчет, что Антонио Галаццо делла Ровере держал ее дьявольской уздой. Как могла она появиться перед людьми, которых намеренно заражала чумой и которые засекли ее до крови, полагая, что засекли до смерти? Ясно, что в планы кардинала входило держать их с Джулией при себе, наслаждаясь прелестями младшей, а едва они надоедят — избавиться от обеих.
Катерина притворилась спокойной, но это стоило ей немалых усилий.
— Ваше преосвященство, я останусь в Агене столько, сколько вы пожелаете. Я всего лишь прошу разрешения повидаться с родственником.
— Я уже сказал вам, что с этим нет никаких затруднений. Только я тоже хочу попросить вас об одолжении.
— Я сделаю все, что пожелаете.
Катерина надеялась, что он не заметил охватившего ее отчаяния.
— Этот самый Постель — человек подозрительный, адепт каббалы и еврейской магии, и инквизиция давно за ним следит. Однако вплоть до последних лет он находился под покровительством нашего покойного короля Франциска Первого. Если вам удастся представить инквизиции улики, которые помогут облегчить его арест, то церемония вашего очищения сможет пройти лишь формально. Будет считаться, что вы выказали достаточно христианского рвения, чтобы уничтожить вашу дурную репутацию.
Катерина ни на миг не поверила этим обещаниям. Делла Ровере просто-напросто намеревался использовать ее в своих целях, не предлагая взамен ничего конкретного.
Но это обстоятельство ее не огорчило. Напротив, после слов прелата отчаяние сменилось эйфорией. Сам того не желая, делла Ровере помог ей наметить план, который одним движением позволял ликвидировать все препятствия на пути к Мишелю Нотрдаму, включая и самого кардинала.