Ад — это вечность - Альфред Бестер

Гигантское помещение, нечто вроде картотеки. И снова Брафф испытал облегчение, что пугающая встреча немного откладывается. Помещение было круглым, как планетарий, и загроможденным огромной странной машиной, такой большой, что Брафф не мог поверить своим глазам. Перед ее клавиатурой высилось пять этажей лесов, по которым сновал маленький сухонький клерк в очках-бинокулярах, молниеносно нажимавший на клавиши.

Больше в качестве оправдания перед собой за оттягивание встречи с Папашей Сатаной, Брафф остановился понаблюдать за сопящим клерком, суетящимся у своих клавиш, нажимающим их так быстро, что они трещали, как сотня лодочных моторов. Этот маленький старикашка, подумал Брафф, трудится над подсчетами суммы грехов, смертей и всякой такой статистики. Он и сам выглядит суммой самого себя.

— Эй, там! — сказал Брафф вслух.

— Что? — без запинки ответил клерк. Голос у него был еще суше, чем кожа.

— Не могут ли ваши подсчеты подождать секунду?

— Простите, не могут.

— Остановитесь на минутку! — заорал Брафф. — Я хочу видеть вашего босса!

Клерк замер и обернулся, поправляя бинокулярные очки.

— Благодарю вас, — сказал Брафф. — Теперь послушайте. Я хочу видеть Его Черное Величество Папашу Сатану. Астарта сказала…

— Это я, — произнес старичок.

У Браффа сперло дыхание.

На неуловимое мгновение по лицу старичка скользнула улыбка.

— Да, это я, сын мой. Я Сатана.

И вопреки всему своему живому воображению, Брафф поверил. Он опустился на ступени, ведущие к лесам. Сатана тихонько хихикнул и тронул сцепление странной гигантской машины. Загудели дополнительные механизмы и клавиши машины с тихим кудахтаньем защелкали автоматически.

Его Дьявольское Величество спустился по лестнице и сел рядом с Браффом. Он достал излохмаченный шелковый платок и стал протирать очки. Он был всего лишь приятным старичком, дружелюбно сидящим рядом с незнакомцем, готовый болтать с ним о чем угодно.

— Что у тебя за дело, сын мой? — спросил он, наконец.

— Н-ну, Ваше Высочество, — начал Брафф.

— Можешь звать меня Отче, мой мальчик.

— Но почему? Я имею в виду… — Брафф в замешательстве замолчал.

— Я полагаю, тебя немного беспокоят эти небесно-адские дела, да?

Брафф кивнул.

Сатана вздохнул и покачал головой.

— Не знаю, что с этим и делать, — сказал он. — Фактически, сын мой, это одно и то же. Естественно, я поддерживаю впечатление, что есть два разных места, чтобы сохранять у людей определенные иллюзии. Но истина в том, что это не так. Я являюсь всем, сын мой: Бог и Сатана, или Официальный Координатор, или Природа — называй, как хочешь.

С нахлынувшим добрым чувством к этому дружелюбному старичку, Брафф сказал:

— Я бы назвал вас прекрасным старым человеком. Я был бы счастлив называть вас Отче.

— Очень приятно, сын мой. Рад, что вы чувствуете это. Вы, конечно, понимаете, что мы никому не можем позволить увидеть меня таким. Может возникнуть неуважение. Но с вами другое дело. Особое.

— Да, сэр. Благодарю вас, сэр.

— Бог должен быть эффективным. Бог должен вселять в людей испуг, понимаешь? Бога должны уважать. Нельзя вести дела без уважения.

— Понимаю, сэр.

— Бог должен быть эффективным. Нельзя же жить всю жизнь, все долгие дни, все долгие годы, всю долгую вечность без эффективности. Но эффективности не бывает без уважения.

— Совершенно верно, сэр, — сказал Брафф, но в нем росла отвратительная неопределенность. Это был приятный, но очень болтливый, несвязно бормочущий старичок. Его Сатанинское Величество был скучным созданием, совсем не таким умным, как Кристиан Брафф.

— Я всегда говорю, — продолжал старичок, задумчиво потирая колено, что любовь, поклонение и все такое… всегда можно получить их. Они прекрасны, но в ответ я всегда должен быть эффективным… Ну, а теперь, сын мой, что у тебя за дело?

Посредственность, с горечью подумал Брафф. Вслух он сказал:

— Истина, Отче Сатана. Я ищу истину.

— И что ты собираешься делать с истиной, Кристиан?

— Я только хочу знать ее, Отче Сатана. Я ищу ее. Я хочу знать, почему мы есть, почему мы живем, почему мучаемся. Я хочу знать все это.

— Ну, тогда, — хихикнул старичок, — ты на правильном пути, сын мой. Да, сэр, на совершенно правильном пути.

— Вы можете сказать мне, Отче Сатана?

— Минутку, Кристиан, минутку. Что ты хочешь знать в первую очередь?

— Что внутри нас заставляет искать недостижимое? Что это за силы, которые влекут и не дают нам покоя? Что у меня за личность, которая не дает мне отдыха, которая точит меня сомнениями, а когда решение найдено, начинает терзать по-новой? Что все это?

— Вот, — сказал Сатана, показывая на свою странную машину, — вот эта штуковина. Она работает всегда.

— Вот эта?

— Ага.

— Всегда работает?

— Пока работаю я, а я работаю непрестанно. — Старичок снова хихикнул, затем протянул бинокуляр. — Ты необычный мальчик, Кристиан. Ты нанес визит Папаше Сатане… живым. Я окажу тебе любезность. Держи.

Удивленный Брафф принял бинокуляр.

— Надень, — сказал старичок, — и увидишь сам.

И затем удивление смешалось. Когда Брафф надел очки, он оказался глядящим глазами вселенной на всю вселенную. Странное устройство больше не было машиной для подсчета общей суммы со сложениями и вычитаниями. Это был огромный комплекс поперечин для марионеток, к которым тянулись бесчисленные, сверкающие серебром нити.

И всевидящими глазами через очки Папаши Сатаны Брафф увидел, что каждая нить тянется к загривку существа, и каждое живое существо пляшет танец жизни по приказу машины Сатаны. Брафф взобрался на первый этаж лесов и нагнулся к самому нижнему ряду клавиш. Он нажал одну наугад, и на бледной планете кто-то оголодал и убил. Нажал вторую — и убийца почувствовал раскаяние. Третью — и убийца забыл о содеянном. Четвертую — и половина континента исчезла, потому что кто-то проснулся на пять минут раньше и потянулась цепочка событий, что аккумулировались в открытие и отвратительное наказание для убийцы.

Брафф отшатнулся от странной машины и сдвинул очки на лоб. Машина продолжала кудахтать. Почти рассеянно, без удивления, Брафф заметил, что огромный хронометр, висящий на вершине купола, отсчитал три месяца.

Это, подумал Брафф, призрачный ответ, жестокий ответ, и Существо в убежище было право. Истина — это ад. Мы марионетки. Мы немногим лучше, чем мертвые куклы на ниточках, притворяющиеся живыми. Наверху старичок, приятный, но не очень-то умный, нажимает клавиши, а внизу мы называем это свободой воли, судьбой, кармой, эволюцией, природой — тысячами фальшивых названий. Это грустное открытие. Почему истина должна быть такой дрянной?