Невероятные приключения факира, запертого в шкафу ИКЕА - Ромен Пуэртолас

Скорее из профессионального долга, чем из подозрения, он остановил машину и пошел подобрать ее. Это были прекрасные концертные платья, очень привлекательные гарнитуры весьма откровенного нижнего белья размера 36, заставлявшие предположить, что на их владелицу смотреть довольно приятно.

– Что это такое? – спросил подошедший шофер такси.

– Не знаю, можно подумать, что кто-то свалил все это сюда, даже не глядя. А это все-таки красивые шмотки. Они принадлежат кому-то богатому, или важному, или и то и другое. Во всяком случае, наверняка женщине, и, должно быть, смотреть на нее довольно приятно, если хотите знать мое мнение.

– Куда идет этот багаж? – перебил Гюстав невозмутимо, как старый индеец-сиу, которого не сбить с толку парой трусиков. Он указал на сумки и чемоданы, которые продолжали продвигаться по конвейеру.

Сотрудник багажной службы подошел к проезжавшей мимо тележке и прочел надпись на прикрепленной бело-зеленой этикетке:

– FCO.

– FCO? – повторил Гюстав, не понимая, что это значит.

– Этот багаж направляется в аэропорт Фьюмичино, в Рим.

Когда двигатели уже работали на полную мощность, а самолет взлетел, Аджаташатру тут же понял: 1) он находится в самолете; 2) чемодан, в котором он спрятался, оказался не среди прибывшего багажа, как он полагал, а среди отправляемого.

Судьба человека, который раньше никогда не путешествовал, со вчерашнего дня явно наверстывала упущенное. Говорят, путешествия формируют сознание ребенка, но если судить по интенсивности путешествий Аджаташатру, то скоро он совсем впадет в детство, если шкаф или чемодан становится самым эффективным средством передвижения, чтобы сохранить состояние молодости. Но, учитывая усталость и боль в спине, не было очевидно, что такое возможно.

Он прибыл в Европу двадцать четыре часа назад, но ему казалось, что прошла вечность. Он уже побывал во Франции, в Англии и Испании. А вечером окажется где-то еще. Будда больше не удерживает его. Обречет ли он его стать беженцем поневоле на всю оставшуюся жизнь? Или на этот раз высадит на твердую землю? Непонятно.

Он только мечтал, чтобы этот самолет не летел в Новую Каледонию. Он не представлял себе, как можно провести следующие тридцать два часа, скрючившись в чемодане длиной 1,20 метра, имея в качестве пропитания только половину булочки.

По крайней мере, он не перевернут вниз головой. Вот это было бы невыносимо. Его положили набок, что само по себе удобно для спанья, хотя коленями он касался рта. Он надеялся, что этот чемодан не станет его гробом. Прекрасным гробом марки «Вюиттон».

Ведь если бы даже, в отличие от других индийских факиров, соблюдавших тысячелетнюю традицию кремации, он пожелал, чтобы его похоронили, то мечтал бы, чтобы это случилось как можно позже. За обедом он выразил свое желание Мари. Никогда не знаешь наперед, что случится. Вдруг, например, террорист, опоясанный взрывчаткой, разлетелся бы на тысячу кусков в кафетерии ИКЕА, а женщина уцелела бы, она могла бы озвучить последнюю волю бедного индийца.

– Я-то предпочла бы, чтобы меня сожгли, – сказала ему француженка. – Я ужасно боюсь очнуться в гробу.

– А очнуться в урне не боитесь? – возразил ей тогда факир.

Мысль о том, что он может умереть, не повидав Мари, стала мучительной для Аджаташатру. Он представил себе ее улыбку, ее красивые руки, лицо, как у фарфоровой куклы. Он дал слово позвонить ей, когда доберется до места назначения, где бы оно ни было.

«Позволь мне уцелеть, – молил он, – и я стану творить добро, стану благородным человеком».

А в эту минуту Будда ответил ему негромким лаем.

В том же отсеке находилась собака. Судя по ее жалобному поскуливанию, она не была постоянным клиентом компании, frequent flyer. [28]

Своими ловкими пальцами Аджаташатру вслепую нащупал замочек, который он защелкнул, закрывая за собой чемодан. Если он смог запереться изнутри, он сможет так же его открыть.

Через несколько секунд он вызволил свое тело из чемодана – так вылезает из кожуры перезрелый банан. К счастью, багажа в отсеке было не так много, и он сумел открыть крышку. Освободившись наконец, он минуту разминал ноги и растирал поясницу и икры. «Путешествия формируют сознание ребенка, – подумал он, – хорошо, если не деформируют». Оказаться в позе зародыша в чемодане после бессонной ночи, проведенной в камере задержания, – это, мягко говоря, не лучший способ сохранять здоровье.

