Йеллоуфейс - Ребекка Ф. Куанг

никто, ни один любопытный родич через десятилетия не мог сунуть в них нос с целью вытащить то, что следует оставить в покое. Только нужно заставить ее думать, что эта идея исходит от нее самой.

— Но мне больше некому, — снова качает головой миссис Лю. — После того как ее отец вернулся в Китай, мы с Афиной остались вдвоем. — Она тихонько шмыгает носом. — Потому я и пошла навстречу людям из Марлина. Вы ведь понимаете: они, по крайней мере, избавили бы меня от этого.

— Я бы просто не стала доверять публичному архиву, — говорю я. — Еще ведь неизвестно, что они там обнаружат.

Глаза миссис Лю испуганно расширяются. Внезапно ее черты пронизывает тревожность; любопытно даже узнать, о чем она думает, но понятно, что лучше не совать нос в чужие дела. То, за чем я пришла, я уже получила. Пускай остальное доделывает ее воображение.

— О боже мой, — вновь выговаривает она. — Поверить невозможно…

У меня скручивает желудок. По ее лицу блуждает детская жалобная улыбка. Боже, что я делаю? Внезапно единственное, чего я хочу, — это убраться отсюда. Черт с ними, этими треклятыми тетрадями! Хрень какая. Поверить невозможно, что мне хватило наглости явиться сюда.

— Миссис Лю, я ни в коем случае не хотела на вас давить…

— Перестаньте. — Она со стуком ставит свою чашку на стол. — Да, вы правы. Выставлять душу моей дочери напоказ я не стану.

С осторожным выдохом я наблюдаю за ней. Неужели я одержала верх? Настолько просто?

— Если это то, что вы…

— Таково мое решение. — Она смотрит на меня чуть ли не с вызовом, словно я пытаюсь ее от этого отговорить.

— Эти блокноты не увидит никто. Ни-кто.

Я сижу у миссис Лю еще с полчаса, болтая о том о сем. Среди прочего рассказываю, как у меня шли дела после похорон. А еще о «Последнем фронте» и о том, как пламенно Афина вдохновила меня на работу и что она наверняка гордилась бы тем, что я написала. Видно, что миссис Лю это неинтересно — по рассеянному блеску глаз; по тому, как она трижды спрашивает, не хочу ли я еще чаю, хотя я уже сказала «нет», и видно, как она мучительно хочет остаться одна, но слишком вежлива, чтобы просить меня уйти.

Когда я наконец встаю, она смотрит на коробки в явном испуге от того, что может лежать внутри.

Следующие несколько недель я слежу за сайтом архива Марлина: нет ли там обновлений насчет коллекции Афины Лю. Пока ничего нет.

Приходит и уходит тридцатое января (именно в этот день блокноты и тетради должны были стать достоянием общественности). И вот при очередном просмотре сайта Yale Daily News я обнаруживаю, что изначальный анонс попросту удален, а его URL не работает, как будто этой истории никогда не существовало.

5

В ту среду у меня проходит первая видеоконференция с моей новой рекламно-маркетинговой командой.

Я так нервничаю, что меня подташнивает. Мой последний опыт работы с промоутерами был незавидным. Помню свои контакты с узколицей блондинкой по имени Кимберли, которая присылала мне вопросы исключительно от блогеров, у которых подписчиков можно было по пальцам перечесть. Когда же я запрашивала что-нибудь существенное — к примеру, освещение на более-менее раскрученном веб-сайте, — она отвечала: «Мы это рассмотрим, но все зависит от интереса». Кимберли, как и прочие, изначально знала, что шансы у моего дебюта нулевые. Просто стеснялась сказать мне это в лицо. В половине случаев она даже произносила мое имя с ошибкой — «Джейн» вместо «Джун». А при уходе от своего старого издателя я получила от нее отписку буквально в три слова: «Было приятно посотрудничать».

На этот раз все обстоит по-другому, и волна общего энтузиазма впечатляет. Эмили, которая отвечает за паблисити, и ответственная за цифровой маркетинг Джессика задают тон рассказом, как они обожают мою рукопись.

— Она просто источает солидность какого-нибудь более зрелого по годам писателя, — распространяется Джессика. — Думаю, она очень удачно впишется между историческим фэнтези, до которого падки женщины, и военной прозой, которая подходит мужской аудитории.

Я попросту шокирована. Похоже, Джессика действительно прочитала мою книгу. (Кимберли, та даже не догоняла, что именно я пишу: романы или мемуары.) Это во-первых.

А во-вторых, они знакомят меня со своей маркетинговой стратегией. Я поражена тем, насколько она всеохватна. Речь идет о рекламе на Facebook и Goodreads; возможно, даже на станциях метро, хотя неясно, обращает ли кто-нибудь нынче на нее внимание. Существенные средства вкладываются и в размещение на полках магазинов — то есть со дня выхода моя книга будет первой, что люди будут замечать, входя в Barnes & Noble по всей стране.

— Это стопроцентно будет книга сезона, — уверяет меня Джессика. — По крайней мере, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы это стало так.

Я теряю дар речи. Так вот оно каково — быть Афиной? Что тебе уже с самого начала внушают, что твоя книга будет иметь успех?

Джессика излагает маркетинговый план с указанием некоторых дат и дедлайнов, когда им понадобятся мои рекламные материалы. Наступает короткая пауза. Эмили пощелкивает кнопкой на ручке — чик, чик-чик. Чик, чик-чик.

— Итак, еще одно, чем мы хотели поинтересоваться. Насчет, э-э… позиционирования.

От меня, по всей видимости, ждут ответа.

— Ага… Простите, не совсем поняла?

Они переглядываются.

— Гм. Тут дело, в общем, в том, что действие романа происходит по большей части в Китае, — подает голос Джессика. — А учитывая недавние разговоры… Ну, сами понимаете…

— Культурная аутентичность, — присоединяется Эмили. — Не знаю, следите ли вы за некоторыми трендами в интернете. Книжные блогеры и аккаунты в Twitter нынче могут быть довольно… придирчивы ко всему…

— Мы просто хотим наперед застраховаться от любых возможных коллизий, — поясняет Джессика. — Или, скажем так, нестыковок.

— Я уйму времени потратила на исследования, — отвечаю я. — И, знаете ли, ничего не высасывала из пальца; это не та книга…

— Да, конечно, — мягко соглашается Эмили. — Но вы… то есть вы ведь не…

Наконец я улавливаю, в чем подтекст.

— Нет, я не китаянка, — коротко отвечаю я. — Если вы об этом. Это не «зов крови», или как там еще можно назвать. В этом какая-нибудь проблема?

— Что вы! Вовсе нет, просто мы прикрываем наш, так сказать, тыл. А вы не… еще кто-нибудь?

Произнося это, Эмили вздрагивает, будто спохватываясь, что ей не следовало этого озвучивать.

— Я белая, — холодно уточняю я. — Вы хотите сказать, у нас могут быть неприятности, потому что я написала эту историю, будучи белой?

Я моментально жалею, что так выразилась. Слишком прямолинейно, слишком уж в защиту; вся моя неуверенность