Индиец выпрямился, но слишком низкий потолок, не приспособленный для людей высокого роста, вынудил его согнуться пополам. Он решил медленно, по-кошачьи, продвигаться к тому месту, откуда раздавался скулеж. Но продвигаться по-кошачьи к собаке – оригинально само по себе.

В отсеке было темно, Аджаташатру приближался наугад. Каждый раз, когда он натыкался на НИП (неидентифицированное препятствие), он отодвигал его в сторону или обходил, в зависимости от веса.

Скоро он оказался возле двух блестящих глаз, которые, не мигая, смотрели на него в потемках. Он очень любил животных. И не боялся их. Когда проводишь самые нежные годы в компании кобры, уже не боишься других животных, а тем более собаку, лучшего друга человека.

Аджаташатру сунул в клетку оставшийся у него кусочек булочки.

– Тихо-тихо, – все-таки сказал он на всякий случай, если животное предпочтет булочке человечину.

Тогда он почувствовал, как его пальцы жадно лижет длинный влажный и холодный язык, по фактуре напоминающий телячий эскалоп (то есть коровий, священное).

Грустные повизгивания смолкли. Кажется, собаку успокоил не столько кусочек булочки, сколько неожиданная компания.

– Ты не знаешь, куда мы летим? Потому что я даже представления не имею. Вообще не знаю, движемся ли мы на юг, север, восток или запад. Летим над морем или над горами. А потом, я тут не совсем легально. Во всяком случае, сомневаюсь, что испытаю здесь синдром страха, когда самолет снизит скорость или остановится. Ведь полиция в Европе не останавливает все же самолеты в воздухе, а?

Собака, которая была незнакома с темой, не ответила.

В темноте отсека все чувства индийца обострились, словно он по-прежнему был заперт в шкафу, как во время поездки на грузовике в Великобританию. И к его великому огорчению, обоняние обострилось тоже. Запах грязного животного щекотал ему ноздри, но он скоро понял, что запах идет не из клетки, перед которой стоял. Он шел от него самого. Если наш факир не был стойким к усталости, голоду и жажде, то на мытье это как раз не распространялось. Ему случалось не принимать душ неделями. Если за эти два дня у него не было возможности помыться, то за пять, предшествующих путешествию, он легко мог это проделать. Но уже давным-давно ему и в голову не приходило провести губкой по лицу. Последний раз вода лилась ему на голову во время дождя. Но в пустыне Тар дождь идет не часто, уж поверьте мне!

Сиддхартха Гаутама, Будда, целых семь недель медитировал под деревом бодхи. Разве он принимал душ?

Поскольку у него было время и никто не мог ему здесь помешать, Аджаташатру сел на металлическом полу в позе лотоса напротив блестящих глаз и начал медитировать о своей новой жизни – жизни благодетеля и порядочного человека, которая ждала его впереди. Он только что отдал булочку собаке, но разве этого достаточно, чтобы полностью измениться? Кому же он мог помочь? И как именно?

Факиру часто хотелось писа́ть.

Идей у него было предостаточно. Плюс богатое воображение. Возможно, его бурная жизнь тоже играла какую-то роль. Во всяком случае, это бьющее через край воображение хорошо помогало ему, когда речь шла о новых фокусах, чтобы сделать реальное нереальным, а возможное – невозможным.

Однако он никогда не переносил свои истории на бумагу. Переход к действию, видимо, труднее, чем он думал, и он всегда откладывал этот момент.

А может быть, этот день настал? А может быть, именно этой достойной и благородной деятельностью и следует заняться, чтобы начать новую жизнь – жизнь писателя? Разумеется, официально не признанного. Он не мог представить себя сидящим на тротуаре, с привязанной к спине пишущей машинкой, в ожидании, чтобы какой-нибудь прохожий заказал ему сочинить любовное письмо. Нет, у него были амбиции стать автором бестселлеров. Это было разумнее, чем танцевать фокстрот или стать жокеем. А если не получится, всегда оставалась возможность продавать в Париже Эйфелевы башни.

– Как ты думаешь, дружище? Смогу я стать писателем?

Собака пролаяла три раза.

Аджаташатру понял это как: «Думаю, это отличная идея, приятель, вперед!»

Итак, на обложке будет изображена старая желтая машина с надписью «Такси» по бокам, мчащаяся на полной скорости по улицам Нью-Дели. И два персонажа. Шофер, бородатый толстяк со взлохмаченными волосами. И молодой человек на костылях, который стремительно пересекает улицу перед машиной, несмотря на то что ограничен в движениях.